Оценить объем полученных Советским Союзом запрещенных к экспорту в СССР технологий крайне сложно. Хотя известно, что в результате совместной операции западногерманской контрразведки и ЦРУ в конце 40-х годов было блокировано 400 контрактов, арестовано 800 посредников и нанесен ущерб этому бизнесу — контрабандным поставкам технолоий и оборудования в СССР — в размере 800 миллионов марок. Хотя это была только вершина айсберга[465].

Порой с трофеями были связаны различные экзотические истории.

Например, по сообщениям красноярской газеты «Очевидец», в первой половине февраля 1945 года двое охотников нашли в якутской тайге в районе Верхневилюйска странную повисшую на дереве «конструкцию», представлявшую собой авиабомбу со стабилизатором и медным пропеллером, анероидным прибором для отцепки бомбы на заданной высоте, парашютом и термитными шашками для уничтожения всей системы.

Журналисты из Красноярска посчитали, что это была маленькая копия американских атомных бомб «Малыш» и «Толстяк», случайно сброшенная Соединенными Штатами на территорию Советского Дальнего Востока раньше, чем на Хиросиму и Нагасаки. Бомбу забрали органы НКВД и перевезли в Москву.

Американские ВВС в годы Второй мировой войны систематически бомбили позиции японцев на Курильских островах. Нередко их бомбы из-за ошибок в расчетах экипажей бомбардировщиков попадали и на советскую территорию. Так, только в июне 1944 года на побережье полуострова Камчатка было обнаружено 106 зажигательных бомб, 28 из которых оказались неразорвавшимися. Надписи на корпусах указывали, что они изготовлены в США. Кроме того, было отмечено несколько случаев, когда самолеты ВВС США сбрасывали бомбы в пределах советских территориальных вод. Одну из них какими-то неведомыми путями и занесло в якутскую тайгу.

С находкой двух сибирских охотников связана еще одна история, которая могла бы стать сенсацией.

В центральном архиве Министерства обороны имеется любопытный архивный документ, написанный от руки на японском языке:

«Радиограмма № 1074 от 27 августа 1945 г. От начальника штаба Квантунской армии. Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу срочно передать на сохранение в советское посольство. Отчет жду».

Радиограмму подписал генерал-лейтенант X. Хата — начальник штаба Квантунской армии, дислоцировавшейся на территории Маньчжурии. Но откуда генерал мог знать о существовании некоей третьей атомной бомбы и как смог отправить радиограмму в Токио, когда еще 20 августа город Чанчунь, в котором находился штаб квантунцев, был занят советскими десантниками?

Как выяснилось, центральной фигурой в этом деле явился оперативный офицер японского генштаба (так он обозначен в японских документах) подполковник С. Аса-эда, который прилетел в Чанчунь из столицы Японии накануне вступления в город советских войск с телеграммой генерального штаба, носившей в силу своего содержания сверхсекретный характер.

Документ содержал указания генштаба командованию Квантунской армии срочно начать переговоры с представителями Красной Армии о порядке капитуляции японских войск на материке. При этом генштаб и высшие чины армии считали целесообразным до окончательного решения совещания союзников — СССР и США — оставить без боя Советскому Союзу территории Маньчжурии, Кореи, Южного Сахалина, Северного Китая с Тянь-цзинем и островов Цусима и Сайсю, запирающих проход флота через Цусимский пролив. Как считали японские генералы, заняв эти территории, «Советский Союз будет иметь более выгодную позицию по отношению к американцам, оккупирующим собственно Японию. Кроме того, такое распространение Советского Союза предотвратит влияние американцев на материке, еще больше укрепит силу и мощь Советского Союза и его вес в международной политике».

Далее в токийской телеграмме отмечалось, что «генеральный штаб и высшие чины армии желают прекратить разоружение своих войск в Пекине и Тяньцзине американцами и „американизированными“ чунцинцами. Лучше пусть это сделает Красная Армия, к которой у японцев нет никаких враждебных чувств. Это мнение генштаба и высших чинов армии держится в секрете от военного министра, министерства иностранных дел и императорских кругов».

Следует подчеркнуть, что, по донесениям советской военной разведки, аналогичные планы территориальных уступок Советскому Союзу в обмен на его посредничество в мирных переговорах с США имелись в определенных правительственных кругах Японии еще в мае—июне 1945 года, то есть до вступления СССР в войну на Дальнем Востоке.

Задача же подполковника Асаэды состояла в том, чтобы подготовить благоприятные военные и политические условия для ускоренного продвижения советских войск на юг. Японские генштабисты тогда еще не знали, что зоны оккупации и боевых действий войск союзников уже были строго поделены на конференции в Потсдаме, и все попытки Москвы их изменить были решительно пресечены Вашингтоном. Неофициально, по заключению советской военной разведки, Асаэда должен был забрать из штаба Квантунской армии важные и секретные документы, которые бы, видимо, изобличали Японию и ее вооруженные силы в агрессивных намерениях по отношению к СССР.

Попав в оккупированный Красной Армией Чанчунь, оперативный офицер генштаба быстро выполнил стоявшие перед ним задачи и попросил у советского командования разрешение на вылет в Токио. Начальник 2-го управления ГРУ РККА генерал-лейтенант Ф. Феденко запросил по этому поводу решение Ставки Верховного Главнокомандования. Ответ пришел отрицательный. Тогда-то японцы, стремясь достичь цели любым путем, и пустили «атомную утку».

26 августа подполковник С. Асаэда попросил личной аудиенции у генерал-лейтенанта Феденко. Ожидая встречи с советским представителем в приемной, Асаэда как бы невзначай в разговоре с переводчиком Титаренко впервые изложил ему «сенсационное» предложение советской стороне забрать у японцев якобы неразорвавшуюся вторую атомную бомбу, сброшенную авиацией США на Нагасаки. Для этого необходимо было лишь слетать с ним на самолете в Токио до прихода туда американских войск. Японский генштабист охотно брался за проведение этой непростой операции. Для подтверждения своих слов Асаэда пригласил советских представителей связаться со столицей Японии по прямому проводу.

Решение передать бомбу Москве представитель японского генштаба аргументировал следующими словами: «…Если Америка будет обладать монополией на атомное оружие, то мы пропали: она поставит нас на колени, закабалит, превратит в свою колонию, и мы никогда уже не сможем вновь подняться. А если атомная бомба будет у них и у вас, то мы глубоко уверены, что в самом недалеком будущем Япония вновь поднимется и займет подобающее нам место среди великих держав».

В тот же день подполковника Асаэду принял Ф. Феденко. Судя по имеющимся документам, на встрече речь ни о какой бомбе не шла. Разговор касался только вышеназванных предложений японского генералитета об ускорении наступления Красной Армии на юг и выдаче разрешения оперативнику на вылет в столицу. Феденко запросил главкома советских войск на Дальнем Востоке маршала А. Василевского, не следует ли ему направить Асаэду на самолете к нему. Главком ответил: «Передайте Феденко, что с Асаэдой я встречусь 29—30, будучи в Чанчуне». Вот тогда-то, утром 27 августа в подтверждение мнимой подлинности своих слов об атомной бомбе Асаэда и X. Хата, очевидно, и составили заведомо ложную вышеупомянутую радиограмму в Токио.

По всей видимости, советское командование и военная разведка оперативно организовали проверку достоверности этой информации[466].

Часто новые образцы техники и вооружений добывали офицеры Советской Армии, участвующие в локальных конфликтах по всему земному шару. Фрагмент официального перечня стран, где воевали наши военнослужащие в период «холодной войны»:

«Боевые действия в Китае: с марта 1946 г. по апрель 1949 г.; с июня 1950 г. по июль 1953 г. (для личного состава воинских подразделений, принимавших участие в боевых действиях в Северной Корее с территории Китая);