Однако для Горгаса Лордана они стали манной небесной. Поначалу он искал тут рекрутов для своей армии, поскольку именно в этом он больше всего нуждался; между тем здесь также имелись женщины, дети и старики, и они представляли собой ресурс, пренебрегать которым слишком расточительно — почти так же нелепо, как бросать хорошее поле из-за отсутствия мешка семян и нежелания пахать. Горгас взял на себя управление лагерем, провел инвентаризацию всего, что там имелось, и разработал наилучший способ применения того, что у него есть.

Благодаря его воображению и титаническим усилиям лагерь теперь было приятно посещать. Войдя в ворота (постоянно открытые, поскольку уже не требовалось держать голодающих недовольных взаперти, дабы они не пошли по дурному пути), Горгас миновал плац, где тщательно отобранные им инструкторы превращали взрослых мужчин в умелых и дисциплинированных воинов-лучников, и повернул на узкую дорожку; та бежала между длинными сараями, где работали женщины и дети, изготавливая вещи, в которых столь остро нуждался Банк.

В каждом сарае размещалась отдельная мануфактура. Сначала Горгас прошел мимо двери пошивочной мастерской, где производили форму и сапоги для армии, причем все самого отменного качества. За ней находилась фабрика кольчуг, где несколько сотен женщин, сидя на скамьях за длинными столами, скрепляли тысячи стальных колечек, из которых в итоге получались кольчуги; у каждой работницы была пара щипцов, чтобы брать и сгибать кольца, которые им подносили по десять тысяч в плотно сплетенных ивовых корзинах носильщики, весь день сновавшие между этим сараем и кузницей, где сотня наковален располагалась вокруг гигантского центрального горна; у каждой наковальни один кузнец плющил молотом раскаленный докрасна стальной брусок в проволоку, а второй наматывал ее на катушку, прежде чем разрубить вдоль, чтобы получилась очередная корзина колечек.

За кузницей находился перьевой сарай, где четыреста женщин и детей сортировали перья по размеру, разрезали их вдоль острыми ножами, расправляли и прикрепляли к древкам стрел при помощи сухожилий, смоченных клеем. Сами же древки изготавливались в следующем сарае, за столами с выдолбленными трехфутовыми желобками; в эти желобки работницы клали побеги кизила и тростника, из которых делались стрелы, и, выровняв поверхность, поворачивали заготовку на несколько градусов, пока в конце концов те не становились совершенно круглыми, прямыми древками одного размера и диаметра.

Всего в лагере было шестьдесят сараев, каждый из которых полностью удовлетворял потребности Банка в том или ином военном изделии, и все за ничтожную часть той цены, которую пришлось бы заплатить за эти товары на свободном рынке. Что же до работников, то они были сыты, одеты и заняты, вместо того чтобы бесцельно слоняться и голодать.

Горгас считал, что это его выдающееся достижение; и все благодаря здравому взгляду на проблему и пониманию скрытых возможностей.

Сегодня дело Горгаса касалось управляющего костяной фабрики. Каждая стрела оснащалась костяным кончиком, вырезавшимся по определенной форме, в котором с одной стороны просверливалось отверстие для древка, а с другой пропиливался желобок для тетивы. Проблема, которую Горгасу предстояло решить, заключалась в доставке кости. Сырье поступало со скотобойни, находившейся на другом конце острова; там забойщики отделяли кости от плоти, очищали и грузили на телеги (шесть повозок ежедневно, чтобы удовлетворить потребности фабрики); когда их привозили, кости сортировались по типу и размеру, распиливались на одинаковые кусочки, и зловоние от распиленных костей висело над всем лагерем. Несколько последних партий костей явно были плохо очищены. Управляющий фабрики подал официальную жалобу начальнику бойни, а тот обиделся и написал ответную жалобу касательно ошибочной погрузки фабричными возчиками костей и о ряде других недочетов в работе фабрики, что на самом деле его совершенно не касалось. Теперь управляющие друг с другом не разговаривали, поставки сократились всего до одной повозки, и производство почти остановилось, что в свою очередь влияло на работу четырех других сараев. С точки зрения Горгаса, это являлось еще одним примером того, как человеческие взаимоотношения вносят неразбериху.

