Болан укрылся в густой тени деревьев, растущих прямо напротив особняка, и подумал, что неплохо было бы знать, что происходит там внутри. Во всех окнах дома горел свет, а на аллее вытянулась целая вереница автомобилей. Одна группа людей стояла на ярко освещенной террасе перед портиком, вторая, поменьше, возле машин.

Едва Джилиамо поднялся на террасу, как раздался удивленный возглас:

— Эй, Данно!.. Где ты был?

У подъезда завязался оживленный разговор, но до Болана долетали лишь отдельные слова, затем Джилиамо вошел в дом, а за ним потянулись и все остальные. Прошло несколько минут, и на террасу вышел человек, он закурил и что-то негромко скомандовал людям, стоявшим у ворот кованой ограды. Группа охранников тотчас же распалась, и каждый из них направился к своей машине. Человек на террасе бросил вдогонку еще несколько неразборчивых слов, и Болану послышалось: «Ворота! Ворота!»

Водитель головной машины побежал к воротам, распахнул их настежь и так же рысцой вернулся обратно.

Человек, стоящий на террасе, крикнул:

— Не беспокойтесь, ворота я закрою сам!

Колонна машин тронулась, и Болану пришлось отступить за деревья, чтобы не попасть в яркий свет фар. Машина свернула в сторону Пиккадили. Как только огни последней исчезли за поворотом, человек спустился с террасы и направился к воротам, но вместо того, чтобы закрыть, вышел на улицу, неторопливо прошелся вдоль ограды и, далеко отбросив окурок, огонек которого прочертил в темноте длинную красную дугу, тут же прикурил новую сигарету, позаботившись о том, чтобы высокое пламя зажигалки как можно лучше осветило его лицо.

Увидев знакомые черты, Болан почувствовал удовлетворение и прилив горячего дружеского расположения к этому человеку, поскольку перед ним стоял Лео Таррин, специальный агент ФБР, внедрившийся в руководящую верхушку мафии. Когда-то Болан поклялся убить этого маленького итальянца, который в свое время был одним из больших боссов Организации в Питтсфилде — родном городе Палача. Тогда их взаимоотношения позволили Болану войти в семью и тесно познакомиться со всеми тонкостями структуры и функционирования такого гигантского организма, как «Коза Ностра». Мак проводил все свое время с Таррином, и день ото дня ему все меньше и меньше хотелось убивать этого приятного человека. И, слава Богу, ему не довелось привести свой приговор в исполнение: Таррин несколько раз спасал ему жизнь, а в довершение ко всему, оказался еще и полицейским.

Болана глубоко взволновало появление человека, казалось бы, вернувшегося из темноты прошлого. Лео вел такую же опасную игру, как и он сам. Если бы Таррина заподозрили в дружеских отношениях с Палачом, его ликвидировали бы без долгих разговоров, что привело бы к провалу хорошо подготовленной полицейской операции, начатой более пяти лет тому назад и значение которой трудно было переоценить. С другой стороны, Болан не был уверен, что Таррин, испытывая серьезное давление, не принесет его в жертву ради конечной цели своего дела. Никогда не знаешь, что в голове у этих полицейских, даже самых лучших.

Однако Мак быстро справился со своими противоречивыми мыслями. Он передернул затвор «беретты» и, поймав патрон, вылетевший из эжектора, бросил его на другую сторону улицы, прямо под ноги Таррину. Тот оглянулся по сторонам, потом наклонился и подобрал патрон. Подбросив его на ладони, Лео спокойно перешел улицу.

Улыбаясь, Болан вышел из своего укрытия.

— Ты бы еще зажег неоновую рекламу, — с теплотой в голосе произнес он.

Мужчины обменялись крепким рукопожатием. Таррин протянул свою сигарету Болану.

— Я так и думал, что ты где-то рядом… Выходит, интуиция меня не подвела. Что ты сделал с Данно? Глядя на него, можно сказать, что он пережил пренеприятнейший момент своей жизни.

— Так оно и было. Каким ветром тебя занесло в Лондон?

— Я разыскиваю тебя, — просто ответил Таррин.

Болан рассмеялся.

— Мне это нравится! Наконец-то понадобились резервисты.

Таррин согласно кивнул.

