Перед тем, как отправиться в кабинет отчима за артефактом, Хродгейр считает нужным меня проинструктировать. Его слова вежливы и уважительны, но я умею читать между строк!
— Мы не знаем, на каком отрезке пути находятся наши преследователи, поэтому придется спешить. (Расслабляться рано. Соберись!) Когда мы окажемся внутри, постарайся поспевать за мной. (Без тебя я точно управлюсь в разы быстрее!) Слуги, скорее всего, спят, но наверняка мы этого не знаем, так что двигаться будем максимально тихо. (Ты непременно что-нибудь уронишь в темноте и выдашь наше присутствие!) А по дороге прихватим тебе что-нибудь теплое. (На это тоже придется тратить драгоценное время, которого и без того не хватает!)
Мне очень хочется увидеть изъятие артефакта, согреться немного в сухом помещении. Да и одной оставаться страшно в этом жутком месте, наполненном только холодом, ливнем и молниями. Но своим присутствием в замке я буду его задерживать. Могу и шума наделать случайно, слуг разбудить. Я при свете дня-то особой ловкостью не отличаюсь, а уж в темноте и подавно! Поэтому выдавливаю из себя единственно правильную фразу:
— Ты иди лучше один. Я тебя здесь подожду.
— Уверена?
— Да. Попробуй вернуться до того, как я окончательно закоченею! — улыбаюсь и шутливо его подгоняю. — Ну? Иди уже!
— Я скоро, — обещает он, и кидается к замку с впечатляющей быстротой.
Как только он исчезает из вида, у меня в голове запоздало всплывает фраза: «По дороге найдем тебе что-нибудь теплое.»
Как это «по дороге»? Моя комната — на чердаке. Можно сказать, на пятом этаже. А по дороге в кабинет отчима, расположенном на втором этаже, из вещей можно найти только вещи отчима. Там в кабинете он как раз держит пару запасных сюртуков. Полукровка же не собирается меня в жесткий сюртук кутать, в котором даже дышать тяжело, не то, что верхом скакать? О, Великий, почему я сразу об этом не подумала?
Бросаюсь вслед за ним. То и дело утыкаюсь в грязь коленами и ладошками. Опять встаю и бегу на непослушных ногах. Пытаюсь догнать его, но моего спутника уже нигде не видно.
Извините, конечно… Во мне нет ни грамма тролльей выносливости. Только эльфийская изнеженность, помноженная на человеческую хрупкость. Мне и правда позарез нужна одежда. Причем не сюртук, сковывающий движение, нет!
Ингвер недавно подарила мне плед из собачьей шерсти. Если накинуть его на плечи, не замерзнешь даже промокнув насквозь!
К тому же мне надо прихватить с собой кое-какие травы. Например, настой аверики, с таким трудом раздобытой, я совершенно точно никому не оставлю!
Я пробираюсь в замок по старинке, через черный вход. Твержу себе, как заклинание: «быстро и осторожно!», «молнией туда и обратно!»
Поднимаюсь на второй этаж, ногу уже заношу над ступенькой, чтобы продолжить путь на чердак, как вдруг… до меня доносится звук падения чего-то очень большого и тяжелого. Как раз со стороны кабинета.
Раз там шум, значит, у Хродгейра что-то пошло не по плану. Ведь способность видеть в темноте ему гроза не отключила, так?
Что могло пойти наперекосяк? Может, он на кого-то наткнулся? На кого, интересно? В кабинет имеет доступ только отчим и… мама! Мама, которая могла очнуться так невовремя и… О, Великий, только бы не ее Хродгейр сейчас уронил на пол!
Лечу со всех ног в кабинет. Дверь до конца не закрыта. Осталась узкая щелочка. За ней правда слышится шорох или его сотворило мое воспаленное страхом воображение?
Сердце бьется невпопад, набирает разбег с каждым стуком. Во рту внезапно так пересохло, что язык вот-вот превратится в песок. Шумно сглатываю.
Подхожу поближе, и сквозь щель слышу глухое рычание. Затем ломкий голос Гьёрна гундосит:
— Входи. Я как аз тебя дожидался, Ханна.
