Едва завидев появившегося в дверях дома мужа, вооруженного ножом, Мэри страшно закричала и снова вернулась к состоянию почти истерики.

Джошуа бросился к ней на помощь, а увидев, что она падает, бросил свое оружие на землю и протянул к ней руки.

...Он опоздал всего лишь на секунду. Оба мужчины в ужасе вскрикнули, увидев, что Мэри, уже потерявшая сознание, упала прямо на открытое и страшное лезвие.

Подойдя ближе, Джеральд увидел, что, падая, Мэри инстинктивно все-таки закрыла свое тело от ножа, выставив вперед левую руку. Видимо, была задета вена, потому что кровь хлестала из раны свободным потоком. Перевязывая руку женщины, Джеральд обратил внимание все еще не пришедшего в себя Джошуа на то, что кроме разреза на руке от удара о лезвие сломалось обручальное кольцо.

Мэри сильно ослабела от потери крови и переживаний, и ее аккуратно перенесли в дом. Через некоторое время она встала и, оберегая перевязанную руку, вышла к мужчинам. Она улыбалась, и видно было, что все тревоги наконец-то покинули ее. Она подошла к мужу и сказала:

– Цыганка была необычайно близка к правде! Я бы никогда не поверила, если бы не испытала на себе!

Джошуа обнял ее и прикоснулся губами к перевязке на ее руке.

ВОЗВРАЩЕНИЕ АБЕЛЯ БЕГЕННЫ

Маленькая корнуоллская гавань Пенкасла вся сверкала под раннеапрельским солнцем, которое, казалось, теперь навсегда останется на небосклоне, оправдываясь за постоянный полумрак прошедшей зимы. Над туманной синевой неба и моря черной обрывистой махиной возвышалась скала. Вдали едва-едва виднелась полоска горизонта, разделявшая воду и атмосферу. Море было настоящего корнуоллского цвета: голубой сапфир, переходящий постепенно в синие тона, а под утесами, в смутно угадываемых бездонных глубинах – в изумрудные. Там, из крутых обрывов, каменными пастями ощерились пещеры и выбоины в скалах.

На склонах – пожухлая трава грязно-коричневого цвета. Кусты дрока с желтыми светляками цветов отливают пепельно-серым оттенком. Зелень густым ковром покрыла склоны холмов, утесы и скалы. На тех участках склона, где свободно гуляет штормовой ветер, кусты подрезаны словно ножницами садовника. Вообще эта местность, скалы, склон холма – темно-серая масса с желтыми пятнами – похожа на огромное доисторическое животное, спящее у моря вечным сном.

Маленькая гавань открывается на море заливом, зажатым между высокими утесами. В глубине его высится одинокая скала, изрытая пещерками и норками, продутыми ветрами. Это здесь море в штормовое время с грохотом выбрасывает фонтаны пены. Это здесь страшно воет ветер.

Неподалеку начинается река, вход в которую защищен справа и слева изгибающимися волнорезами. Они грубо сработаны из заросших водорослями плит, глубоко врезавшихся в море. Во время отлива вода здесь резко понижается, и со дна выступают обломки скалы, усеянные трещинами и норками, в которых прячутся крабы и омары.

На утесах и окрестных скалах установлены крепкие столбы, указывающие дорогу в гавань тем небольшим кораблям, которым приходится заходить сюда.

На глубине четверти мили внутрь суши поток реки слабел, и даже во время прилива, который достигал все-таки и этих мест, ничем нельзя было скрыть поднимающиеся со дна обломки скал. Здесь-то и были сооружены причалы для рыбацких баркасов.

По берегам реки на уровне высшей точки прилива выстроились дома местных жителей. Прочно и надолго поставленные коттеджи были окружены аккуратными и красивыми садами с редкими растениями, цветущей смородиной и красочным первоцветом. По стенам вьется плющ. Рамы окон и двери выкрашены в белое, к крыльцу ведут узенькие дорожки, мощеные светлым камнем. Перед входом стоят простоватые скамейки, вырезанные из местной породы деревьев, или просто бочки. Почти все окна заставлены горшочками и коробочками с декоративными цветами и луком.

