— То есть с военной точки зрения лучшим временем будет второй квартал следующего года, — подытожил Блант. — Что скажет Гай?
— С финансово-экономической — тоже. К сожалению, кризисные явления нарастают и нет гарантии, что даже с государственной поддержкой нам удастся сохранить контрольный пакет акций Англо-Арабиан. Что это означает потерю контроля над добычей аравийской нефти, я думаю, вам объяснять не надо? — высказал свое мнение Бёрджесс.
— Неужели так плохо? — удивился МакЛин.
Бёрджесс лишь пожал плечами. Больше никто комментировать эту новость не стал, возможно потому, что для них она оказалось не новой.
— Полагаю, на первое место ставим «Наследника»? — спросил у всех Блант. Дождавшись одобрения от всех, он предложил высказываться по деталям. Первым рассказал о предполагаемой инфильтрации и подготовке к операции своей тройки исполнителей Филби. Потом он и дополнивший его предложения Маклейн описали предполагаемый план разжигания недовольства и создания предпосылок для вооруженного восстания в ряде провинций противника. Следом выступил МакЛин, предложив использовать в обоих случаях силы специального назначения армии и флота. Немного поспорив с Филби о необходимости такого открытого вмешательства, он неожиданно предложил привлечь к этой части плана и спецназ кузенов. Который не только поможет инсургентам, но и создаст дополнительное прикрытие участию в этом деле английских сил.
— Даже если они и попадут в руки русских, это всего лишь дополнительно охладит отношения кузенов с этими наглыми варварами. Которые слишком много возомнили о себе, — добавил он. — Русские уже настроены на мировое господство, и они стремительно приобретают средства, необходимые для становления в качестве самого могущественного имперского государства, которое когда-либо видел мир. Людям в Зимнем Дворце не нужно беспокоиться по поводу быстрой смены общественного мнения. Они выбрали пушки вместо масла, в то время как для нас почти все остальное важнее пушек[17]
С этим заявлением согласились все присутствующие и разговор вернулся в русло делового обсуждения сроков, сил и средств, включая финансовые, необходимых для выполнения планов.
Российская империя. Константинополь. Яхт-клуб. Сентябрь 1962 г.
Яхт-клуб в «Третьей столице Империи», располагавшийся недалеко от марины в бухте Стении, по роскоши отделки превосходил даже старейший и самый аристократический яхт-клуб в Петербурге. Построенный в середине тридцатых, он стал одним из символов укрепления империи после смутных времен. К тому же, по фешенебельности, Константинопольский яхт-клуб не уступал Санкт-Петербургскому. Одним из его членов числился сам наследник престола Константин. Ходили слухи, что яхты его интересуют только, как возможное место нескучного времяпровождения подальше от родителей и репортеров с готовыми на все друзьями и подругами. Но слухи так и оставались слухами. Тем более что законодательство империи интереса к личной жизни правящей династии не поощряло, а кроме «великокняжеского» городка в Охотске[18] существовали и другиеместа ссылки и каторги, по сравнению с которыми Охотск мог показаться курортом. Впрочем, у Яхт-клуба в Констнтинополе были и другие достопримечательности. Например, лучшая во всей империи французская кухня. Или две обзорные галереи, с которых открывался великолепный вид на море и окружающие районы. В первую галерею, называемую «гостевой» можно было попасть, кроме входа изнутри здания, поднявшись по внешней винтовой лестнице. В официальные дни отдыха, которых в Константинополе существовало три, в зависимости от религиозных взглядов работника[19], на нее допускались все желающие. Вторая, закрытая для всех, кроме членов клуба и их гостей, опоясывала крышу. И вид с нее, как говорили, открывался настолько изумительный, что никто из побывавших оторваться от его созерцания не мог. Может быть, так оно и было, но троих сидевших в креслах и попивавших аперитив господ этот вид нисколько не интересовал.
