— Выходит, ты поторопилась.

— Но ты же ничего не сказал, когда он говорил о кольце в честь помолвки! — все еще не веря, воскликнула она.

— А ты бы предпочла, чтобы я сам ему объяснил, что он напрасно теряет время, поскольку ты еще моя жена? — Куинн ехидно улыбнулся.

Ее передернуло.

— Я так и думал: не предпочла бы. — И он бодро добавил: — Хотя, насколько я помню, ты говорила о свадьбе весной, так что его неведение продлится недолго.

Элизабет рассеянно поднесла руку к голове.

— Но как мне сказать ему? — прошептала она.

— Он знает, что ты была замужем?

— Нет, — еле слышно ответила она.

— Ну, значит, для него это будет ударом. — Это было сказано холодно и насмешливо. Но он тут же прибавил: — Жаль мне этого несчастного.

— Но почему ты не дал аннулировать брак? — Элизабет готова была расплакаться. — Сейчас все было бы кончено, все позади. А теперь это причинит боль Ричарду, и наши жизни будут разбиты.

— Ты все еще хочешь аннулировать его?

— Конечно.

— А если я не хочу?

У нее застыла кровь.

— Но ты должен хотеть этого. Ты связан с женщиной, которую не видел более пяти лет, и, значит, ты тоже не можешь жениться.

— А с чего ты взяла, будто мне это надо?

— Но ты говорил когда-то, что хочешь, чтоб у тебя была семья… Разве это не значит, что тебе надо жениться?..

— А что, если, однажды обменявшись брачными обетами, я до сих пор блюду их святость?

— Только не говори, что ты искренне произносил эти обеты! — с пафосом воскликнула Элизабет. — Это было просто… — Она осеклась и прикусила губу. Потом глубоко вздохнула и с холодным упорством докончила: — Если ты не дашь согласия аннулировать брак, я сама приму все меры, чтоб прекратить его.

— Вот как? — Он рассмеялся, и пламя камина отразилось у него на зубах. — Наша мышка грозится покусать кота.

— Я буду не одна. — Она не пыталась скрыть торжество. — Ричард будет рядом.

Когда она произнесла имя Ричарда, лицо Куинна помрачнело.

Ревность? Или ей показалось? Вряд ли. Не мог он ревновать. Чтоб ревновать, надо испытывать хоть какие-то чувства, а она не вызывала в нем ничего, кроме холодного раздражения. Ну и, конечно, чувства собственности.

Она поняла, что права, услышав:

— Как ты, наверно, заметила, мы с Бомонтом не самые большие друзья. Ты можешь всерьез представить, что я отдам ему принадлежащее мне?

— Я не твоя, — отрезала она. — И мне неясно, как ты можешь препятствовать. Если будешь чинить препоны, у Ричарда предостаточно средств и влияния, чтобы с тобой бороться.

— Верно. Могу тебя поздравить: ты опять подцепила богатого мужчину…

У Элизабет перекосилось лицо, как от пощечины, однако улыбка Куинна была невеселой.

— Вот только, когда ты ему расскажешь всю правду, станет ли он употреблять все эти средства и влияние? Захочет ли он вступить в этот брак, узнав, чья ты жена?

— Уверена, что захочет, — запальчиво отозвалась она. Никакая она Куинну не жена. Пройдя через десятиминутную церемонию регистрации и получив брачное свидетельство, она такая же жена, как пять лет разлуки — счастливый брак.

— Ты выглядишь очень уверенной.

— Я действительно уверена.

— А что, если он все-таки передумает? — не унимался Куинн.

— Все равно, хочу как можно скорее оказаться свободной.

— Хорошо. — Голос у него был ровным, лицо — бесстрастным. — Поговорим об этом утром.

Куинн был не из тех, кто выбрасывает полотенце на ринг, и Элизабет вдруг стало не по себе. Эта неожиданная капитуляция тревожила ее чуть ли не больше, чем противостояние. Но нельзя было, чтобы он заметил.

Поднимаясь на ноги, она пробормотала:

— Пойду достану постельные принадлежности.

Вернувшись с парой подушек и небольшой стопкой одеял, она застала его без галстука, в полурасстегнутой рубашке. Пока она пересекала комнату, он вытащил рубашку из брюк и бросил ее на стул.

На его широкой груди и плечах выделялись округлые мускулы. Освещенная пламенем камина оливкового оттенка кожа блестела, как шелк.

У нее пересохло во рту.

Элизабет бросила постельные принадлежности на банкетку и повернулась, чтобы уйти, но уткнулась носом в широкую грудь. Куинн загораживал ей дорогу.

Старательно направляя взгляд мимо него, она выдавила:

— В ванной комнате, в шкафчике, запас полотенец. Если еще что понадобится — скажи.

— Чтоб мне нечаянно не забрести к тебе, хорошо бы узнать, где находится эта ванная комната.

Заставляя себя не обращать внимания на предисловие, она ответила:

— В конце площадки упрешься прямо в дверь. Можешь идти первым.

Все еще не давая ей пройти, он лениво протянул:

— В таком случае доброй ночи.

— Доброй ночи.

Она уже хотела обойти его, но он слегка придержал пальцами ее руку.

— Ты сказала, если еще что понадобится…

Глядя с улыбкой в ее выпученные от испуга глаза, он свободной рукой провел по ее губам, деликатно раздвинув их, и большим пальцем легонько потер жемчужные зубы.

— У тебя найдется в запасе зубная щетка? Я, кажется, потерял свою.

— Найдешь в шкафчике в ванной. — Она вырвалась и поспешила вон.

— Спи хорошо, — насмешливо кинул он ей вслед.

Будь он неладен, злобно подумала Элизабет, поспешно закрывая за собой дверь своей комнаты. Он так ведет себя нарочно, чтобы взбудоражить ее.

За последние пару лет она почти убедила себя, что ее реакция на мужское обаяние Куинна вовсе не была такой бурной, как она воображала, и что стоит им снова встретиться, как все испарится, и она будет свободна.

Однако теперь приходилось признать, что она жестоко заблуждалась. Все было как прежде и засасывало с прежней силой. И хуже всего было то, что он наверняка это заметил…

Элизабет начала раздеваться, и тут до нее донесся скрип прогибающихся под весом Куинна ступенек.

У Элизабет подскочило сердце, она затаилась. Через пару секунд она услышала, как дверь ванной открылась и снова закрылась, включился душ и потекла вода.

С облегчением вздохнув, она окончательно разделась, натянула рубашку и, присев у туалетного столика, стала выдергивать из волос шпильки.

Пять лет назад, попав в капкан его темной сексуальной силы, она решила, что любить Куинна, испытывать к нему желание — самое большое чудо из всех, когда-либо случившихся с ней.

Ее это чуть не уничтожило.

И могло уничтожить сейчас…

Ей стало нехорошо от этой мысли. Было слышно, как Куинн выходит из ванной. Спустя несколько секунд она оцепенела: вместо того чтобы идти дальше к лестнице, он остановился у нее за дверью.

На всех, кроме входной, дверях в доме были старинные деревянные защелки, не было ни замков, ни засовов. Что, если он войдет?

Элизабет затаила дыхание. Раздался легкий стук косточками пальцев по дереву.

— Чего тебе? — Даже ей было слышно, какой у нее слабый, испуганный голос.

— Просто хотел сказать, что ванная свободна.

Элизабет была уверена, что на лестнице прозвучал его легкий смешок.

Когда она набралась храбрости и ступила за порог, все было тихо, в гостиной погас свет.

Несколько успокоившись, Элизабет умыла лицо и руки, почистила зубы и пошла спать.

Она не задергивала штор, и перед с трудом открывшимися глазами Элизабет предстало серое утро в неразвеявшемся тумане.

Еще сонная, она с тревогой подумала, что могло ее так внезапно разбудить, и сразу вспомнила вчерашний вечер. Чувство надвигающейся беды вернулось вновь.

Она еще не успела привести в порядок мысли, когда послышался стук в дверь. Элизабет резко села, и в то же мгновенье дверь открылась. Вошел Куинн с подносом в руках. На подносе были чай и гренки.

На нем были отлично сидевшие спортивные брюки и оливковый свитер. Явно только что из-под душа, хорошо выбрит, темные волосы уложены на косой пробор и убраны со лба, ясные глаза излучают здоровье. Он был ошеломляюще красив и мужествен.

— Доброе утро. — Приветствие прозвучало непринужденно, почти по-дружески.