Мне нравится как он смотрит на меня. С желанием. Похотью. Нетерпением. Я чувствую себя женщиной рядом с ним. Его маленькой женщиной.

Пока я дразню Давида, скользя ладонью вниз-вверх по члену, он стягивает с меня толстовку, опускает вниз чашечки лифчика.

С моего горла срывается хриплый стон, когда губы Давида впиваются в мою грудь. Он Он кусают и посасывает мои соски, грубо мнет ее руками, заставляя меня выгибаться дугой. Нам тесно на переднем сидении, но уже через несколько минут это не замечается.

Как хорошо что я одела спортивки. Стянуть их оказывается безумно просто и быстро. Пальцы Давида оказываются у меня между ног, растирая влагу у лона.

Я обвиваю руками его шею, прижимаюсь своей обнаженной грудью к его. Соски напряжены, между ног все горит. Я трусь о его пах и, кажется, могу кончить только от этого.

— А тебе уже можно? — внезапно спрашивает Давид, сжав руками мою талию. Все его тело напряглось, сдерживаться ни у него, ни у меня нет сил.

— Можно. Не волнуйся, — выдыхаю ему в губы.

Я не успеваю сделать вдох, как одним резким движением без промедлений он оказывается внутри меня. С горла срывается крик наслаждения. Он такой большой. Особенно это чувствуется в этой позе.

Он толкается в меня, а потом медленно выходит, продлевая агонию.

— Не думала что это может быть так, — шепчу в полубреду я.

— Как? — Давид одним резким толчком входит в меня и я вскрикиваю. Боль, граничащая с наслаждением. Как же хорошо.

— Так невероятно, — с трудом собираю мысли воедино, чтобы ответить ему.

Пошлые звуки заполняют салон автомобиля. А еще громкие дыхания и стоны. Нас хватает ненадолго. Я двигаюсь вверх-вниз на его члене, внутри меня все пульсирует. Я отдаюсь мужчине на переднем сидении автомобиля и мне это безумно нравится. А еще заводит. Кажется, Давид открыл во мне новый порок.

— Давай, детка, я сейчас кончу, — его пальцы с силой впиваются в мои бедра. А от осознания того, что Давид на пределе, все ощущения усиливаются и я чувствую как меня сотрясает оргазм.

Следом за мной доходит до вершины и мой муж. Резко выходит из меня и когда я беру его в руку, мощно изливается.

Я падаю на его грудь. Сил не осталось. В висках стучит, в ушах шум. Дышу тяжело, сердце стучит так, словно пробежала только что марафон.

Давид делает глубокий вдох и выдох. Все еще обнимает меня. Мы молчим какое-то время, приходя в себя.

А потом становится немного неловко. Страсть и желание проходят, наваливается реальность.

— Похоже, ты очень сильно соскучилась по мне, — Давид прерывает затянувшуюся тишину первым. Возвращает на место лямки моего лифчика и подает мне толстовку.

Я целую его в губы и перемещаюсь на пассажирское сидение, ударившись при этом головой о крышу внедорожника.

— Осторожней, — проводит рукой по моим волосам Давид. — Салфетки есть?

— Да, сейчас, — открываю бардачок и подаю ему пачку.

Давид приводит себя в порядок, мы синхронно пристегиваемся ремнями безопасности и возвращаемся обратно на оживленную улицу.

— Хорошо что нет пробок, я голоден как волк. Надеюсь, ты там побольше еды набрала, — усмехается он, прибавляя скорости.

Совсем скоро мы оказываемся перед серой пятиэтажкой. Я беру переноску со своим пушистиком, Давид наши вещи и своего Боцмана. У меня все еще коленки дрожат после секса с ним, а между ног до сих пор влажно. С трудом поднимаюсь на нужный этаж. Достаю из рюкзака ключи и открываю перед Давидом дверь.

Он проходит в коридор, кладет вещи на пол и щелкает выключателем.

— Игната нет, что ли? — оглядываюсь по сторонам, но ни обуви, ни верхней одежды мужчины не нахожу.

— Он уехал утром. Мы с ним разминулись, — поясняет Давид, а я сама не замечаю как выдыхаю от облегчения.

Мы снова вдвоем. И никаких чужаков в нашем личном раю.

— И очень хорошо что его нет, мы можем продолжить то что начали в машине, — плотоядно усмехается Давид, снимая с себя верхнюю одежду.

