Как только Эмбер раскрыла полог кровати, ее окликнула Салли.

— Доброго утра тебе, дорогая! — приветствовала она Эмбер. Потом подошла и поцеловала ее в щеку, не обращая внимания, какую физиономию скорчила при этом Эмбер. — Надеюсь, хорошо вы спалась! Льюк спал на сундуке в моей комнате, чтобы не беспокоить тебя, — Салли никогда прежде не вела себя так мило. Она повернулась к племяннику с улыбкой, как мать к ребенку в присутствии гостей. — Я правильно говорю, Льюк?

Льюк широко улыбнулся, именно так он улыбался, когда ухаживал за Эмбер. Она лежала на локте и кисло глядела на него. Она решила так или иначе получить свои деньги назад, но вид Льюка настолько взбесил ее, что она сразу забыла о своих планах и намерениях. Льюк пошел к ней все еще улыбаясь, но Эмбер наблюдала за ним с презрением и недоверием.

— Угадай, что у меня есть для тебя вот здесь? — он взял что-то с каминной полки и спрятал руку за спину.

— Не знаю и знать не хочу! Отойди от меня! — вскричала она, когда он попытался поцеловать ее, и натянула простыню на голову.

На лице Льюка появилось злобное выражение, но Салли подтолкнула его локтем, покачав головой. Он сел на кровать и осторожно протянул к Эмбер руку.

— Посмотри, курочка, посмотри, какой подарок я принес тебе. Господи, дорогая, ты же не будешь вечно сердиться на бедного Льюка, верно?

Она услышала, как он раскрывает коробочку, потом звон ювелирного украшения. Любопытство взяло верх, и Эмбер выглянула из-под одеяла. Льюк осторожно протягивал ей браслет с несколькими бриллиантами и рубином. Он продолжал уговаривать ее, но Эмбер глядела не на него, а на браслет.

— Поверь мне, дорогая, я сожалею о том, что сделал вчера. Но иногда, честное слово, на меня что-то находит, и я не владею собой. У моего бедного отца тоже бывали такие приступы. Вот, позволь, я надену это тебе на руку.

Браслет оказался очень красивым, и Эмбер, в конце концов, согласилась, чтобы Льюк застегнул его. Она понимала, что должна заставить его думать, будто он ей приятен, иначе никогда не вернуть денег. Поэтому она позволила ему поцеловать себя и далее сделала вид, словно это ей нравится

Эмбер испытывала презрение к мужу, что без труда могла бы обвести его вокруг пальца. Наконец она встала, оделась, они выпили по стакану эля с анчоусами. Льюк предложил Эмбер поехать вместе с ним в Панкрас и пообедать там в маленькой очаровательной таверне. Посчитав, что Льюк действительно сожалеет о том, что произошло, и что он снова влюблен в нее, Эмбер согласилась. Она надела плащ, а браслет оставила дома, потому что Льюк опасался разбойников. Они отправились.

Панкрас, маленькая деревушка на северо-западе, находилась в двух милях от «Розы и короны», или в сорока пяти минутах езды в коляске. Но не успели они доехать до Хай Холборн, как пошел дождь, хотя зима была сухая, теплая и пыльная. Через пятнадцать минут дорогу развезло, и воздух наполнился резким запахом помойки, особенно отвратительным от влаги. Раза два-три колеса застревали в грязи, и кучеру с лакеем приходилось вытаскивать карету ломом.

Эмбер еле переносила поездку в подскакивающей тряской коляске, без рессор, и она жалела, что не осталась дома. Но Льюк был весел и разговорчив, каким она не видела его уже давно, потому Эмбер старалась делать вид, что ей с ним хорошо. Он всю дорогу лапал ее, а Эмбер смеялась и отталкивала его руки, отнекиваясь тем, что карета может перевернуться, они вывалятся и все увидят, чем они занимались: прикосновение его пальцев вызывало у нее озноб омерзения.

Таверна оказалась маленькой и грязной, а комната, в которую их проводил хозяин, холодной и душной. Хозяин развел огонь, потом Льюк спустился с ним вниз, чтобы заказать обед. Эмбер стояла у окна и глядела на проливной дождь, на забрызганного грязью петуха, который величественно шествовал по двору, осторожно подбирая когти. Эмбер не снимала плаща: ее знобило, она чувствовала себя несчастной и угнетенной.

