И официальное расследование тоже ни к чему не приводило. Девица вот взяла и померла от остановки дыхания и от прекращения сердечной деятельности. Никаких следов уколов, в желудке — никаких признаков яда. Единственное, что может быть, — это отравляющее вещество в виде аэрозоля. Есть такие вещества. Но кто же будет его использовать на такую вот девчушку? Кому надо?

А может, ждали вовсе не ее, а губернатора? Очень может быть, что и так… Даже наверное так! Евгения пришла раньше, ее и пришлось убрать, а охотились-то вовсе не за ней. Тогда почему убийцы не дождались Простатитова? Наверное, испугались и убежали… Гм… А вы можете предложить более убедительную версию?

А может быть, это маньяки? Такие вот маньяки, со спецподготовкой, сбежавшие из органов с бутылочкой аэрозоля? Бред? Ну конечно бред, но ведь надо рассмотреть все версии.

Но не могла же она помереть сама? Нет, почему же, запросто могла! Такое редко, но бывает, тем более — весна, авитаминоз. Шла быстро, торопилась, волновалась, ну и не выдержало сердце. А следы, а труп, положенный в сугроб? Ну… Шли добрые люди, увидели, что падает, и положили в сугроб. Такие вот странные немного, может, невменяемые люди…

Круг явственно замыкался. Становилось ясно, что от официального следствия толку не больше, чем от Стасика и чем от козла молока.

И получается, что оставалось единственное возможное средство. Прямо скажем — средство последнее, страшное. На которое приходилось идти только потому, что не было другого выхода.

И Простатитов пригласил в «Кедры» еще одного нужного человека — Ли Феня. Отдаленный потомок корейцев, Ли Фень сумел стать директором, а потом и владельцем телестудии «Фенькино», не без помощи Карской управы. Должен он был управе ни много, ни мало, а 600 тысяч рублей и на крючке сидел прочно.

И для реализации задуманного оставалось только пригласить его к обеду и как можно дольше вести светскую беседу. Говорить о последних новостях, о смысле жизни и об НЛО над Карском. Говорить и наблюдать, как вертится Ли Фень, как вскидывает глаза, сопит, теряется в недоумении.

Ладно, пора и кончать…

— Ли Фень, у меня к вам предложение, — светски улыбнулся Простатитов.

— Я вас внимательно слушаю.

— Достаточно внимательно?

— Разумеется.

— Вы помните условие 11.4 в договоре?

Лицо Ли Феня погасло. Так гаснет фасад дома, если внезапно отключили электричество.

— Конечно. Немедленные выплаты.

— Нет, не совсем так. Вы не припомните формулировки?

— К чему это, Иван Валерьевич? Я помню главное. Деньги даются на три месяца. Управа имеет право продлить сроки, а может их не продлевать. Управа может меня разорить, если захочет. Вы хотите этого?

Ли Фень в первый раз поднял глаза от пола.

— Не прибедняйтесь, Ли, у вас совсем неплохие доходы… с нашей помощью.

— Неплохие. Но отдать долга я не смогу. Разве что постепенно.

— А почему бы вам не занять? У вас же есть богатые друзья.

— Кого вы имеете в виду, Иван Валерьевич?

— Того же Фрола.

Ли Фень подавился мороженым, замахал руками, замотал головой; он надрывался от кашля. Влетевшая прислуга била его по спине, махала полотенцами. Иван Валерьевич светски улыбался, помешивая кофе-гляссе.

Не без труда восстановилась тишина, прислуга заменила скатерть, и эту тишину нарушил именно Ли Фень:

— У вас, Иван Валерьевич, и шутки!

— А я вовсе не шутил. Есть мнение, что управе пора потребовать свои деньги. Я непременно к этому мнению присоединюсь, потому что деньги управе необходимы, уж простите, позарез. Но я к этому мнению не стану присоединяться, если вы устроите мне с Фролом свидание. Где, в какое время суток — безразлично. Если в течение недели вы устроите, я мнения не поддержу. Думайте сами.

— А если я откажусь?

— Тогда я разорю вас, чтобы прочим было неповадно. И начну искать другого человека, который выведет меня на Фрола.

Ли Фень кинул на него мгновенный взгляд. Моментальный пристрелочный взгляд, снизу вверх. С ним говорил какой-то совсем другой губернатор. Совсем не та размазня из «доблестной» комсомолии, которую несколько лет назад велено было выбрать в губернаторы.