— А как же еда? Ты, кажется, был безумно голоден, — выгибаю бровь, сама же делаю несколько шагов назад, призывно смотря на него и снимая с себя одежду, в предвкушении нового секс-марафона.

— Еда подождет. У меня есть куда более важные вещи, — звенит пряжка ремня, Давид наступает. Через мгновенье я снова оказываюсь в его объятиях. И мне безумно хорошо. Невероятно.

На следующий день, к моей радости, у Давида выходной. Я уговариваю его пойти со мной в мастерскую, ведь обещание подумать не значит отказ. Завтра я улетаю, а так хочется побольше времени провести вместе.

Мы поднимаемся по ступенькам и уже перед дверью мне становится неловко. В прошлый раз я решила что умираю, поэтому мне было почти все-равно что он смотрел на мои картины, а вот сейчас у него будет время рассмотреть каждый уголок моего мирка. И очень волнительно будет узнать нравится ему или нет.

Давид перехватывает у меня связку ключей, открывает передо мной дверь, пропуская внутрь.

Я кладу свой рюкзак прямо на пол, спешу прикрыть тканью холст, над которым работала в последние несколько недель.

— Давно ты этим занимаешься? — расстегивая молнию ветровки, интересуется Давид.

На улице во всю уже разошлась весна. Еще немного и о верхней одежде можно забыть.

Я пожимаю плечами.

— Не помню точно. У меня мама хорошо рисовала, от нее передалось.

— Мне что делать нужно? — остановился он посреди комнаты, оглядываясь по сторонам.

— Для начала — раздеться, — с вызовом смотрю на него.

— Прости, солнце, но у меня есть правило — никаких моих обнаженных фоток. И, думаю, к живописи это тоже относится.

Я хмыкаю.

— Я я как чувствовала, что ты окажешься таким стесняшкой, — шучу, возвращаясь к своему рюкзаку. — Вот, одень их, только пуговицу не застегивай. И для изюминки образа лучше чтобы под низом не было боксеров.

Я бросаю ему камуфляжные штаны, на что его бровь удивленно ползет вверх.

— Ты украла мою форму?

— Одолжила. Переодевайся, а я пока подготовлю все.

Давид без лишнего стеснения стягивает с себя всю одежду. В голову даже мысль закрадывается: а может ну его, эту живопись. Есть более приятные способы проведения времени вдвоем. И муж, кажется, думает о том же. Потому что стоит ему потянуть вниз резинку боксеров, как его привставший член демонстрирует все что он думает о моей идее с картиной.

Я сглатываю собравшуюся во рту слюну. Солнечный свет освещает комнату, на окнах нет ни штор, ни занавесок. Давид выглядит порочно и искушающе.

Мне так и хочется подойти к нему, провести ладонями по крепкой груди, рельефному животу. Опуститься ниже, подразнить… Но это потом. А сейчас к делу.

— Можешь расположиться вон там у стены или на диване. Где тебе удобно будет, — закусываю кисть и смотрю на белоснежный холст, прикидывая с чего начать.

Давид прячет свое немаленькое достоинство в штаны, усаживается прямо на пол, смотрит на меня с интересом.

— А теперь замри и не двигайся, — тянусь за карандашом, чтобы сделать набросок.

— И долго мне так сидеть?

— Пока не разрешу, — мой голос звучит строго. Я полностью сосредоточенна на процессе.

— Разговаривать хоть можно? — со смешком в голосе спрашивает он.

— Да. Как насчет планов на ремонт? Ты смотрел ссылки что я тебе бросала?

— Еще не было времени, — честно признается муж и я грустно вздыхаю.

Мы проводим в моей мастерской весь день. Болтаем ни о чем, делимся своими планами. Я не разрешаю Давиду даже одним глазком взглянуть на картину. Пока не завершу — никому не покажу.

Ему уже не обязательно позировать мне, но я не спешу делиться этим. Нам двоим так уютно сейчас и такое ощущение, словно нет никого кроме нас двоих во всем мире.

— Все. Я вернусь сюда после того как прилечу с выставки и закончу уже без тебя, — собираю кисти и кладу их в раствор.

— Можно уже смотреть?

— Нет, конечно. Когда доделаю, тогда и покажу.

— Ну мне же интересно, — хищно улыбается Давид, сокращая между нами расстояние, ловко перехватывает меня за талию, убирая с дороги и замирает рядом с мольбертом.