Играли они с азартом, хохоча и ругаясь. Прежде чем перемахнуть через наклонившегося товарища, они пытались дать ему здорового пинка.

Я дал им позабавиться несколько минут, а потом свистком созвал по местам.

— Стрелять будем только с самого близкого расстояния, — предупредил я, — так что думать об углах склонения и прочих премудростях нам не потребуется. Главное забросать их ядрами, прежде чем это успеют сделать они.

Вскоре рев орудий слышался уже со всех сторон. Неприятель палил с дальней дистанции, как и предсказывал О'Нил. Меня колотило от возбуждения. Я не мог дождаться минуты, когда мы сможем ответить им. Через ближний ко мне оружейный люк я увидел приближавшийся к нам огромный корабль. Его носовые орудия изрыгали огонь и дым. Он оказался чуть ли не вдвое больше «Грейс О'Мэлли».

Когда загрохотали бортовые орудия неприятельского судна, я понял, что оно приблизилось вплотную к нам они целили высоко, но мы услышали треск дерева с верхней палубы и стоны раненых. Я видел устремленные на меня в ожидании сигнала глаза людей. Я быстро подбежал к первому люку и выглянул наружу. Одна моя рука была поднята для сигнала. Я ожидал обещанного знака от капитана, но его не было. Может быть, я что-то напутал. Или капитан Слит забыл отдать соответствующие распоряжения? Но тут я увидел как перед отверстием мелькнула испачканная кровью рука и опустил свою собственную.

С ревом и грохотом, которые наполнили нижнюю палубу не мог бы сравниться самый мощный раскат грома. В густом дыму я едва мог разглядеть как откатились назад лафеты орудий и пушкари бросились вновь заряжать своих монстров. Я вернулся к своему люку и увидел, что наш залп проделал огромные дыры в корпусе неприятельского судна. Я хотел громко крикнуть об этом, но едкий, удушливый дым попал мне в горло, и я только и смог издать восторженный вопль. Но еще больше, чем ужасающий урон, который мы нанесли судну противника, меня удивило то, с какой скоростью его краснокоричневый корпус приближался к нам. Он целиком заслонил мне обзор. Я уже собирался подать сигнал для второго залпа, но тут оба судна с жутким скрежетом столкнулись бортами. Взмахнув обеими руками, чтобы остановить пушкарей, я, спотыкаясь в дыму, бросился к Генри Оджу.

— Они берут нас на абордаж»! — крикнул я.

Он замотал головой.

— Нет, нет, они ни за что не пойдут на абордаж! Они не рискнут схватиться с нами врукопашную. Это мы идем на абордаж. Пока мы не получили приказы, мы не должны покидать свои места.

До сих пор никто из нашей команды не получил даже царапины. Такая удача не могла продолжаться долго. Краем глаза я увидел, что парусина, закрывавшая самый дальний люк, загорелась. Полыхающий кусок материи упал через отверстие вниз, где стоял открытый бочонок с порохом. Я находился слишком далеко от этого места, но мой громкий вопль заставил Генри Оджа мгновенно обернуться. Перепрыгнув через находившиеся перед ним орудие, он метнулся к бочонку. Ему не удалось предотвратить взрыв, но его тело накрыло бочонок и отчасти погасило взрывную волну. Тем не менее меня сбило с ног, отбросило назад, и я споткнулся об орудийный ствол. Снова дым застлал воздух и ничего вокруг нельзя было разглядеть. Судя по жалобным крикам и стонам вокруг меня, я понял, что несколько человек ранены.

Когда дым рассеялся, мы увидели, что от бедного Генри Оджа ничего не осталось. Его буквально разнесло на куски. Палуба, грубый дощатый потолок и ближайшие орудия были покрыты пятнами его крови. Голова у меня так болела и кружилась, что я с трудом поднялся на ноги. И тут я увидел такое, от чего по спине у меня побежали мурашки. На лафете «Старины Боба», примерно в двадцати футах от того места, где произошел взрыв, я заметил какой-то странный черный шар. Ничего подобного видеть мне еще не доводилось. Я с ужасом заметил, что одна сторона этого предмета не такая черная как другая, а сам этот предмет своей формой немного напоминает человеческую голову. Что же, «Старина Боб», был любимым орудием Генри Оджа О'Нила, сына Брайана, сына Мануса, и где как не на лафете этой пушки было самое подходящее место для последнего успокоения того, что от него осталось.