Они не торопясь потягивали охлажденное французское вино и беседовали вполголоса, не опасаясь прослушки. Здесь, в Яхт-клубе, это было невозможно даже теоретически. Ни жандармерия, ни Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии сюда доступ не имели по личному распоряжению еще Николая Второго. Никогда и никем, насколько было известно этим людям, не оспариваемому и не нарушаемому. Именно поэтому для встречи и выбрали здание Яхт-клуба. Тем более, что замотивировать поездку в Восточное генерал-губернаторство осенью легче легкого. Потому что все, у кого есть такая возможность, едут в это время сюда, чтобы погреться перед зимой на южном солнышке и поплавать в теплом море. У троих собеседников такая возможность имелась, так как все трое входили в десятку самых богатых людей Империи. Причем двое являлись финансистами — банкирами, а один — больше нефтепромышленником, чем финансистом. Хотя и банк в его промышленно-финансовой группе все же имелся. Впрочем, у банкиров также имелись неплохие доли в промышленных предприятиях, так как в империи занятия только финансовыми спекуляциями считались предосудительными и могли повлечь расследование налогово-финансового департамента полиции.
К тому же один из троих собеседников, одессит, считал некоторые дополнительные ограничения на лиц иудейского исповедания, работающих в финансовой сфере, самодурственной тиранией и антисемитизмом. Хотя эти ограничения вводились исходя из некоторых особенностей и предписаний той самой религии, адептом которой было все его семейство. К тому же, например, некоторые ограничения, накладываемые исходя из религиозных заповедей, налагались законом и на мусульманские и на христианские банки. Эти ограничительные законы, как ни удивительно, появились, были приняты и представлены на утверждение императора Государственным Советом. Причем появились без какого-либо вмешательства имперского правительства.
Впрочем, его взгляды разделяли исповедовавшие православие банкир и нефтепромышленник — мусульманин. Все трое собеседников с превеликим удовольствием работали бы по английским законам. Вот только император постоянно отказывается подписывать любой предложенный Госсоветом закон, если он «ухудшает положение подданных». Это при том, что существующее положение сильно, по мнению многих заинтересованных лиц, ухудшало положение банкиров, купцов и промышленников.
— … Меня смущают, господа, всего две вещи в столь превосходно задуманном деле. Это явное англофильство и слишком… рассеянный образ мыслей… Его Императорского Высочества, да дарует ему Аллах много лет жизни, — говоривший с восточной витиеватостью нефтяник поднял бокал с вином к глазам, любуясь сквозь него на солнце.
— Уважаемый Али-бей, вы совершенно, я бы даже сказал, абсолютно правы, — согласился с ним директор и совладелец банка «Братья Рябушинские», Владимир Владимирович Рябушинский. — Но именно эти… особенности характера и позволяют надеяться на успех нашего… «безнадежного», — банкир улыбнулся, тоном и жестом руки подчеркнув шутливый характер выражения, — предприятия. Как англофил, Его императорское Высочество высоко ценит порядки, принятые в Королевстве. И будет согласен на превращение Государственного Совета в настоящий Российский Парламент. А также на введение ответственного перед парламентом и обществом правительства. Что несомненно станет шагом вперед по сравнению с существующей средневековой по сути системой.
— Да, такие реформы принесут нашему государству несомненную пользу, — согласился третий собеседник, директор Коммерческого Варашавского Банка Ариэль Натансон. — Но, Б-г мой, я не вижу реальных возможностей воздействия на ситуацию, если кто-нибудь из свиты Его Высочества окажется противником этих весьма необходимых для процветания нашей… страны… реформ. И что мы таки будем делать?
— Вы, Антон Генрихович, напрасно переживаете, — улыбнулся Рябушинский. — И у вас, и у нас есть рычаги воздействия на советников Его Высочества. Только не говорите мне, — улыбка банкира превратилась практически в оскал, — что граф… не будем называть имена, не должен вашему «Обществу взаимного кредита»… вашему, вашему, не стоит отрицать всем известные вещи… должен столько, что расплатиться не смогут даже его внуки, которых у него пока нет, — на лице Рябушинского опять играла легчайшая благожелательная улыбка. Али-бей во время этого диалога с сосредоточенным видом вновь любовался переливами солнечного света в бокале. После чего поставил бокал на столик и негромко сказал.
