Поэтому Виктор Иванович отправил Береславского и еще одного мальчика в военный кабинет (они почему-то в тот день занимались в обычном классе) принести для разборки два автомата. Понятно, автоматы были учебные, с прорезанными стволами.

И надо ж было случиться: Ефим, возвращаясь с автоматом, встретил одну сволочь из 10-го "Б" класса. Это была крепкая сволочь, которая регулярно задирала Ефима. Береславский боялся дать ему жесткий отпор, так как тот парень был на год старше, и к тому же боксер. Правда, и задирался тот не так, чтобы Ефим пошел ва-банк. Но все равно очень обидно.

А встретил его Ефим в туалете, куда зашел по пути, чтобы потом, на перемене, не тратить драгоценного времени. Обидчик сидел на толчке и занимался тем, чем и должен был бы заниматься в таком месте и в таком виде.

Береславский при виде врага принял решение: как всегда быстро и, как это частенько с ним бывало — неправильно. Он наставил на парня автомат и дурным голосом заорал: «Ложись, сука! Смерть твоя пришла!» В итоге десятиклассник пережил тяжелую душевную травму, распластавшись на грязном полу мужского туалета. Ему почему-то показалось, что Ефим не шутит…

История приобрела огласку: сам обиженный, наверное, промолчал бы, но второй мальчик, посланный вместе с Береславским и ждавший того у входа в туалет, разболтал всем. Это попахивало крупными неприятностями, вплоть до вылета из славных рядов ВЛКСМ. Выручил военрук. Восхитившись военной хитростью своего неудачного воспитанника, он отстоял его на педсовете.

Однако в десятом классе отказался от Береславского сам. Произошло это опять-таки в школьном тире. Ефим довольно удачно отстрелял четыре патрона. На пятом пожилая «мелкашка» сделала осечку. Береславский в тот момент думал о чем-то своем, причем довольно далеком от происходящего. Только этим обстоятельством можно объяснить его последующие действия. А именно: он встал с огневого рубежа, взял винтовку за цевье, подошел к лампе и заглянул в дуло. Что он рассчитывал там увидеть, так потом и не смог объяснить.

Все это Виктор Иванович наблюдал лично. Когда старая тозовка оказалась в его руках, он свистящим шепотом сказал Ефиму:

— Пожалуйста, уходи.

— Куда? — не понял Ефим.

— На х…, — уточнил военрук. — И чтобы я тебя в тире не видел!

Они остались в хороших отношениях, просто Виктор Иванович понял, что нельзя делать из трепетной лани коня, а из Ефима Береславского — солдата. Позже, на встречах выпускников, военрук всегда радовался его приходу. И как-то сказал, что более страшного момента, чем тот, когда он наблюдал, как мальчишка заглядывает в дуло заряженной винтовки, в его жизни не было…

Тем временем Ефим продолжал свою военную карьеру. Когда они пошли получать в военкомат свои приписные свидетельства, пошел шикарный влажный снег. Просто грех было не поиграть в снежки. Играло человек тридцать, никак не меньше. Но именно Ефимов снежок разбил стекло в окне районного военкома…

Тот с максимальной доходчивостью объяснил перепуганному Береславскому, где и сколько ему придется служить.

Конечно, не все угрозы нужно принимать близко к сердцу: в институте, куда поступил Береславский, была военная кафедра, и немедленный призыв под знамена злобного военкома ему не грозил. Однако и военная кафедра тоже черной полосой прошлась по его биографии.

Невоздержанность на язык стала причиной продолжения его школьных упражнений. Только тут туалеты были больше, а принуждающие возможности офицеров — выше.

На первом же занятии он спросил у заведующего кафедрой, зачем нужна их военная специальность (военный химик), если в стране с самой высокой трибуны заявлено о прекращении производства химического оружия.

Полковник внимательно посмотрел на студента, но любознательный Ефим привык все доводить до конца и поинтересовался, не производят ли на наших заводах ОВ тайком. Завкафедрой, интеллигентный доктор наук, объяснил ему, что если даже такой вопрос задать директору нашего завода по производству ОВ, то он непременно даст отрицательный ответ.

И в стрельбе у Береславского все оказалось очень запущенно. Но если в школе это было факультативно, то здесь от результатов стрельб зависело получать или не получать студенту стипендию.

Ефим попытался решить эту проблему в своем стиле. Во время зачета по ГТО (для тех, кто не знает — Готов к Труду и Обороне) на огневом рубеже он занял среднюю позицию. Для зачета достаточно было трех попаданий. Поэтому он заранее договорился, чтобы стрелки-одногруппники справа и слева от него (один член сборной вуза по стрельбе, второй тоже имел хорошие навыки в этом деле) пальнули по разу в его мишень. Из собственных пяти патронов он рассчитывал хоть раз, но попасть.

В результате майор Пушенко, легендарный герой институтского фольклора, насчитал в мишени Береславского семь пулевых пробоин: «десятка», «девятка» и пять — по краям. Это чрезвычайно озадачило бедного майора — он лично выдал студенту Береславскому пять патронов и опять же лично отслеживал выстрелы. Учитывая полное отсутствие чувства юмора и почти полное — ума, майор обеспечил себе не одну бессонную ночь…

Да, насколько легко Ефим прошел остальную институтскую программу, настолько тяжко ему пришлось на «военке». Никто не верил, что он выделывается не специально.

Пущенная его рукой учебная граната-"болванка" едва не окончила военную карьеру уже упомянутого майора Пушенко. Он стоял слева метрах в двадцати и никак не ожидал, что граната полетит перпендикулярно предполагаемой траектории. Да и никто не ожидал, в том числе сам Ефим. Он просто швырнул «болванку» так, как видел это в кино, а также на картине художника Дейнеко «Оборона Севастополя». С правого бока, широко отведя назад руку. Она и полетела по окружности…

Несмотря ни на что, Ефим закончил военную кафедру и получил звание лейтенанта войск химзащиты. С тех пор его рука к оружию не прикасалась.

В общем, военное дело было не по нему. Он очень сомневался в своей способности выстрелить в человека. А если в этом нет уверенности, то зачем же изучать материальную часть? Ведь стреляет не оружие, а его хозяин.

Но сейчас случай был иной. Ефим вдруг ощутил себя ополченцем. Брат его покойного деда тоже впервые взял в руки винтовку в его возрасте. Может, даже постарше. Он был ученым-математиком с близорукостью минус восемь диоптрий. И призыву не подлежал. В Красную Армию его, можно сказать, призвал Гитлер, подошедший осенью сорок первого к Москве на расстояние винтовочного выстрела.

Двоюродного деда убили в первом же бою. И вовсе не из-за плохих навыков в стрельбе. Стрелять ополченцам его батальона было просто не из чего: винтовок не дали. Дедова брата, как и всех его безоружных соседей, передавили немецкие танки, сделав из белой поляны красную.

Береславский помнил эту семейную историю и собирался с полной ответственностью подойти к своей войне, раз уж в нее пришлось влезать.

— Не дергай крючок, — сначала мягко советовал наставник. — Когда ты двигаешь ствол на миллиметр, пуля улетает прямо в небо. Слышал когда-нибудь про подобие треугольников?

Ефим честно старался фиксировать руку и нежно нажимать на спуск. Ни черта не получалось.

— Может, пистолет плохо пристрелян? — предположил Береславский.

Роман выхватил оружие и в течение пары секунд сдвоенными выстрелами-"флэшами" расстрелял всю обойму. Пули буквально вырвали из мишени середину. Ефим сник.

— Послушай, — мягко сказал Роман. — Ты просто боишься выстрела. Попробуй еще.

Ефим попробовал. С тем же результатом.

И… получил затрещину!!! Уже лет двадцать Береславский не сталкивался с подобным!

— Какого хрена я время теряю? — орал потерявший остатки терпения Серебров. — Ты будешь меня слушать или нет? Рекламист хренов!

Ефим смирился. Если Роман не поможет, никто не поможет. А выходить как двоюродный дед, безоружным против танков, Береславский не собирался.