Нэн вышла посветить гостям, когда они спускались по лестнице. Эмбер подождала минуту-две.

— О! — вскричала она вдруг. — У меня остался веер леди Элмсбери! — И прежде, чем Рекс, перешедший в столовую съесть кусок пирога, успел предложить ей помощь, она выбежала из комнаты. Гости как раз заходили в карету. Эмили поднималась осторожно, оберегая живот. Женщины обменялись веерами, пошутили по этому поводу. И когда Эмбер повернулась уходить, она быстро оглянулась и шепнула Брюсу:

— Я приеду завтра в дом Элмсбери в восемь утра.

Брюс не успел ответить или возразить, как Эмбер уже подобрала юбки и взбежала вверх по лестнице.

Брюс с головой ушел в дела, у него не оставалось свободной минуты. Работы в порту было невпроворот: ремонт, очистка кораблей, пополнение провианта, наем новых работников и моряков, переговоры с купцами, которым он заказывал провиант. Многие купцы имели процент с капитала, вложенного в экспедицию. Каперские миссии представляли собой большое рискованное, но выгодное предприятие для всей страны; не только король и придворные, но и большинство деловых людей и многие лавочники кормились с этого опасного и денежного промысла, чаще всего путем финансового участия. Вечерами Брюс отправлялся в Уайтхолл, посещал там спектакли, играл в карты в Грум Портерз Лодж, принимал участие в нескончаемых балах и приемах.

Эмбер могла встречаться с ним лишь по утрам на один-два часа, приезжая в дом Элмсбери. И не каждый день, ибо Рекс, когда бывал свободен, ожидал, пока она приготовится к театру, и потом уходил сам. Пока у него не было ни малейшего подозрения, насколько она могла судить, насчет того, что Эмбер знала Брюса раньше или имела с ним связь после того ужина. И Эмбер принимала все меры, чтобы Рекс никогда ничего не заподозрил.

Снова и снова она просила Брюса взять ее с собой, но он неизменно отказывал, и никакие слезы, никакие мольбы не могли заставить его изменить решение. Эмбер привыкла к тому, что Рекса всегда можно было уговорить, поэтому упорство Брюса приводило ее в ярость.

— Я спрячусь на твоем корабле и поеду зайцем, вот что я сделаю! — заявила она однажды Брюсу полушутя, но уверенная в то же время, что в этом случае он не сможет ей помешать совершить задуманное. Ведь не выбросит он ее за борт.

— Когда найду, отправлю обратно, как бы далеко мы ни отплыли, — в глазах Брюса сверкнул опасный огонек гнева. — Каперство — это не игра в бирюльки.

Тревога Эмбер росла с каждым днем. Она понимала, что скоро они расстанутся, он уплывет надолго, возможно, на многие годы. А теперь они встречаются лишь на короткие час-два, и то украдкой. Ведь она хотела бы проводить с ним и дни, и ночи, и чтобы никто и ничто не мешало им. Наконец она нашла выход, столь простой и очевидный, что казалось непонятным, почему ей это не пришло в голову на несколько недель раньше. Они вместе поедут в деревню.

— А как же капитан Морган? — поинтересовался Брюс. — Он поедет с нами?

— Конечно же, нет, — рассмеялась Эмбер. — Да не беспокойся ты, я сама что-нибудь придумаю. Я знаю, что сказать Рексу, и он ничего не заподозрит. О Брюс! Ты поедешь со мной, да?

— Конечно, я хотел бы, моя дорогая. Но мне кажется, ты очень рискуешь при столь ничтожной награде. Ведь если он…

Но она быстро перебила его.

— Да нет же, Брюс, нет Я знаю Рекса лучше, чем ты, он поверит всему, что я ему скажу!

Брюс иронически улыбнулся:

— Дорогая, мужчины не всегда столь доверчивы, как считаете вы, женщины.

В конце концов, он согласился поехать с ней в деревню на пять-шесть дней после того, как он закончит все дела. Стало известно, что из Перу вышел испанский торговый корабль с грузом золота и серебра и возвращается домой. Брюс рассчитывал перехватить его в конце мая, а это значило, что ему следует выйти из Лондона в середине этого месяца.

Еще когда Брюс согласился взять ее с собой в Лондон, Эмбер решила, что это она смогла уговорить его. И до сих пор не осознавала, что он эгоист и ему безразлична ее судьба. Да, он предупреждал ее, но сам не был уверен, станет ли защищать ее от опасностей, которым она подвергала свою жизнь, или от ее собственного отчаянного легкомыслия.

Они отправились по главной дороге через Суррей в направлении побережья. В Лондоне шел дождь, он не переставал уже полтора месяца, поэтому ехали они медленно и часто останавливались, чтобы вытащить колеса из топкой грязи. Но загородный пейзаж был чудесен. Они проезжали по самому сердцу сельскохозяйственной Англии, где на невысоких холмах располагались процветающие фермы. Кое-где угодья отгораживались заборами, но такая практика еще не везде вошла в моду. Коттеджи и особняки строились из кирпича вишневого цвета, серебристого дуба в окружении больших красивых садов с зарослями фиолетовой и белой сирени, пурпурных роз.

Эмбер и Брюс сидели рядом, держа друг друга за руки и поглядывая в окна кареты. Они негромко беседовали, и его присутствие, как всегда, давало Эмбер ощущение уверенности, что так будет вечно, ей больше ничего не нужно от жизни, только он, его присутствие рядом.

— Этот вид напомнил мне о доме, — произнесла Эмбер, показывая на деревню, мимо которой они проезжали. — Я имею в виду Мэригрин.

— Дом? Не значит ли это, что ты захотела вернуться?

— Вернуться… в Мэригрин? Конечно же, нет! Только от одной этой мысли мне делается худо.

В первую ночь они остановились в маленькой гостинице, а так как дождь не переставал, они решили дальше не ехать. В комнате было тепло, уютно, кормили вкусно. Хозяин оказался ветераном гражданской войны; это был энергичный старик, который пользовался каждым удобным моментом, чтобы обрушить на Брюса нескончаемые воспоминания о принце Руперте и Марстонских болотах — Эмбер и Брюс были единственными постояльцами.

Но неделя, на которую Эмбер возлагала такие большие надежды, казалось, набирала скорость с каждым днем, драгоценные часы и минуты мчались все быстрее, ускользали из рук, а Эмбер пыталась удержать их, вернуть обратно. Ведь скоро все кончится — он исчезнет…

— О, ну почему, почему время проходит так быстро, когда хочешь, чтобы оно не спешило? — восклицала она. — Я мечтаю, чтобы часы остановились!

— Разве ты не научилась относиться осторожно к тому, что ты желаешь?

Они проводили дни в праздности, долго лежали по утрам и рано ложились спать по вечерам. За окнами шел дождь, а они сидели у огня, играли в карты: плут, веришь-не-веришь. Он неизменно выигрывал, и хотя Эмбер считала, что научилась ловко мошенничать, он всегда ее ловил на обмане. Если вечер выдавался хороший, как бывало несколько раз, они играли в кегли на лужайке перед гостиницей.

Они привезли с собой сына, а также Нэн и Теней. Брюс договорился с Элмсбери, чтобы они взяли малыша к себе в семью и воспитывали его вместе со своими детьми. Эмбер была счастлива, что Брюс с любовью относится к ребенку, которого она ему родила. Эта любовь порождала в ней надежду, что когда-нибудь Брюс все-таки бросит свою скитальческую жизнь и женится на ней или возьмет ее с собой в Америку.

До последнего дня она держалась своего решения не спорить с ним, но потом все же поддалась искушению сделать еще одну попытку отговорить его.

— Не могу понять, почему ты хочешь жить в Америке, Брюс, — и она, надув губки, добавила, прежде чем он успел ответить: — Что хорошего в той стране, ведь там ничего нет, только индейцы и чернокожие! Сам же говорил, что там нет городов таких, как Лондон. Боже мой, что ты будешь там делать? Почему бы не вернуться в Англию и жить здесь после того, как ты перестанешь заниматься каперством?

Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Они расстелили одеяло на траве под березой, и Эмбер села на него, сложив ноги по-турецки, а Брюс лег рядом на живот. Разговаривая, Эмбер не спускала глаз с ребенка, который отошел на несколько ярдов к пруду посмотреть на утят, что плавали у берега. За собой он волочил на веревке деревянную куклу. Эмбер только что предупредила его не подходить слишком близко к воде, но он так увлекся утятами, что не обратил внимания на слова матери.