«И она предлагает сыграть еще четыре раза?! Из такого пропащего положения?! Соглашайся!»

«А кто вчера говорил, что воспользоваться подобным — бесчестно? — напомнил я юному пионеру его собственные слова. — По сути, она сейчас не в картишки перекинуться предлагает — пусть даже и с заманчивой ставкой! Просто готова от безысходности перед нами раздеться — а может, и не только — чтобы хоть так вернуть внимание!»

«Ну, да… — поник Младший. — Ты прав. От безысходности. Повестись на такое — это было бы подло».

— Давай как-нибудь в другой раз, хорошо? — аккуратно выговорил я вслух.

— Хорошо, давай в другой раз… — потеряно пролепетала отвергнутая девочка, отступая на шаг.

Тут из дверей библиотеки выплеснулся ручеек галдящих октябрят — и заструился между нами, отрезая друг от друга.

«Я же не виноват, что все забыл! — пробормотал Младший, оправдываясь не то передо мной, не то перед самим собой. — А сердцу не прикажешь!»

Вот только Яне нам этого было не объяснить.

Юг Московской области, 6 июня 1985 года

Лес на территории «Полета», особенно на ее периферии — позади жилых корпусов, у изолятора или по ту сторону футбольного поля — рос точно такой же густой и темный, что и за забором, но устраивать внеплановое отрядное мероприятие внутри огороженного периметра — это же не круто! Поэтому, заручившись согласием вожатых, место для вечернего костра второе звено выбрало подальше от лагеря — от северной калитки до него еще минут пять нужно было идти по извилистой тропинке. Там организаторы нашли небольшую полянку и положили на ней кружком бревнышки, чтобы на тех сидеть. Притащили пять ведер воды — пить и споласкивать руки. Принесли с кухни целый таз уже нарезанного черного хлеба, пачку соли и полмешка картошки. В общем, подготовились по полной.

В половине девятого вечера три остальных звена, ведомые Мариной, в предвкушении выдвинулись в лес. Вадим и «михеевцы» уже ждали нас на полянке, но костер пока не горел.

— Внимание! — провозгласил Ант, когда мы расселись по бревнышкам. — Объявляется конкурс! Кто сумеет разжечь костер с одной спички, будет объявлен повелителем — или повелительницей — огня! И получит на весь вечер вот эту прекрасную корону!

Со своего места поднялась Оля Парфенова и продемонстрировала всем оклеенный серебряной фольгой картонный венец — на мой взгляд, немного аляповатый, но народу, судя по всему, понравилось.

Пол-отряда, и мальчишки, и девчонки, потянули вверх руки, некоторые повскакивали на ноги:

— Я хочу! Я зажгу!

— Но будьте осторожны! — остановил вызвавшихся жестом Михеев. — Те, кто потерпят неудачу, станут рабами повелителя огня и, чтобы вновь обрести свободу, должны будут исполнить выкупной номер: спеть, станцевать или еще что-нибудь этакое сбацать!

Часть желающих тут же свой энтузиазм подрастеряло, но человек десять, включая Стоцкую, Трефилову, Толика Степанова и Санька Громова, по-прежнему рьяно рвались в бой.

Мы с Младшим не дергались: это было нашим совместным выбором. Не выказывала пыла и Яна — я как раз нашел ее взглядом: девочка сидела почти точно напротив нас, наполовину скрытая от нашего взора «шалашиком» будущего костра. Судя по беспорядочным взмахам руками, куда сильнее объявленного конкурса Казанцеву сейчас занимали надоедливые лесные комары.

— Товарищ Председатель Совета отряда, прошу! — несколько картинно обратился между тем Ант к Стоцкой, протягивая ей коробок спичек.

— А потему это она первая? — возмутилась Жанна Цымбаларь — из-за корректирующей «скобки» на зубах она заметно картавила, но, на удивление, это обстоятельство ее совершенно не смущало. — Я раньсе руку подняла!

— Такой вот у нас тут волюнтаризм! — осклабился на нее Михеев. — Кто все подготовил — тот и решает!

Тем временем Вика присела на корточки возле «шалашика», чиркнула спичкой, но даже не успела донести ту до торчавшего из-под полешек краешка бересты, как огонек предательски погас.

