Несколько долгих минут и сначала затягивается рана, а потом срастаются и кости руки.

— Спасибо, — улыбаюсь ответно Мариссиль и она присаживается рядом со мной.

— Я так испугалась, — вдруг утыкается мне в плечо лицом и я только и могу, что провести рукой по длинным спутанным волосам, чувствуя себя ужасно неловко.

Парни усмехаются, видя мою растерянность, переглядываются между собой и уходят, оставляя нас наедине. Ну, почти. Спящий Себастиан не считается.

Мариссиль опускается рядом, и несколько минут мы молчим, не зная, что сказать.

— Думаешь, она бы это сделала? — неожиданно высказывает она грызущее ее сомнение. Слежу за ее взглядом и ожидаемо вижу ее, мать, что-то объясняющую мужчинам.

— Не знаю, — пожимаю плечами, так и не решаясь, на чью сторону встать, но потом вспоминаю один момент и добавляю, — она пыталась тебя защитить.

— Я не знаю, как мне теперь с ней быть, — вдруг признается Мариссиль.

— Я тоже. Но у меня никогда не было матери, а та, что была, так только называлась.

Несколько мгновений мы смотрим на то, как женщина ожесточенно доказывает что-то мужчинам. Видимо удивление явно читается на моем лице, потому что Мариссиль вдруг обясняет:

— Она хочет уничтожить зоров, чтобы нам дольше хватило воздуха.

— Что? — удивляюсь я, и тут же бережно переложив голову Себастиана на колени Мариссиль за неимением другой подушки, подскакиваю. — Нет.

Мой порыв привлекает все взоры. Даже Себастиан вдруг садиться, и смотрит на меня с упреком. Смущенно улыбаюсь, замечая, как он отодвигается от Мариссиль и опирается на стену.

— Зоров нельзя убивать.

— Они чудовища, поглощающие наш кислород, — убедительно доказывает свою правоту зея.

— Они не чудовища. Они мужчины. И если говорить правду, зея, то эти мужчины скоро станут такими же чудовищами. Их вы тоже прикажете убить? Или… что там с символом подчинения на печати? Кому они будут подчиняться вам или вашей дочери? — спрашиваю я, замечая, как вздрагивает один из воинов.

— Ты… ты… Это по твоей вине мы тут, — вдруг срывается женщина, но мужчина в черном костюме ее перехватывает, а передо мной вырастают две спины.

— По моей ли? А может по вашей? Предпочли бы, чтобы монстр надругался над вашей дочерью? — безжалостно упрекнула я.

Плечи женщины поникли, и сразу она как-то стала старше:

— Такие традиции.

— Так может, расскажете про эти ваши традиции, — уже миролюбиво попросила я. — Может, совместными усилиями мы найдем выход? И обойдемся без убийств невиновных.

— Невиновных? — немного истерично засмеялась женщина. — Здесь таких нет.

Я лишь пожала плечами — везет мне на чокнутых стариков. Поймала себя, что устала, смертельно устала от всего происходящего. Какие путешествия, какие приключения. Хочу чтобы меня заперли с мужьями в каком-то отдаленном замке и забыли про наше существование.

Поймала пристальный взгляд Себастиана: легкая усмешка на губ и вид такой задумчиво-загадочный будто все то, о чем я сейчас подумала не тайна, а когда я прочитала в его глазах обещание… Даже поежилась. Может, поэтому мой муж так хорошо меня понимает? Присмотрелась внимательнее. Нет, не стал бы он такое скрывать. А если бы стал? А я? Насколько я доверилась своим мужчинам? Тело пробил озноб, поежилась, обхватывая продрогшие плечи.

И тут же оказалась притянута в объятия. Сразу стало теплее и свободнее. Себастиан покачал головой и я кивнула. Многое еще предстоит обсудить и выяснить, а у нас все времени нет. Интересно, что они сказали Джею, что он принял эту ситуацию? Или так испугался, что я умру? Или ему нужна сила? Кинула взгляд на мужа, что прижимал к себе. Насупленные брови, раздувающиеся в гневе ноздри. Да, он злится, а я за своими размышлениями что-то прослушала. Прислушалась:

— …нет больше. Все будет не так. Снова к власти придут мужчины. Устроят травлю эфири. Опять девочек будут отлавливать, и растить покорными, послушными игрушками.

Не сдержалась, фыркнула:

— Так их и так такими растят, ничего не изменится.

— Нет, — пододвинулась она ко мне, но удерживающий ее мужчина не дал. — У нас в мире всем правили женщины. Сами решали, кого брать в мужья, а кого делать послушным рабом. Сами выбирали отца для будущей дочери.

— И поэтому их нужно было приковывать кандалами? — поинтересовалась ехидно, вспоминая распластанную на алтаре Мариссиль.

— Что ты понимаешь? — истерично взревела женщина, в которой было не узнать спокойную мать девочек.

— Ничего не понимаю. Объясните, — потребовала я. — Что случилось четыреста лет назад? Почему в мире возникли магические стены, разделившие его на части? Почему у вас не рождаются мальчики? А в срединном девочки? Почему из моего мира уходит магия? Что вы сделали?

— Откуда ты? А впрочем, не важно, — как-то разом сникла и успокоилась женщина. — История банальна и стара как мир. Нашим миром всегда правили мужчины, их сила ставила женщин в зависимое положение. Но создавая этот мир Аэра, позаботилась о своих дочерях, только среди них рождались самые сильные магини — света и эфира. А еще был так называемый магический резонанс, когда одна единственная подходящая женщина дополняла мужчину. Сила всегда тянулась к силе, слабые же оставались слабыми, и пополнить свой резерв за счет сильной женщины не могли. Их просто разрывало. Они даже объединяться стали. Придумали ритуалы с участием нескольких разностихийных магов и одной сильной эфири, но успеха так и не добились.

Женщина замолчала, делая паузу, а потом, вздохнув, отстраненно продолжила:

— Пока на помощь им ни пришел пригретый Аэрой Виндридж. Изменив немного ритуал, маги смогли связывать и поглощать силу эфири. Примерно же в это время один из магов провел ритуал, но что-то изменил в последней печати и вместо того, чтобы поглотить силу эфири выпил всех магов в связке и обрел такую силу, что стал повторять ритуал снова и снова. Соединённые обычным ритуалом эфири, чтобы защитить себя и своих детей стали связываться с большим числом стихийников. Но остановить ритуалы не могли. Женщин-эфири, так называемые мужья заставляли ежегодно рожать. Девочек продавали нередко их же отцы, и когда они достигали магического совершеннолетия, проводили ритуал. Выпитые эфири становились пустышками, и даже их дети наследовали жалкие крохи магии. Когда спустя пару столетий эфири перестали рождаться, стихийники переключились на магинь света. На защиту магинь света встали маги тьмы, которые до того времени в конфликт не ввязывались.

— Не знаю, было ли это задумано Аэрой специально или так просто получилось, — продолжала она после небольшой передышки, — но в тот момент на Аймре было три государства на одном континенте. На сумрачном западе жили маги тьмы, на ярком светлом востоке — маги света, а между ними стихийники. Спасаясь от преследований, многие эфири подались на восток и попросили убежища. Часть спряталась на западе.

Замолчала, снова делая многозначительную паузу:

— Что произошло точно, никто не знает. История не донесла до нас этих событий, но однажды мы все проснулись в новом мире — поделенном на два материка и тонкую полосу с чередой островов между ними. Первое время такое разделение мира ничего не дало. Преследование эфири продолжалось, и тогда наши предки возвели стену, закрыв свой мир от постороннего вторжения. Кто возвел стену между вашими мирами, я не знаю, но думаю, потеряв нас как источник женщин, стихийники обратили взор на западный материк.

— Но почему огненные оказались не со стихийниками, а с магами тьмы? — спросил Джей.

— Тут все просто, друг. Часть их с женами попросили убежища у наших предков и его им предоставили, часть, боясь за своих жен-эфири, еще раньше скрылась в горах, — ответил мужу мужчина в черном костюме.

— А кто этот монстр? — спросила я женщину.

— Тот самый маг, — усмехнулась она. — Получивший силу уже ни одного десятка мужчин и женщин. Мы не сразу поняли, что возведенная граница искажает все проходящее через нее. Больше двух столетий нам не было нужды в ее пересечении. Но постепенно мальчики просто перестали рождаться. И нам пришлось разработать печать для проникновения. Каково же было наше удивление, когда через несколько часов мужчины превратились в зоров. Так появился обряд. Времени, чтобы дочери привыкли, познакомились с избранниками не было. Открывать печать чаще, чем раз в месяц нельзя. Сначала мы пробовали одного-двух-трех мужчин, но оплодотворение не наступало. Остановились на семи мужчинах это максимум, что может пройти сквозь печать.