Eciton тарах. Одни фуражиры, гиганты в своем роде, — Eciton тарах, у которых большие рабочие достигают полудюйма в длину, — рыщут по лесу, выстроившись в колонну по одному. Деления на классы у рабочих нет, различие в размере очень велико — одни чуть не вдвое короче других. Впрочем, голова и челюсти всегда одинаковой формы, и размер их уменьшается постепенно, так что все рабочие в состоянии принять участие в общих трудах колонии. Главное занятие вида заключается, по-видимому, в ограблении гнезд крупного и беззащитного муравья другого рода (Formica): я нередко видел искалеченные трупы этих последних во власти Eciton, когда те двигались дальше. Армии Eciton тарах никогда не бывают очень многочисленны.

Eciton legionis. У другого вида — Е. legionis — рабочих, как и у Е.тарах, нельзя четко разделить на два класса, но муравей этот гораздо мельче: величиной он мало отличается от нашего обыкновенного английского красного муравья (Myrmiса rubra), с которым сходен также цветом. Eciton legionis живет на открытых местах и встречался мне только на песчаных кампу Сантарена. Поэтому движение их орд наблюдать много легче, чем у всех прочих видов, обитающих только в густых зарослях; кроме того, жало и укус его не так страшны, как у других видов. Армии Е. legionis состоят из многих тысяч особей и движутся довольно широкими колоннами. Будучи потревожены, они тут же нарушают строй и поспешно и грозно атакуют любое препятствие, равно как и других Eciton. Вид этот встречается не часто, и мне редко представлялась возможность наблюдать его повадки. В первый раз я увидел муравьиную армию вечером, на закате. Колонна состояла из двух верениц, двигавшихся в противоположные стороны: в одной веренице муравьи шли без всякой ноши, во второй несли изувеченные останки насекомых, главным образом личинок и куколок других муравьев. Я без труда проследил колонну до того места, откуда они перетаскивали свою добычу: то были низкие заросли; Eciton быстро двигались вокруг кучи опавших листьев; но так как быстро сгустились короткие тропические сумерки, а у меня не было ни малейшего желания ночевать в пустынных кампу, то я отложил дальнейшее исследование до следующего дня.

На другое утро не удалось найти ни следа муравьев в том месте, где я видел их накануне, и в зарослях вообще не было и признака каких бы то ни было насекомых; но ярдов за 80-100 я наткнулся на ту же самую армию, занятую, очевидно, таким же набегом, как накануне вечером, но требовавшим применения других инстинктов вследствие иного характера местности. На поверхности откоса рыхлой земли они рьяно рыли шахты, откуда с глубины 8-10 дюймов извлекали тела муравьев одного крупного вида из рода Formica. Забавно было видеть, как они толпились у входа в шахты — одни помогали товарищам тащить наверх тела Formica, другие раздирали их на куски, так как вес их слишком велик для одного Eciton; множество носильщиков хватало по куску и тащило вниз по склону. Разрыв совком землю около входов в эти шахты, я нашел гнезда Formica с теми личинками и коконами, которые захватывают Eciton на глубине около 8 дюймов под поверхностью. Как только я раскапывал землю, ретивые пираты устремлялись вниз и выхватывали муравьев из моих пальцев, так что я с трудом сохранил несколько целых образцов. Прорывая многочисленные шахты, чтобы добраться до своей добычи, маленькие Eciton разбиваются, по-видимому, на отряды: одна группа роет, другая уносит частицы земли. Когда шахты становятся довольно глубокими, роющим отрядам приходится вылезать наверх по стенкам всякий раз, когда нужно выбросить наружу земляной катышек, но работу им облегчают товарищи, стоящие у входа в шахту и освобождающие их от ноши, унося частицы — с явным предвидением, которое совершенно потрясло меня, — на расстояние от края норы, достаточное для того, чтобы частицы не скатывались обратно. Таким образом, представляется, будто всю работу выполняет разумное объединение множества ревностных маленьких созданий; но четкого разделения труда у них все-таки не было, потому что некоторые из тех, за чьим поведением я наблюдал, одно время носили катышки, другие копали землю, а вскоре все вместе принялись перетаскивать добычу.

Часа за два грабители обшарили все муравейники Formica, и я обратился к той армии Eciton, которая уносила изуродованные останки. В одном месте по склону откоса двигалось множество отдельных цепочек, но вскоре все они сходились вместе, составляя одну сплоченную широкую колонну, которая тянулась ярдов на 60-70 и заканчивалась у одного из тех больших термитариев, или холмов белых муравьев, которые сооружаются при помощи цемента и тверды, как камень. Широкая и плотная колонна муравьев поднималась по крутым склонам бугра непрерывным потоком; многие, шагавшие до сих пор без всякой ноши, теперь оказывали помощь товарищам, обремененным тяжелой кладью, и все вместе спускались в просторную галерею, или шахту, со входом наверху термитария. Я и не пытался добраться до муравейника, который, по моим предположениям, находился на дне широкой шахты, а следовательно, в середине основания каменного бугра.