Я не мог сдержать слезы и не желая, чтобы другие их заметили, забился в уголок, за одной из пушек. Острая боль резко пульсировала в висках и, стараясь облегчить ее, я прижался лбом к черному стволу. Все вокруг возбужденно делились соображениями о том, что сейчас происходит наверху и о том, какая добыча нас ждет. О погибшем пушкаре не было сказано ни слова, пока кто-то не заметил: «Думаю бедному Генри Оджу его доля добычи теперь уже не понадобится». Кто-то возразил: «Дома его ждут жена и ребятишки».

Я поднялся на верхнюю палубу как раз в тот момент, когда неприятель спустил флаг. Времени на все это ушло не больше, чем на захват «Ла Солдерины», но голова у меня болела так нестерпимо, что я не испытал ровно никакого торжества при виде наших людей во главе с капитаном Слитом, возвращавшихся на борт «Грейс О'Мэлли».

Клим шел следом за капитаном. Окружавшие гиганта матросы одобрительно хлопали его по спине. Было ясно, что мой приятель отличился и на этот раз. Камзол его превратился в лохмотья. Он махнул мне рукой и торжествующе подмигнул.

— Срезать абордажные крючья! — скомандовал Слит. — У нас нет времени. Посудина взорвется через несколько минут.

Приказ был выполнен мгновенно. Я спросил у матроса, стоявшего поблизости, как поступили с пленными. Он ответил, что их загнали в трюм и там заперли. Я изумленно уставился на него, не веря своим ушам.

— Ты хочешь сказать, — с трудом выговорил я, — что они взлетят на воздух вместе с судном?

— Разумеется. А что еще могли с ними сделать?

Я огляделся кругом, ожидая увидеть ужас, который испытывал, на лицах других. Однако это известие, казалось, ни в малейшей степени никого не встревожило. Я попытался прикинуть возможное число пленных. Вне всякого сомнения их было несколько сотен. Голова у меня заболела еще сильнее. Возможно ли было, что люди, бок о бок с которыми я жил и сражался, люди, к которым я привязался и начал уважать, могут проявить такую жестокость и хладнокровно уничтожить сотни беспомощных пленников.

— Но ведь это убийство, — в отчаянии выкрикнул я. — Капитан Слит, еще есть время снять их с корабля на шлюпках.

Никто не обратил на мои слова никакого внимания. Расстояние между двумя судами стало понемногу увеличиваться, но Слит продолжал нетерпеливо подгонять матросов. Когда мы отдалились уже на порядочное расстояние, капитан подошел и с вызовом взглянул на меня.

— Ну что, правду я говорил? Что делал бы Джон Уорд без Бэзила Слита и его молодцов — ирландцев?

— Это было великолепно, — ответил я, — но капитан, вы же не дадите этим несчастным погибнуть? Если вы прикажете спустить шлюпку на воду, я вернусь на судно и открою трюм. Пусть у них будет хоть какой-то шанс спастись.

Он смотрел на меня улыбаясь, но вид у него был немного озадаченный.

— И взлетите на воздух вместе с ними? Я думал, ума у вас побольше. — Неожиданно он рассердился. — Вы что, совсем разум потеряли? А что бы они с нами сделали, если бы одержали победу? Усадили бы нас за праздничный ужин и уложили спать на перины? Да мы бы и опомниться не успели как оказались бы в кандалах.

— Но нельзя же оставлять их умирать в этой крысоловке!

Он рассмеялся.

— А вы думаете, ваш капитан Уорд поступил бы иначе? Думаю, нет. — Он помолчал немного и взглянул на меня с профессиональным интересом. — Кстати сказать, вы и сами получили приличную царапину на память. — Мне и в голову не приходило, что я ранен. После взрыва на палубе я все время чувствовал, как по лицу у меня струится пот. Ничего удивительного в этом не было, так как жара царила несусветная.

Однако теперь, когда я провел ладонью по лицу, то увидел на ней кровь.

— Скоро нас атакуют другие неприятельские суда, — сказал Слит. — Займитесь-ка лучше вашей царапиной, а потом отправляйтесь на свое место, сентиментальный вы дурень.