Ли Фень позвонил через два дня.

— Иван Валерьевич? Это Ли Фень… Бога ради, нас никто не слушает?

— Конечно, нет. Да не тряситесь вы! Как не стыдно.

— В общем, я хочу взять у вас интервью. Согласны? Например, завтра в восемь? Время просто идеальное.

— Прямой эфир?

— Да. А потом…

— Я понял. Вроде бы ничего нет… Ну давайте, в восемь так в восемь.

— Вы согласны?

— Ну вы же специалист! Раз считаете, что в восемь лучше всего, так что мне остается делать?

И Ли Фень услышал в трубке серию коротеньких гудков. А что он запустил трубкой в стену и свалил весь аппарат на пол — так ведь этого никто не видел.

Здание телестудии «Фенькино» как будто специально предназначено для того, чтобы запутывать и сбивать с толку людей. Какие-то коридоры, комнаты с дырками в потолке и в стенах и без них, круговые переходы вокруг комнат, змеятся толстые кабели на полу и висят в комнатах, выходят из стен и уходят в стены.

И везде люди. Деловитые, активные, что-то тащат, везут на специально проложенных рельсах, ругаются, чинят, ломают. Трудно понять, куда надо идти, даже трудно понять, где находишься.

После интервью Простатитова повели куда-то вниз, по железной винтовой лестнице. Потом — в дверной проем без двери, через захламленную кабелями, каким-то железом комнату, в какую-то низкую металлическую дверцу, по темному коридору, снова через освещенную комнату, и он оказался в комнатке без окон, обставленной приятно и просто: круглый низкий стол, плафон дневного света сверху, мягкие низкие кресла.

— Прошу…

Простатитов остался один. Хмыкнул. Отступать, во всяком случае, поздно. Простатитов уселся в кресло, сунул сигарету в рот. И почти тут же в дверь вошел еще один. Вошел и остался стоять. Маленький, плотный, в кожаной кепке с помпончиком.

Несомненно, Фрол сто раз мог видеть Ивана Валерьевича по телевизору, его портреты в газетах и в книгах. Но вот так, вживе, видел впервые. А уж он-то про Фрола слышал куда как немало, но сам Фрол был и оставался для него смутной легендой. Человеком, о котором говорилось даже то, что никакого Фрола и в помине не существует. Фрол — выдумка, блеф, сказочный персонаж.

Два губернатора с интересом рассматривали друг друга — официальный и теневой. Они были очень различны, даже чисто анатомически. Плотный, маленький Фрол, коротко стриженый, в свитере, в старых ботинках. Крупный, холеный губернатор, с ухоженным мясистым лицом, в дорогом новом костюме.

— Желали видеть, ваше превосходительство?

— Желал, желал, Фрол Тимофеевич… Да вы присели бы, в ногах-то правды нет.

— Спасибо. — Фрол усмехнулся, аккуратно сел. — И не страшно вам со мною так встречаться?

— Представьте себе, нет. Последнее время мне гораздо страшнее в управе.

Фрол изобразил внимание и удивление.

— Вы ведь, наверное, знаете, недавно убили девушку, с которой я встречался?..

Голос Простатитова прервался на вопросительной ноте.

Фрол противно усмехнулся.

— Я, начальник, девок отродясь не резал. Если на меня повесить хотите, то зря.

— Фрол, вы зря пытаетесь говорить на жаргоне блатных. По всем отзывам, вы русской речью владеете не хуже меня. А встретиться я с вами хотел не для того, чтобы «повесить». Я надеялся, вы мне сможете помочь?..

Речь Простатитова опять закончилась вопросительной интонацией. Фрол метнул взгляд исподлобья, мгновенный, как выстрел.

— Чем? — тоже мгновенно, как выстрел.

Ваня набрал побольше воздуху. Ну вот и все. Уголовник не помог начать. Не дал красиво попросить, стал ломать, чтобы Простатитов унизился, просил в открытую. И теперь — все просто, все понятно. Сейчас ему или откажут, или… Вот сейчас. Прямо сейчас.

И как в омут головой:

— Я не знаю, кто убил мою девушку. Не знаю, зачем. Я прошу вас… Может быть, вы это знаете? Или вы можете узнать? — не выдержал, поторопился Ваня.