Обед показался ей паршивым: чуть подогретый кусок говядины, вареный пастернак, отварной бекон. Такая еда вызвала у нее отвращение, и она с трудом заставила себя проглотить кусочек, а Льюк, никогда не испытывавший никакого неудобства, ел с большим удовольствием, и густой терпкий соус стекал у него с подбородка. Он шумно облизывался, ковырял в зубах ногтями, сплевывал на пол, и Эмбер, у которой и без того еда стояла в горле из-за беременности, в конце концов почувствовала, что ее стошнит.

Не успел Льюк покончить с едой, как навалился на нее и стал стаскивать с нее одежду. Через секунду раздался стук в дверь, и хозяин вызвал Льюка. Ни слова ни говоря, тот оставил Эмбер в покое и вышел за дверь.

Минуту Эмбер лежала удивленная и испытывала облегчение, не понимая, что произошло. Потом неожиданно для себя разрыдалась от гнева, одиночества и омерзения. «Никогда, никогда не позволю себе этого, — думала она. — Ни за что, даже если он убьет меня!» Она каталась на постели и горько плакала, но в то же время ждала его возвращения.

Ждала она долго. Наконец встала, сполоснула лицо холодной водой и расчесала волосы. Куда же он ушел, и что так долго задерживает его? Но вообще-то ей было все равно. Потому что, когда он вернется, им надо будет возвращаться назад, а потом она до конца дня вынуждена будет болтать с Салли или, если Льюк останется дома, играть в ломбер или брелан, и она обязательно проиграет, оттого что они обычно жульничают, а она не знает, как именно.

Беспокойство Эмбер все росло, и ей в голову пришла мысль, что Льюк уехал в карете, а ее бросил. С него станет таким вот образом отомстить ей за пощечину. А у Эмбер не было с собой ни фартинга. Она схватила веер, муфту, маску, набросила на плечи бархатную накидку, вышла из комнаты и спустилась вниз. Хозяин сидел облокотившись на прилавок и разговаривал с каким-то незнакомцем в грязных ботинках, оба курили трубки и пили чай.

— Где мой муж? — требовательно спросила она, еще не успев спуститься с лестницы.

Они удивленно уставились на нее.

— Ваш муж? — переспросил хозяин.

— Ну конечно! Тот мужчина, с которым я приехала сюда! — нетерпеливо вскричала Эмбер и по дошла к нему. — Где он?

— Он уехал, мадам. Сказал, что вы леди, решившая убежать с ним от своего мужа, и попросил вызвать его в полвторого. Он уехал вскоре после того, как спустился сюда, он сказал, что вы заплатите по счету, — многозначительно добавил хозяин.

Эмбер в изумлении глядела на него, потом бросилась к входной двери и выглянула на улицу. Все верно — карета исчезла. Полная гнева и отчаяния, она кинулась к хозяину таверны:

— Я должна вернуться в Лондон! Здесь можно нанять лошадь?

— Нет, мэм. Почтовые кареты здесь не останавливаются. Обед стоил десять шиллингов и комната десять. Всего — один фунт, мэм.

И хозяин протянул руку.

— Один фунт! Но у меня нет фунта! У меня нет ни фартинга! О, черт его подери!

Ей казалось, что нет человека, с которым судьба обошлась так подло и который перенес столько страданий, сколько постоянно валится на нее с тех пор, как она перебралась в Лондон.

— Как же я доберусь домой? — снова спросила она, на этот раз просительным тоном. Ведь не могла же она идти пешком в такой ливень и по грязи.

Минуту хозяин молчал, потом наконец, поглядев на дорогую одежду, решил вопрос в ее пользу.

— Что ж, мэм, вы выглядите честной дамой. У меня есть лошадь, которую я могу вам одолжить, а сын сможет вас проводить, если по возвращении домой вы заплатите по счету.

Эмбер согласилась и с четырнадцатилетним сыном хозяина отправилась в путь на паре кляч, которых не имело смысла понукать или похлестывать из-за их почтенного возраста. Не было и половины третьего, но уже стемнело; дождь лил не переставая, не проехали они и четверть мили, как насквозь промокли.

Двигались в полном молчании. Эмбер стиснула зубы — ей было очень плохо из-за толчков в животе, одежда ее намокла, а волосы слиплись. Она проклинала Льюка Чаннелла и презирала его. Чем дальше они ехали, тем сильнее становились боли в животе, и тем сильнее она замерзала. Эмбер решила, что убьет его, и пусть за это ее сожгут заживо.