— Не муррпропал, Ваше Величествоу…

— Господин кот сам ко мне пожаловали…

— …Если ход из Радинглена в Петербург отрезан…

…говорят — гляньте, мастер, дело неладно…

— …извольте мурррпроверить…

— …а сами от щепок-опилок отряхаются и шипят и шерсть у них дыбом…

На слове «щепки» Бабушка решительно встала и накинула капюшон:

— Идёмте.

Гарамонд аккуратно запер шкатулку на ключик, а ключик повесил на шею.

Снаружи по-прежнему сеялся дождь, качались на ветру вывески и блестели на мостовой лужи. Мурремурр брезгливо поднимал лапы и подергивал спиной. Гарамонд раскрыл над Её Величеством внушительный чёрный зонтик. Все четверо прошли по Флейтовой улице, на которой и располагалась Гарамондова лавка, свернули на Хрустальную, с неё — в проулок Трёх Удодов и очутились на берегу Оборонного рва. Неподалеку, шагах в двадцати, горбился Птичий мост, но Бабушка в ту сторону даже и не глянула. Она тихонечко позвала Бродячий Мостик.

Канал подернулся знакомым туманом. Мурремурр навострил уши, мастер Амальгамссен просипел: «Ну, елки гнутые! Ну же!», Гарамонд приложил палец к губам, и механик затаил дыхание.

Туман сгущался, но теперь он больше походил на дым. Мурремурр настороженно принюхался, а Гарамонд кашлянул. Да, пахло дымом — горьковато, как будто горела бумага. Бабушка глубоко вдохнула и шагнула вперед.

Доски Мостика, которые обычно дружелюбно поскрипывали, вдруг зловеще затрещали.

Амальгамссен не выдержал:

— Ах ты, песий хвост! — заорал он и ринулся в туман, за королевой с Гарамондом.

Летописец и Бабушка, хором кашляя от тумана и крепко держась за перила, стояли на середине Мостика, который опасно покачивался и проседал под ногами. И немудрено — теперь это была никакая не середина, а конец: Мостик упирался в глухую стену из неизвестного радингленским жителям материала. Бабушка, впрочем, сразу признала в нём тупой бетон, грубо покрашенный масляной краской в два цвета: снизу, где-то в рост принцессы Лиллибет, тюремно-зелёным, а остальное — больнично~белым.

Гарамонд выпростал из-под плаща руку, бесстрашно колупнул пальцем стену и, скривившись, сказал:

— Цвет выбран неудачно.

Чувствовалось, что сказать радингленскому летописцу хочется и много других слов тоже.

— Что ж это такое деется-то? — Мастер трясущимися ручищами ощупывал покорёженные перила Мостика и размозжённые в щепки доски. — Это как же понимать-то прикажете? — Амальгамссен выпрямился. — Вы вот что, Ваше Величество, отойдите-ка, а то уж больно опасно тут.

Бабушка слепо водила рукой по влажной твёрдой стене.

— Что ж, надеюсь, у Её Высочества хотя бы достанет благоразумия не выходить из дому, — полушёпотом произнесла она.

Амальгамссен шумно вздохнул, как голодный сенбернар, и многозначительно покосился на Гарамонда. Тот потупился, сохраняя каменное лицо. В благоразумие её высочества Гарамонду не верилось.

Лиза уныло побродила по квартире. Свет всё не включали. Свечка в зелёной розетке истекала восковыми слезами и оплывала на глазах, а есть ли ещё запасная — неизвестно. Дождь настырно барабанил в окно. Еды на столе и в холодильнике изрядно поубавилось, но спокойнее от этого не стало. И спать не хотелось решительно, а читать при свечке… читать и вообще не хотелось. Лиза попыталась включить радио, но радио на этот раз упорно молчало. В нём только что-то мерно и гулко тикало, будто вода капала из крана с большой высоты. «Метроном», — догадалась Лиза, и на душе у неё стало совсем тошно. На всякий случай она щелкнула кнопкой телевизора.

Экран засветился. Чудеса в решете — электричества-то нет! Впрочем, телевизор ничего толком и не показывал — на экране только шуршало и мельтешило, как будто внутри шёл густой мокрый снегопад. Лиза надавила одну кнопку на пульте, другую, третью — экран знай мерцал да мелькал.

В Бабушкиной комнате, выходившей окнами на улицу, что-то стукнуло — раз, и ещё, и ещё. Лиза вздрогнула, потом закусила губы, взяла свечку и пошла проверять.