— Ах, какая досада! — показушно всплеснул руками Ант. — Пламя из искры не разгорелось — блистательная Виктория выбывает из числа претендентов на корону, и теперь ей лишь остается дожидаться, к кому в рабство она попадет! Может быть, ее госпожой — и повелительницей огня — станет наш признанный златоуст, мадмуазель Жанна? — забрав коробок из пальцев огорченной Стоцкой, Ант передал его, кажется, ничуть не обидевшейся на «златоуста» Цымбаларь.

На этот раз береста, вроде бы, занялась — но на том все и закончилось, больше никуда огонь не перекинулся и вскорости сгинул.

— Это все ветер! — буркнула девочка, возвращая коробок Михееву.

— Да уж, вихри враждебные веют над Жанной — и она тоже становится рабыней, пока никто не знает чьей! — притворно вздохнул Ант. — Тут уже не за корону пойдет борьба — куда большее на кону: две такие красавицы! — кивнул он на Стоцкую и Цымбаларь. — Ну, кто следующий попытает счастья? Сам бы попробовал — да мне нельзя, я — ведущий!

— Дай-ка я, — выступила вперед Трефилова, на мгновение опередив качнувшегося уже в том же направлении Громова.

— Держи! — щелчком пальцев Ант послал ей навесиком коробок.

Ловко поймав тот в воздухе, Инга приблизилась к «шалашику», оценивающе пригляделась к нему. Затем неспешно обошла будущее кострище по кругу, выискивая лучшую точку для поджога.

— Сразу видно профессионала! — с показным придыханием прокомментировал происходящее Михеев.

Тем временем Трефилова выбрала наиболее подходящее, по ее мнению, местечко, присела, а затем и вовсе опустилась на коленки. Поправила полешки, затем занесла руки с коробком и приготовленной спичкой чуть ли не внутрь «шалашика» и только там чиркнула. Вспыхнул огонек, тут же принявшийся разрастаться.

— Все равно погаснет! — предположила с бревна Кира Летунова.

— Не каркай! — сердито бросила ей Аля Авдеева.

Между тем пламя и впрямь почти опало. Подавшись вперед и почти дотронувшись губами до поленьев — а русыми волосами так точно их коснувшись — Инга принялась не то тихонечко дуть на угасавший огонек, не то что-то едва слышно ему шептать. И тот, не сразу, но снова начал расползаться — сперва по бересте, а затем по подложенным щепочкам. Послышалось характерное потрескивание — похоже, занялись и поленья.

Торжествующая Трефилова поднялась на ноги — у ее ног разгорался костер.

— Браво! — воскликнул Михеев. — Да здравствует повелительница огня!

Все дружно захлопали в ладоши.

— Ваша корона, повелительница! — Парфенова торжественно подала Инге картонный венец.

Трефилова величаво склонила голову — и распрямилась уже коронованной, чтобы получить новую порцию аплодисментов.

— Как вы распорядитесь своими верными рабынями, о, повелительница огня? — Ант подозвал жестом Вику с Жанной.

— А какие у меня варианты? — с улыбочкой осведомилась Инга.

— Любые, вы же у нас теперь королева!

— Э, речь, помнится, шла о песне или танце! — встрепенулась Стоцкая.

— Да, но решать повелительнице! — хмыкнул Ант.

— Могу спеть! — с усмешкой заявила Цымбаларь. — Песню! Залистную! Про коску!.. У ко-оски тетыре ноги! — затянула она тут же под дружный смех — ничуть, впрочем, не издевательский, скорее одобрительный. — Позади у нее длинный хвост! Но трогать ее не моги-и! За ее малый рост, малый рост![1]

Теперь захлопали уже ей.

— Мне кажется, Жанна успешно выкупилась из рабства! — отхохотавшись, заявил Михеев. — Но последнее слово, разумеется — за Ее Величеством повелительницей огня!

— Согласна, — смахивая выступившую от смеха слезинку, кивнула Трефилова.

— Тогда дело за Викторией! — бросил Ант.

— Я тоже спою, — улыбнулась Стоцкая. — Только можно Ксюша мне на гитаре подыграет? — кивнув на Оксану Гриценко, осведомилась она у Михеева.

— Не меня спрашивай — повелительницу! — заявил тот.

— Конечно, можно, — развела руками Инга.