– Уберите его от меня! Уберите! Джошуа! Убери его, Джошуа, муж мой! – кричала она, то складывая в мольбе руки на груди, то отшатываясь в безотчетном страхе.

Джошуа Консидайн был в отчаянии и не знал, что делать. Когда наконец его жена успокоилась, он упал перед ней на колени, стал целовать ее ноги, руки, волосы, произносил самые нежные слова, которые только мог изобрести в те минуты. Всю ночь он просидел возле нее, не выпуская ее рук из своих. Ближе к утру она проснулась и долго кричала и плакала в страхе, пока не убедилась, что с ней ее муж, который не даст ее никому в обиду.

Завтрак состоялся непривычно поздно. Джошуа принесли телеграмму, в которой его просили приехать в Уайтэринг, что лежал в двадцати милях от его дома. Он не хотел ехать, но Мэри чувствовала себя уже хорошо и просила его не беспокоиться за нее. Таким образом, еще до полудня он запряг лошадь в свой двухколесный легкий экипаж и отбыл в указанном телеграммой направлении.

Когда он уехал, Мэри, проводившая его до калитки, вернулась в свою комнату. К ланчу она не вышла, но когда пришло время пить дневной чай – чаепитие происходило всегда на живописной лужайке у ручья, под плакучей ивой, – она присоединилась к доктору, чтобы ему не было скучно. Выглядела она отлично, от вчерашней болезни не осталось и следа. После нескольких обычных фраз, она сказала Джеральду:

– Конечно, со стороны это все, наверное, выглядело глупо. Я имею в виду вчерашнее. Но, знаете, я действительно чуть с ума не сошла от страха! Я даже сейчас не могу об этом думать равнодушно! Мне... Я не хочу это так оставлять, поймите. Я должна убедиться, что предсказание – не более чем фальшивка. Я сама проверю все. Это ведь все неправда?.. – спросила она с мольбой в голосе у Джеральда. Тот еще раз имел случай подивиться легковерности женщин и их суевериям.

– Каков ваш план? – спросил он.

– Я сама пойду в табор и попрошу ту цыганку погадать мне.

– Великолепно! Решено. Я, конечно, пойду с вами?

– О, нет! Это испортит все дело. Она узнает вас и расскажет мне ту же чепуху, что и мужу. Я пойду одна. Сейчас.

И действительно, вскоре она собралась и ушла по пустоши к табору. Джеральд проводил ее немного, затем вернулся в дом и стал ждать.

Не прошло и двух часов, как Мэри вернулась. Она нашла Джеральда в гостиной, где тот читал, лежа на софе. Молодая женщина была смертельно бледна и находилась в состоянии крайнего возбуждения. Едва переступив порог комнаты, она в изнеможении опустилась прямо на ковер, и закрыв лицо руками только тихонько постанывала. Джеральд сразу же вскочил и пришел к ней на помощь. Ему потребовалось приложить огромные усилия для того, чтобы хоть как-то успокоить ее. Но она была еще не в состоянии говорить, и поэтому он вернулся к софе и стал терпеливо ждать. Прошло несколько минут, и стало видно, что Мэри наконец-то более или менее оправилась от своих переживаний. Она присела рядом с ним и стала рассказывать, что с ней произошло.

– Когда я пришла в табор, – начала она тихим голосом, – мне показалось, что там нет ни души – так было тихо. Я вышла к самому центру лагеря и вдруг увидела высокую женщину, не слышно подошедшую ко мне сбоку. «Звезды подсказали мне, что я вам потребуюсь», – сказала она. Я протянула ей свою руку и не забыла вложить в нее серебряную монетку. Она сняла с шеи какую-то позолоченную безделушку и положила ее рядом с монетой. Потом взяла ту и другую и выбросила их в ручей, вы видели его? Опять взяла мою руку и сказала: «Не вижу ничего, кроме крови, пролитой в результате злодейского преступления». Она захотела сразу же уйти, но я догнала ее и умолила сказать мне больше. Она несколько времени думала и потом продолжила: «Увы! Увы! Я вижу, как ты лежишь в ногах своего мужа и его руки обагрены кровью!»

Джеральду после этих слов стало сильно не по себе, но все же он попытался рассмеяться.

– Да уж, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Эта женщина помешалась на убийствах.

– Не смейтесь, – печально сказала Мэри. – Я не могу вот так просто сидеть сложа руки. – С этими словами она вдруг решительно поднялась с софы и вышла из комнаты.

Вскоре после этого разговора вернулся из своей поездки Джошуа. Он сделал свои дела и поэтому был весел и бодр. Ко всему прочему он проголодался, словно охотник после долгой засады на звериной тропе. Его настроение передалось жене, и она ни словом не упомянула о своем визите в табор. Джеральд также решил ничего не говорить. Словно по какому-то молчаливому договору они вообще не поднимали эту тему вплоть до вечера. Мэри, как уже было сказано, заметно приободрилась после возвращения мужа, но от Джеральда все-таки не ускользнуло временами появлявшееся на ее лице печальное выражение.

Наутро Джошуа проснулся необычно поздно и спустился к завтраку, когда у стола уже находились Мэри и Джеральд. Мэри встала рано и все утро работала по дому. Ее что-то волновало, и она то и дело бросала по сторонам тревожные взгляды.

Джеральд не мог не отметить, что за завтраком все немного нервничали. И дело вовсе не в том, что мясо было жесткое, а в том, что все ножи почему-то оказались совсем тупыми. Доктор был гостем в доме и потому считал нескромным говорить об этом вслух, но заметил, как и сам Джошуа с недоумением провел кончиком пальца по лезвию своего ножа. При этом его движении Мэри так побледнела, что, казалось, готова была упасть в обморок.

После завтрака все вышли на лужайку. Мэри задумала сделать красивый букет и попросила мужа:

– Нарви мне несколько чайных роз, милый.

Джошуа подошел к ближайшему кусту, который рос прямо у дома. Он попробовал сорвать цветок, но стебель был слишком упруг, и ему это не удалось. Он опустил руку в карман, где всегда лежал перочинный нож, но к своему удивлению его там не обнаружил.

– Дайте мне ваш нож, Джеральд, – попросил он. Но у его друга не было при себе ножа, и поэтому Джошуа вошел в дом и взял тот нож, что лежал неубранным после завтрака на столе в столовой. Джеральд наблюдал за Мэри, а та со страхом ожидала возвращения мужа из дома. Наконец тот появился на крыльце, раздраженно проводя лезвием столового ножа по ладони.

– Да что в самом деле приключилось со всеми нашими ножами?! Они все никуда не годятся!

Мэри быстро проскользнула мимо него в дом.

Джошуа стал пытаться срезать ветку с розой, как это делают деревенские повара с головами дичи, как школьники обрезают бечевку на куски. С большим трудом он все-таки справился со своей задачей, но только наполовину. Самые красивые розы цвели на прочных толстых стеблях и он никак не мог тупым лезвием взять их.

Чертыхаясь и проклиная вполголоса розовые кусты, он опять стал искать острый нож по дому. Безуспешные поиски вскоре надоели ему, и он позвал Мэри, а когда та пришла, объяснил суть проблемы. Вдруг он увидел, что с ней опять делается плохо, и неожиданная мысль появилась у него в голове.

– Ты хочешь сказать, что это ты сделала?.. – спросил он взволнованно.

Она не выдержала и вскрикнула в отчаянии:

– О, Джошуа! Я так боялась!..

Он побледнел и некоторое время стоял на месте, устремив на жену неподвижный недоуменный взгляд.

– Мэри! – воскликнул он наконец. – И это так ты мне доверяешь мне?! Не могу представить себе...

– О, Джошуа, Джошуа! – вскрикнула она с отчаянием в голосе. – Прости меня!..

Джошуа снова некоторое время молчал и затем сказал:

– Я тебя понимаю, Мэри. Давай покончим с этим сразу, а то мы скоро все сойдем с ума.

Он быстро ушел в гостиную.

– Куда ты?! – почти взвизгнула Мэри.

Джеральд знал, что Джошуа не верит ни на грош в суеверия жены и не может понять ее поступка с ножами, поэтому он не удивился, увидев, как Джошуа появился в дверях с огромным тесаком, который обычно лежал на столе у камина и который был прислан ему его братом из Северной Индии. Это был великолепный образчик холодного охотничьего оружия. Пакистанцы нередко пускали его в ход во время своих внутренних мятежей и бунтов. Разрушительная сила тесака была ужасной. Лезвие – бритва. Рукоять сделана большим мастером, так что при общей массивности оружие казалось легким в руке и удобным в бою. Умелый владелец с одного удара сносил им голову взрослой овце.