Как выяснилось, слух о том, что Горгас Лордан приезжает наводить порядок, возымел поразительное действие на обоих управляющих; у них состоялась весьма продуктивная встреча по поводу возникшего недопонимания, и три огромные телеги с безукоризненно очищенными костями уже пробирались по узким переулкам к фабрике, в то время как обе стороны искренне отзывали свои жалобы и, демонстрируя добрую волю, всячески благодарили друг друга за сотрудничество. Горгас был в высшей степени доволен, поздравив всех с отличной работой, и воспользовался случаем, чтобы сделать внеплановую инспекцию — неожиданно большая честь, как поспешно заявил управляющий.

— Хотя все равно будет недовыполнение, — произнес Горгас, проходя между рядами скамеек. По обеим сторонам от него сидели человек двадцать детей, прилежно пропиливающих прорези в полуготовых костяшках. — Кстати, нельзя ли здесь что-нибудь сделать с освещением? Для тонкой работы темновато.

Управляющий кивнул секретарю, чтобы тот сделал пометку. Секретарь торопливо записывал, держа вощеную дощечку на левой ладони, — в нем сразу можно было узнать писца по мозолям на кончиках пальцев и по манере разминать кисти рук, когда он не писал.

— Полагаю, нам придется покрыть нехватку с помощью городских подрядчиков, — продолжал Горгас. — Размести заказы у обычных поставщиков и отошли накладные в мою контору. Я сам ими займусь.

Лордану не надо было оборачиваться, чтобы узнать, какое выражение появилось на лице управляющего; для него внешний заказ представлял собой одну из немногочисленных возможностей подработать несколько четвертаков на стороне, но только если накладные проводились через фабрику. Это условие прозвучало как выговор, а тон, каким оно было произнесено, содержал более чем прозрачный намек, что управляющий несколько зарвался.

— И если у тебя снова возникнут проблемы с поставкой, просто дай мне знать. В конце концов, мы все делаем общее дело.

Управляющий вежливо поблагодарил Горгаса за помощь, и тот заверил его, что это сущий пустяк.

— Собственно, — добавил он, поворачиваясь лицом к управляющему, — вот еще что. Когда будешь писать заявку, сделай заказ на… что, двенадцать дюжин? Да, пусть будет так… человеку по имени Бардас Лордан. Он живет в горах. Это мой брат.

Управляющий дважды кивнул и передал приказание секретарю, который уже записал его.

— Разумеется. Непременно. Внести его в список наших поставщиков?

Горгас немного подумал.

— Лучше сначала посмотри на качество его работы. Конечно, членам семьи время от времени надо помогать, но мы делаем это не ради спасения души. Впрочем, думаю, что все будет в порядке. Он хороший мастер.

Если управляющему и было любопытно, почему брат главного администратора (а следовательно, и самого директора) зарабатывает на жизнь ручным трудом среди гор, он этого не показал. Сам управляющий совсем недавно прибыл на Скону из Шастела в утлой протекающей лодке, не имея при себе ничего, кроме куртки и пары башмаков. Для управляющего главный администратор являл собой центр мироздания; это Горгас Лордан лично подписал договор, позволивший выплатить долг Фонду; а когда он, шатаясь, вышел из лодки в порту, один из клерков Горгаса встретил там его семью, отделив от толпы беженцев, которых вели в лагерь. Управляющий не имел понятия, почему для такой важной работы выбрали именно его и что от него в один прекрасный день потребуют взамен. Но причина не важна; важно то, что свой рабочий день он проводил в конторе за столом, в то время как люди ничем не хуже его, а может, даже и получше, давились от кашля в пыли и зловонии у распилочных станков.

— Хорошо, — сказал Горгас. — Думаю, с этим мы разобрались. Если возникнут какие-нибудь проблемы, ты знаешь, где я. — Он поглядел поверх рядов скамеек, слушая визг пил и скрежет напильников по кости, раздававшиеся со всех сторон. — Знаешь, все это производит приятное впечатление. Ты прекрасно поработал.