Eciton drepanophora. Самые распространенные виды муравьев-фуражиров — Eciton hamata и Е. drepanophora, две формы, до того похожие одна на другую, что только при внимательном рассмотрении можно различить их; но армии этих видов никогда не смешиваются, хотя движутся в одних и тех же лесах, и пути их нередко скрещиваются. Два класса рабочих кажутся на первый взгляд совершенно обособленными вследствие поразительного различия между самыми крупными особями одного класса и самыми мелкими другого. Среди них есть пигмеи длиной не более одной пятой дюйма с маленькими головами и челюстями и гиганты длиной в полдюйма с головой и челюстями, чудовищно увеличенными, — и все это дети одной матери. Однако отчетливого разграничения между классами нет, существуют особи, связывающие между собой две крайности. Эти Eciton встречаются на лесных тропинках повсюду на берегах Амазонки и путешествуют густыми многотысячными колоннами. Бродя по лесу, всегда встречаешь какую-нибудь их колонну, и к ним-то, вероятно, и относятся истории, приводимые в книгах о Южной Америке, — о муравьях, очищающих дома от паразитов; правда, сам я ни разу не слыхал о том, чтобы они входили в дома: их опустошительные набеги ограничиваются лесной чащей.

Рис. Муравьи-фуражиры (Ecition drepanophora)

Когда пешеход приближается к веренице таких муравьев, его внимание прежде всего привлечет щебетанье и беспокойная суета небольших стай скромно окрашенных птиц (муравьеловок) в джунглях. Если же он непредусмотрительно сделает еще несколько шагов дальше, то наверняка попадет в беду — его внезапно атакует множество свирепых маленьких созданий. Они с невероятной быстротой взбираются вверх по его ногам, каждый впивается своими клещевидными челюстями в кожу, а получив таким образом точку опоры, подгибает хвост и жалит им изо всей мочи. Тогда человеку ничего другого не остается, как только спасаться бегством; если его сопровождают туземцы, они непременно поднимут тревогу, вскричат: «Тауока!» — и бросятся со всех ног к другому концу колонны муравьев. Упорных насекомых, прицепившихся к ногам, приходится отдирать одно за другим — задача, справиться с которой обычно удается, лишь разорвав муравья надвое и оставив голову и челюсть в ранке.

Назначение этих громадных муравьиных армий — грабеж, как и в случае Eciton leglonis, но, поскольку движутся они всегда в густых зарослях, за поведением их наблюдать не так легко. Где бы они ни проходили, весь животный мир приходит в смятение, и каждое существо стремится убраться с их пути. Но особая причина для страха имеется у различных бескрылых насекомых, например у крупных пауков, муравьев других видов, личинок мух и тараканов, гусениц и т.д., которые живут под опавшими листьями или в гниющем дереве. Очень высоко на деревья Eciton не взбираются и потому мало тревожат гнезда птиц. Образ действий этих армий, как установлено мной в результате длительного наблюдения, заключается в следующем. Главная колонна, в 4-6 рядов, движется вперед в определенном направлении, очищая землю от всех решительно животных — мертвых или живых, и посылая то и дело в стороны на кратковременные поиски по флангам главной армии более узкие колонны, которые, выполнив свою задачу, вливаются обратно. Если где-нибудь недалеко от пути муравьев встречается очень богатое (с их точки зрения) место, например масса гниющего дерева, изобилующая личинками насекомых, колона останавливается и у цели сосредоточивается могучее муравьиное войско. Возбужденные созданьица обыскивают каждую щелку и рвут на кусочки все крупные личинки, которые вытаскивают на свет. Любопытно видеть, как они нападают на осиные гнезда, устраиваемые иногда в низких кустарниках. Они проедают тонкий, как бумага, покров, чтобы добраться до личинок, куколок и свежевылупившихся ос, и режут все в клочья, не обращая внимания на разъяренных хозяев, летающих вокруг. Превратив добычу в кусочки, муравьи распределяют их между носильщиками, в известной мере учитывая тяжесть ноши: карлики берут самые маленькие куски, а наиболее сильные муравьи — малоголовые — самые тяжелые. Иногда два муравья объединяются, чтобы нести один кусок, но большие рабочие с их неуклюжими искривленными челюстями не в состоянии выполнять свою долю работы. Армии никогда не идут далеко по проторенной тропе, но, по-видимому, предпочитают густые заросли, где их редко удается проследить. Иногда я прослеживал армию с полмили или больше, но ни разу не мог отыскать муравьев, закончивших дневной путь и вернувшихся к своему муравейнику. Действительно, я ни разу не встречал муравейника: когда бы ни попадались Eciton, это всегда были муравьи, находившиеся в пути.