Пять минут спустя вошла мисс Ропер, неся кофе на серебряном подносе, и снова принялась бормотать извинения, наливая густой черный напиток из серебряного кофейника, унаследованного, как и поднос, от отца Джеймса.

— Я действительно очень сожалею, что вам помешали, — тихо сказала она. — Я знаю, как вы заняты на этой неделе.

Джеймс отмахнулся, не поднимая глаз.

— Вы только проследите, чтобы это не повторялось. Кто-то постоянно должен дежурить в приемной. Я плачу вам не для того, чтобы самому отвечать на звонки. Скоро вы захотите, чтобы я сам печатал письма!

— Вы не умеете печатать, мистер Ормонд.

Тут Джеймс все-таки поднял сузившиеся от гнева глаза.

— Вы решили пошутить, мисс Ропер? Или это следует расценивать как сарказм?

— Просто констатация факта, — сказала она самым мирным тоном и задержалась у стола, будто хотела добавить еще что-то.

— Да? — нетерпеливо спросил Джеймс.

— Звонит некая мисс Кирби. Она хочет говорить с вами.

Он нахмурился. Кирби? Фамилия казалась знакомой, но он не мог вспомнить, откуда.

— Пейшенс Кирби?

Мисс Ропер одарила его чуть ли не заговорщическим взглядом.

— Именно так, сэр. Пейшенс Кирби. Соединить ее с вами?

— Вы ее знаете?

— Я? — Секретарша опешила. — Нет, мистер Ормонд, я ее не знаю. Я думала, что вы знаете. — Взгляд ее потух.

— Нет, не знаю. Кто она?

— Я не спросила. Я подумала, что это личный разговор.

— Что навело вас на такую мысль?

— Мисс Кирби.

— В самом деле? Это меня не удивляет. Пока вас не было в офисе, я вынужден был ответить на звонок и тогда впервые услышал ее имя.

— Так соединить ее?

— Разумеется, нет. Выясните, чего она хочет, и разберитесь сами.

— Да, сэр. — Мисс Ропер вышла и закрыла дверь.

Джеймс взял чашку и отпил глоток кофе, не отрываясь от работы. Кофе был сварен по его вкусу — крепкий и ароматный. Он всегда пил кофе в этот час, и всегда из одной и той же чашки тончайшего белого фарфора с сине-золотым ободком. Викторианский сервиз принадлежал еще его отцу. Ни один из предметов хранящегося в стеклянном шкафу сервиза не был разбит, банковские служащие берегли его пуще глаза. Символ преемственности в банке, звено в цепи, связующей Джеймса с покойными отцом и дедом.

Он всегда выпивал две чашки и съедал один тонкий крекер из муки с отрубями. Он был человеком порядка, установленного давным-давно еще его отцом, ревнителем строгой дисциплины. Отец воспитывал сына будущим руководителем коммерческого банка «Ормонд и сыновья», где все должно было оставаться так, как заведено отцом Генри Ормонда лет семьдесят назад. Пусть сегодня у них были новые технологии и электронные чудеса, очень облегчавшие работу, — в прочих отношениях ничего не изменилось.

Их офис располагался в лондонском Сити, в нескольких минутах ходьбы от причудливых стен Тауэра. Из окна Джеймса открывался прекрасный вид на Темзу и панораму Лондона. Сияние золотых бликов на верхушке памятника Великому Пожару, который разрушил так много в старом городе Карла II; купол собора Святого Павла, разрывавший линию горизонта чуть поодаль, а ближе — тонкие шпили церквей восемнадцатого века меж стеклом и бетоном небоскребов конца века двадцатого.

Джеймс Ормонд редко любовался этим видом и едва ли замечал его, случайно обращая взгляд в окно. Он редко поднимал глаза от стола. Только когда разговаривал с кем-нибудь или выходил из кабинета. В восемь часов он всегда был уже за столом и предпочел бы, чтобы секретарша появлялась тогда же, но мисс Ропер жила с матерью, которую надо было накормить завтраком и усадить в кресло у окна, перед включенным телевизором. Она платила соседке, чтобы та пять дней в неделю заботилась о ее матери и убирала квартиру до прихода мисс Ропер с работы.

Джеймс предложил, чтобы соседка приходила утром на час раньше, но выяснилось, что той нужно сначала собрать в школу своих детей, накормить их завтраком и доставить к школьным воротам… Можно лишиться рассудка, пытаясь разобраться в том, как организуют свою жизнь женщины. Насколько все упростилось бы, убеди он мисс Ропер и ее соседку смотреть на жизнь его глазами. Но когда дело касалось домашних обязанностей, эти услужливые, благоразумные, практичные женщины становились непробиваемыми стенами, глухими к самым веским аргументам.