По разные стороны речки, в домах, стоящих друг против друга, жили двое молодых людей. Двое молодых, привлекательных, с небольшим достатком людей, которые с самого детства десятки раз были друзьями и врагами. Абель Бегенна был по-цыгански смуглым, в чертах его лица проглядывались приметы древней финикийской нации. Эрик Сансон был полной противоположностью своему другу – светловолос и румян, отпрыск скандинавских кровей. С детства они всегда были вместе, во всех переделках и потасовках стояли друг за друга, работа, если они делали ее сообща, спорилась у них в руках.

Но большая трещина прошла между ними, когда оба они полюбили одну девушку. Сара Трэфьюзис, и верно, могла внушить к себе большие чувства: первая красавица во всем Пенкасле, руки которой мучительно жаждали и все же не рисковали добиваться все без исключения молодые люди в округе. Ведь ее любили Абель и Эрик – самые заметные и достойные женихи, равных которым не было. Одним словом, соперников у них не было... кроме них самих.

По всем законам человеческих отношений Саре нелегко должно было бы жить, ведь все окрестные девушки, не обладающие ее достоинствами, всегда смотрели ей вслед недружелюбно и завидуя. Двум молодым людям тоже пришлось много пострадать и потерзаться, ведь процесс ухаживания – даже если он по-деревенски простоват – дело долгое.

Прошел год, и обнаружилось, что два друга в равной степени сблизились с Сарой. Теперь их всегда можно было встретить на прогулке втроем. Саре это нравилось, так как она была тщеславна и очень легкомысленна. Она очень любила мстить своим недоброжелательницам следующим образом: выходить на прогулку, опершись справа на руку Абеля, слева – на руку Эрика. Проходящие мимо них парочки смотрелись бледно. Девушки готовы были сгореть от досады, видя, как их кавалеры вовсю смотрят на красавицу, шествующую в сопровождении сразу двух обожателей, да еще самых достойных во всей округе.

Наконец настала минута, которой Сара больше всего боялась и которую оттягивала до последнего – минута, когда она должна была все-таки сделать окончательный выбор между своими двумя обожателями. Они нравились ей оба, и могли составить счастье и более взыскательной девушке. Но она имела такой характер, что больше жалела о потерях, чем оценивала приобретения. Она мучилась необходимостью выбрать из них кого-то одного. Когда она думала о том, что расстанется с одним из них ради другого, тот сразу представал перед ней в совершенно новом свете: его многочисленные достоинства так и бросались в глаза. Она обещала каждому отдельно, что ответ даст в день своего рождения.

Наконец день этот, одиннадцатое апреля, настал. Обещания давались каждому в отдельности и задолго до срока, но они давались людям, которые имели хорошую память и одиннадцатое апреля считали решающим днем в своей жизни. Так что ранним утром в день рождения она заметила обоих, нетерпеливо прогуливающихся перед дверью. Они не разговаривали между собой и не доверяли друг другу свои надежды, а только каждый выгадывал момент получить ответ раньше другого, а при необходимости и поскорее устроить все приготовления к свадьбе. Когда началась любовь, дружба закончилась. Это был тот редкий момент, когда друзья страстно желали друг другу неудачи. Они смотрели друг на друга с явным недоброжелательством. Сара имела все основания быть счастливой, что ее так любят, но на деле ее даже раздражало, что оба они так неугомонны и настойчивы. Единственным ее утешением в те минуты было то, что она видела сквозь туманные насмешливые взгляды проходящих мимо девушек острую ревность, которая наполняла их сердца при виде крыльца дома Сары, охраняемого двумя самыми желанными молодыми людьми во всем Пенкасле для любой невесты.

Мать Сары по-своему смотрела на успех дочери у молодых людей. Это была самая обычная обывательница, исповедующая старые как мир корыстные идеи и цели. Свои выводы, которые она извлекала из ухаживаний за Сарой и которые высказывала ей при любом удобном случае в самых откровенных выражениях, заключались в следующем: Сара должна получить максимальную выгоду от обоих поклонников, при том, что выйдет замуж она, естественно, за кого-то одного из них. До поры до времени мать Сары держалась в тени, и ее планы были неизвестны женихам. Сама ее дочь вначале была возмущена замыслами и планами матери, однако Сара была девушкой хоть и своенравной, но безвольной и слабой, поэтому через некоторое время она согласилась с тем, что предлагала ее родительница. Она не удивилась, когда услышала за своей спиной шепот матери: