— То есть вы просите о задержании преступников, я правильно вас понял? — поинтересовался Евгений Михайлович настолько мягко и вежливо, что это просто пугало.

— Если это находится в вашей компетенции, то да.

— По факту мошенничества сделать ничего не могу. А вот разбойное нападение — это, знаете ли, факт, — развел руками Бортко с какой-то даже виноватой улыбкой. — Разбойное нападение, как я понимаю, должно было уничтожить лиц, посланных для проверки сообщения, и обеспечить возможность обмануть господина Тоекуду. Я правильно излагаю?

— Я тоже хочу сделать официальное заявление, — вмешался Михалыч.

— А почему это только вы?! — Такой прыти от Миши никто не ждал. — Тут всем есть что рассказать. Хотя бы как меня Акулов убивал и убить случайно не сумел.

— Это верно. Заодно дадите показания, как зарезали этого парня… Как его… И, кстати, господин Тоекуда, я ни одному человеку из агентства не дам никуда улететь, пока не получу полностью оформленного документа. Что же касается этих господ, посланных Чижиковым, и их… гм… гм… скажем, их коллег со спецподготовкой… Вот эти господа уж точно покинут сии места только в сопровождении моих людей и на моих вертолетах.

(К чести «чижиков» надо заметить, особого сопротивления они и не думали оказывать. Ермолов и Тарасюк пытались лягаться, скорее по природной тупости, чем рассчитывая отбиться, но их мгновенно усмирили.)

— А теперь покажите мне мамонта. — Бортко широко улыбнулся и стал сразу же лет на десять моложе и несравненно симпатичнее. — А то разговоров-то, разговоров… «Мамонты! Экспедиция!» А где они — мамонты да экспедиции?

— Экспедиция, по-моему, уже работает… — с улыбкой сообщил Тоекуда. — По крайней мере, судя по запаху, — добавил он.

Игорь и Андрей давно уже вскрыли мамонта практически наполовину. И теперь под их руководством трое парней кидали, найденными на чердаке зимовья лопатами грунт оформляя правильно раскоп.

Сами же ученые, заткнув носы клочьями ваты, измеряли мамонта и даже взрезали его громадное брюхо, стремясь дойти до внутренностей и подготовить их для изучения. Они были заняты, увлечены и деловиты.

— Да посторонитесь вы, — проворчал Игорь и тыльной стороной ладони как будто отмахнулся от Бортко с его людьми, и, что характерно, они послушно сделали шаг назад, пропустили Андронова.

— Господин Андронов, вас нельзя на минутку отвлечь?

Голос Бортко звучал необычно просительно.

Тот на мгновение остановился. Видно было, что в нем борются два чувства долга — члена экспедиции, который просто должен доводить до конца общее дело, и ученого, который тоже никак не может бросить начатое.

— Евгений Михайлович, я охотно вам дам показания, но если можно — попозже. Он ведь уже начинает гибнуть, вы же чувствуете, — выразительно потрогал Андронов свой собственный нос.

— Я улечу через два часа, — тихо напомнил Бортко.

— Тогда посмотрите на мамонта, каков он сейчас, — заулыбался Игорь. — Хотите фотографию на память — вы на фоне раскопки?

Бортко хотел, и Женя побежал за аппаратом.

— Это раз вы уже улетаете. А показания, если можно, я вам и в Карске дам. Договорились?

— Неужели вам не хочется ну хотя бы рассчитаться за все? Хотя бы за то, как вы сутки сидели в осаде? Вы ж, наверное, и выйти-то не чаяли.

— Не чаяли. И хуже всего были… Уж вы не обижайтесь, шеф, но хуже всего были псалмы, которые распевал Михалыч. А с жуликами вы уж сами возитесь, раз за это получаете жалованье. И вы тоже не обижайтесь: то, что мы здесь делаем сейчас, в сто раз важнее, право слово…

И действительно, кого могли волновать политические страсти 1901 года, когда был найден березовский мамонт? Был ли увлечен Кшесинской Николай II, когда кости и шкуру везли на санях из Якутска? Какой кабинет, сформированный какой партией был у власти в Англии 1909 года, когда в Британию пришел слух о затерянном мире, населенном динозаврами? Какой придворный интриговал против какого, с какой из фавориток спал какой король, когда яблоко упало на череп Ньютону? Яблоко мы помним, а вот как насчет королей? И фавориток, кстати говоря…

— Между прочим, Евгений Михайлович, если захотите тут у нас покопать, рабочие руки всегда нужны…

Бортко ухмыльнулся, задумчиво почесал голову:

— Вряд ли…

— Кстати, Михалыч, для вас поганое известие, кажется, кончик хобота уже подгнил. Не успели мы…

И тогда присутствующим был явлен еще один из многих образов Михалыча: перекошенный от ярости.

— Ну, если они думают, что это им пройдет даром…

— Вот чтобы не прошло, со мной надо дружить, между прочим!

— Вот мы вас и приглашаем! — тут же нашелся Андрей.

Шла рутина крупного задержания, сразу со многими фигурантами. Кого-то вели, а кого-то и тащили к вертолету.

Сотрудники «охранного агентства», осчастливленные, что пойдут свидетелями, собирались восвояси и дружно давали показания. Тоекуда за руку попрощался с Мишей и Васей. Миша почти всплакнул от умиления. Тоекуда знал цену воровской сентиментальности и как-то не очень вдохновился.

И занялся делом, волновавшим его больше всего последние недели: отвел в сторону Витьку Ленькина, а Мишу попросил быть переводчиком.

— Простите, Витька. Мамонт, которого я видел в фильме, — это он, я уже вижу. Но как же все-таки он шел? Я догадываюсь, но хотел бы услышать от вас.

С полминуты Ленькин переминался с ноги на ногу, сопел, стреляя глазками по сторонам. И наконец решился:

— Я расскажу. Но за это вы исполните одну мою просьбу. Идет?

— Если смогу.

— Вам это совсем даже нетрудно. А мне очень важно.

— Ну так что вы сделали с мамонтом?

— С самим мамонтом — ничего. Мы его сняли на видеопленку и поместили в компьютер.

— В смысле, поместили данные?

— Ну да. И стали оживлять. Что надо — я дорисовал.

— Применялись аниматоры?

— Конечно, и они. Но главное — я рисовал. Месяца два ничем другим не занимался. Всякие мелочи. Например, ну нет у него хвоста. То есть хвост есть, конечно, но он же под землей, не видно. Его надо рисовать. Потом я же не видел, как он ходит. Ну, смотрел фильмы про слонов и рисовал — как ногу сгибает, как ставит…

— Но я совсем не замечал, что фильм рисованный!

— Это и было самое трудное. Главная цель и была, чтоб ничего не заметно…

— Не сохранилось никаких материалов?

— Если и сохранились, только у шефа. Чижиков меня в подвале усаживал, в полной секретности. У меня даже ключа своего не было, он только сам меня приводил, сам уводил.

— Удивительно. Вы же очень талантливы, Витька. А работаете у Чижикова, чем-то совершенно несерьезным занимаетесь… Чуть ли не портфель за ним носите. Ваше место — в художественном кино, в документальном, в видеосъемках. Вам же везде будут рады, и будете иметь вы длинный рубль и длинный доллар. Чего вы у него сидите?

— Ну как же. Наука. Он обещал, кандидатом наук сделает…

— Если бы вы от него ушли, давно бы были кандидатом и кем вообще захотите. А что он сдержит обещание, вы верите?

— Не знаю. Но вы тоже обещали. Пожалуйста, возьмите меня отсюда!

Пожилой пацан даже ручки сложил молитвенно.

— Отсюда — это в Карск? Вы и так туда попадете.

— Нет, вы меня в Японию возьмите!

— Простите, но там много людей работают в цветном кино и, честное слово, не хуже…

— Ну так возьмите экспонатом!

— Кем-кем?!

— Ну вы же выставку делать будете. Про Сибирь. Ну так давайте, я у вас буду человек, которого зверолюди у себя держали… Как жену…

Пару минут Тоекуда обалдело таращился на Витьку: предложение было из тех, которые запоминаются.

— Уважаемый господин Витька. В этом предложении я не заинтересован: мне нужны подлинные экземпляры. Вот если поймаете Акулова, милости просим, и не сомневайтесь, я хорошо заплачу. Но в Карск вы полетите в вертолете со мной и с уважаемым господином Бортко. И если постараетесь, то можете пойти свидетелем.

— А я и есть свидетель, я и не стрелял даже.

— Почему?