Это была форточка — её распахнул ветер, который теперь метался по комнате, дергал занавеску и шелестел Бабушкиными бумагами на столе. Лиза поднялась на цыпочки, но не тут-то было — ветер тут же наотмашь ударил её в лицо мокрой ладонью. Пламя свечки шатнулось и чуть не погасло, а сама Лиза запуталась в занавеске. Наконец форточку удалось закрыть. К стеклу прилип жёлтый лист, а по карнизу что-то дробно стучало, будто горох сыпали. Похоже, там уже не просто дождь, но и град. Ещё новости!

— …сделаю всё от меня зависящее, чтобы город как можно скорее зажил нормальной жизнью, — заговорил где-то совсем рядом спокойный мужской голос.

Лиза подпрыгнула, будто её оса ужалила, и опрометью метнулась в кухню, потеряв тапочку.

В телевизоре мелькнули было какие-то знакомые лица, но тотчас пропали, и на экран выползла яркая заставка. Лиза ойкнула. На фотографии нарядная Паулина — утренняя Алина Никитична — сидела за изобильным столом и с милой улыбкой наливала чай из самовара, а поперёк змеилась надпись: «Все свои».

Вот это да! Лиза ощупью, не сводя глаз с телевизора, подтянула к себе табуретку и чуть не села мимо. Заставка исчезла, а вместо неё на экране появилась настоящая Паулина и ласково заговорила:

— Мы рады, что в этот непогожий вечер вы с нами, дорогие телезрители, — она уютно завернулась в малиновую шаль поперек туловища. — Напомню, сегодня мы работаем в прямом эфире, и, как всегда, у меня в гостях за самоваром собрались все свои. Внеочередной выпуск нашей передачи посвящен чрезвычайной ситуации, сложившейся в нашем любимом городе. Как вам, полагаю, известно, было принято решение о создании группы эзотерической поддержки…

Камера проехалась по ряду кресел, в которых солидно, но непринужденно сидели очень серьёзные дамы и господа, ничуть не похожие ни на каких колдунов и ведьм.

— … Магистр тайного ордена Прозорливых Николай Степанков, — представляла между тем гостей радушная Паулина, — почетный член Гейдельбергского общества парапсихологов Марианна Караулова…

Камера показала сначала неприметного толстячка с орлиным, однако же, взором, а затем светловолосую красавицу средних лет, немного похожую на секретаршу директора в Лизиной школе.

— И наконец, руководитель группы, — ворковала Паулина, — знаменитый целитель-экстрасенс, признанный эксперт в области паранормальных явлений, академик Академии Тонких Уровней Эдуард Хрустицкий…

Ух ты! Телевизор проворно продемонстрировал замершего в мягком кресле седогривого Хрустицкого, который был совсем не такой напыженный, как в школе. Ах, вот он, значит, кто такой!

— А на почетном месте во главе нашего чайного стола — блистательный заокеанский гость Виктор Изморин.

Камера наплыла на элегантного человека в чёрных очках. Гость мирно взял со стола чашечку и ласково улыбнулся в экран. От него веяло спокойствием. Лиза уселась поудобнее. И пальцы, которые вцепились в бахрому скатерти, разжались сами собой. Бывают люди, рядом с которыми исключены наводнения, землетрясения и войны. Их сразу видно. И к ним хочется держаться поближе.

— Слово вам, Виктор Александрович, — пригласила Паулина. — Напомню телезрителям: мы остановились на проблеме отмены фестиваля.

— Помилуйте, как можно! — горячо возразил гость. Он изящно отставил чашечку. — Мне странно это слышать. Ни о какой отмене абсолютно не может идти и речи, если только о непродолжительной задержке. Я превосходно понимаю, что молодым гостям фестиваля это может быть трудно…

Как-то он странно разговаривает, этот Изморин, мелькнуло в голове у Лизы. Но слушать и думать одновременно не получалось. А не слушать было никак нельзя.

— Я и сам не могу быть спокоен, пока жизнь не встанет на свои места, вещи не пойдут своим чередом… — Изморин замешкался. — Прошу прощения. Когда я волнуюсь, я могу делать ошибки. Меня давно не было здесь, я немного забыл русский. Но вспомню, — он снова улыбнулся, на сей раз застенчиво и смущённо. — Потом, у меня в этом городе много старинных друзей, я знаю, они сейчас нас смотрят…