— Ты только не смейся, — торжественным тоном начал он. — Я уполномочен принести тебе извинения.

У Болана глаза полезли на лоб.

— Что?! Извинения?.. — И он захлебнулся в беззвучном хохоте.

— Ты меня понял правильно. Они хотят мира.

— Ты хочешь сказать — моей смерти.

— Похоже на то, что они имеют серьезные намерения положить конец войне. Во всяком случае, мне так показалось. Но, думаю, у Стаччио есть некоторые сомнения на этот счет.

— Джо Стаччио, капо северной территории Нью-Йорка?

— Он самый. Он возглавляет делегацию, прибывшую для мирных переговоров, но боится, что другие капо на финише обскачут его. Ты же хорошо знаешь ситуацию: они никогда не доверяют друг другу.

— Да. Но какую роль в этом деле отвели тебе?

Таррин улыбнулся.

— Они еще не забыли, что ты был одним из моих людей. Поэтому у них возникла мысль, что я мог бы установить с тобой контакт. Кстати, ты знаешь, что сейчас я руковожу питтсфилдской организацией?

Болан хмыкнул.

— Мои поздравления! Это лакомый кусочек. Девками ты больше не занимаешься, а?

Таррин негромко рассмеялся и сделал рукой неопределенный жест.

— Чуть-чуть, да и то время от времени, — произнес он. — Даже если бы я хотел забыть их, мне не дадут отойти от этого бизнеса. Между прочим, мне дали новое прозвище, ты еще не слышал?

— Нет.

— Теперь меня зовут Лео «Котик».

— Тебе вполне подходит, — с легкой иронией заметил Болан.

— Скажешь тоже, — кисло ответил Таррин. — Ладно, лучше расскажи, как ты поживаешь. Только не о блицкриге, который ты здесь устроил.

— Я уже собирался вернуться в Штаты, — серьезно начал Болан, — но вдруг со стороны старой доброй Англии потянуло паленым, и прежде чем оставить Старый Свет, я решил взглянуть, что там происходит.

— А заодно сунуть кое-кому гранату под дверь.

— Возможно…

— Послушай, неплохо бы тебе немного поутихнуть. Английская полиция непробиваема. Ты помнишь Гарольда Броньолу?

— Это тот парень из Департамента Юстиции?

— Точно. Так вот, этот Броньола — лицо весьма влиятельное в администрации. Он никому не позволяет наступать себе на пятки, даже правоохранительным комитетам Сената. Он попробовал было замолвить за тебя словечко перед местной полицией. Бесполезно, приятель. Ему без всяких церемоний посоветовали проваливать к чертовой матери.

— А какое отношение к этому имеет Броньола?

— Ты прекрасно знаешь, как он к тебе относится. Он считает, что ты можешь оказать государству неоценимую услугу, это же мнение разделяет немало других высокопоставленных чиновников. Но он — представитель федеральных властей. Он мало что может сделать на местном уровне, особенно тогда, когда речь идет о твоих выходках. Броньола уже не один месяц пытается пробить брешь в отношениях с английскими коллегами и установить хоть какое-то взаимопонимание. Безрезультатно, полный провал. Я тоже ничего не могу сделать. Ведь, по идее, то, что здесь происходит, меня не касается, верно? А раз так, то, по мнению Броньолы, моя поездка подвернулась очень кстати: нам впервые удалось так близко подобраться к лондонскому филиалу Организации.

— Ты не почувствовал запаха?

— Какого запаха? — удивился Таррин.

— Такой, знаешь ли, легкий аромат гнили? Мне сказали, что если дело всплывет на поверхность, то здесь рухнут сами устои государства.

— Коррупция?

— Хуже. В глазах общественного мнения это станет новым делом «Профюмо», только раз в десять более тяжелым по последствиям.

— Черт!

— Может быть, именно поэтому Скотланд-Ярд не идет ни на какие компромиссы. Они, вероятно, кое-что пронюхали и теперь боятся, как бы дело не получило широкую огласку.

— Нет, не думаю, — поразмыслив, серьезно ответил Таррин. — Ребята из их уголовного розыска очень тщеславны. Им невыносима сама мысль, что весь этот бордель прихлопнешь ты, а не они.

— Ладно, оставим эту тему, — предложил Болан. — Чем я могу тебе помочь?