Телефон на его столе зазвонил, и Джеймс машинально протянул руку, чтобы снять трубку.

— Да?

— Мисс Уоллис, сэр, — сказала его секретарша официальным тоном, которым всегда говорила о Фионе. Джеймс прекрасно понимал, что мисс Ропер не любит Фиону, и подозревал, что враждебность была взаимной, хотя Фиона никогда не тратила энергию на тех, кто не угрожал ей. А вот мисс Ропер жужжала, как встревоженная оса, исполненная невысказанной неприязни.

Сегодня голос Фионы звучал вяло.

— Милый, мне так жаль, но я вынуждена отменить ужин. У меня снова эта жуткая мигрень.

— Сыр или шоколад?

Она тихо рассмеялась.

— Ты слишком хорошо меня знаешь!.. Сыр, милый, за ужином вчера с отцом. Я съела тончайший ломтик «бри». Он выглядел так соблазнительно, что я не устояла, и мне правда показалось, что на этот раз обойдется. Но — увы. Сегодня я чуть не слепну от мигрени.

— Как можно быть такой неосторожной? Стоит ли хорошим самочувствием ради ломтика сыра? — Не в ее духе было поступать вопреки рассудку, но раз или два в неделю она устраивала себе мигрени, уступая страсти к сыру и шоколаду и зная, что мигрень не заставит себя ждать.

— Я понимаю, что это безумие, но кусочек был такой крошечный, Джеймс, а я так люблю «бри»!

Он криво улыбнулся.

— Ты приводишь меня в отчаяние. Надеюсь, ты приняла таблетки?

— Только что, но они еще не начали действовать. Я в офисе, однако немедленно отправляюсь домой, чтобы лечь в темной комнате. Теперь промучаюсь часов восемь, так что на сегодня все отменяется. Извини, Джеймс. Может быть, завтра?

— Завтра суббота, и я ужинаю с Джеймисонами. Позвони мне утром и не ешь больше сыра! И шоколада!

Она поцеловала трубку.

— Я буду умницей. До свидания, милый.

Он повесил трубку, раздраженный тем, что запланированный вечер рушится из-за такой нелепицы. Они собирались поужинать в новом ресторане, а потом пойти в клуб и потанцевать. Для них это был любимый способ развеяться. Оба любили дымный воздух ночного клуба.

С Фионой, платиновой блондинкой с голубыми глазами, он встречался уже год и знал, что ее семья и друзья ждут объявления помолвки со дня на день.

Пожалуй, девушки лучше ему еще не встречалось, она стала бы превосходной женой для мужчины его ранга, однако он не спешил делать предложение.

Фиона работала в биржевом бизнесе своего отца, у нее был ясный и жесткий деловой ум. Она была высокой и элегантной и обладала безупречным вкусом. Джеймс восхищался ее взглядами, одеждой, изысканно обставленной квартирой на Мейфэр и ее красным «астон-мартином». Последний, как иногда казалось Джеймсу, вызывает в ней гораздо больше страсти, чем он сам.

Любит ли он ее? Джеймс повернулся в кресле и стал смотреть в окно, на серые, поблескивающие воды Темзы, будто они могли дать ответ на этот вопрос. Ему просто не с чем сравнивать, никогда в жизни он не был влюблен.

Время от времени он ухаживал за девушками, с некоторыми из них ложился в постель, хотя как раз с Фионой — нет. В самом начале отношений она сказала, что не одобряет секс до брака. Это его слегка озадачило и даже пробудило подозрение в ее сексуальной холодности. Несколько раз он пытался переубедить ее, но не слишком огорчался, встречая мягкое сопротивление. Оказалось, что он не испытывает безумного желания затащить ее в постель.

Он понимал, что это означает отсутствие любви, но с другой стороны: какое отношение любовь имеет к браку? Вовсе не обязательно быть влюбленным, чтобы удачно жениться, — гораздо важнее выбрать подходящую женщину.

Человек, разделяющий твои интересы и склонности; красивая женщина, из-за которой другие мужчины завидуют тебе, которая хорошо смотрится в любой компании, с которой можно спокойно обсудить международные финансовые проблемы или мировую политику. Фиона никогда не станет злоупотреблять его временем и не потребует менять образ жизни. Что еще хотел он от жены?