Секунду медлю. Ноги пружинят, готовясь мчать во весь опор. Мысли проносятся в голове непокорными ласточками.
Хродгейр, должно быть, уже ищет меня под Деревом Желаний… И понятия не имеет, что я в замке, нарвалась на засаду. Бесы, надо бежать, но как это сделать, когда мохнатая псина, что прячется за дверью, догонит меня одним прыжком! Может, мне первой накинуться на Гьёрна, потребовать объяснить, что он делает в кабинете хозяина? Или все же дать деру, и будь, что будет?
Словно услышав мои мысли, Гьёрн интересуется из-за двери:
— Не желаешь взглянуть на своего дужка пеид его кончиной?
"Его кончиной"?! Это Гьёрн про Хродгейра сейчас?! Своими словами он окончательно отрезает мысли о побеге и ввергает в прострацию.
Захожу в кабинет отчима. Шторы плотно задернуты, не давая малейшего шанса лунному свету пробраться внутрь и хоть немного разъяснить мне происходящее.
Приходится руки выставить перед собой, чтобы не упасть. Темнота, неизвестность, страх давят на грудь. Запах тоже вносит свою лепту в мое состояние. Здесь пахнет чем-то плохим и до жути безнадежным.
Прежде, чем определяю источник запаха, по оголенным нервам проходится угрожающий рокот сидящей рядом псины. Она доступно предупреждает на своем собачьем: сделаешь шаг против воли хозяина — и мои зубы мигом вонзятся в твою плоть.
Как эта тварь могла мне раньше нравится?
— Где Хродгейр? — голос дрожит от волнения, и я всхлипываю. Пытаюсь изо всех сил сдержать воображение, рисующее ужасные картинки. — Что ты с ним сделал?
— Как полезно читать. Узнаешь любопытные вещи, — вкрадчивые, невпопад слова раздаются справа от меня.
Складывается впечатление, что они исходят от безумца или от глухого, не расслышавшего мой вопрос. Я повторяю чуть громче:
— Где Хродгейр?
Глава 42
— Ты читала мои слова. "От любви до ненависти один шаг." Ты могла стать моей величайшей любовью, но пошла по иному пути. Достоин он того, твой нелюдь? Ты готова отдать жизнь за любовь к нему?
— Что ты с ним сделал, изверг? — скулю беспомощно. Ладонью стираю с щек теплую влагу.
— Мне жаль, что ты не видела! Я подготовил ему ловушку для толлей, о коей узнал в одной стаинной книге. Веёвки подсоединяются наверху, над входом. К свободным концам кепится камень особой фомы… В итоге, увесистый камень падает на голову вошедшему в единственное уязвимое место. Он все еще жив, если что. Ненадолго. Я сначала думал сазу с ним покончить, а потом ишил дождаться тебя. Хочу видеть твои глаза, когда он будет уходить. Это самое вкусное в его кончине. Очевидно же.
Его слова звучат, как приговор. Не только Хродгейру, но и мне тоже. Противлюсь панике, удавкой сдавившей горло и холод в груди пытаюсь не замечать. Он жив еще. Значит, не все потеряно. Не реви, тряпка. На кону его жизнь стоит. Соберись.
Произношу вслух, чтобы саму себя убедить:
— Ты его не убьешь. Я тебе не дам.
В ответ раздается противное хихиканье, напомнившее карканье старой вороны.
— Ты бываешь забавна, ей-богу.
Щелчок, другой — и справа от меня вспыхивает свеча, озаряя яркой вспышкой пространство в кабинете.
Хродгейр лежит лицом вниз. Видеть его беспомощное тело, всего пол часа назад вибрирующее жизненой силой, невыносимо. Когда до меня доходит, что темное пятно на полу рядом с его головой — это кровь, что это ее металлический запах мне ударил в нос на пороге, я едва удерживаю крик ужаса. Перевожу взгляд на чудовище, такое жестокое и непредсказуемое.
Мерзавец растягивает толстые губы в издевательской и одновременно довольной усмешке. Лицо его при свете свечи выглядит, как театральная маска, изображающая одержавшего победу злодея.
Внезапный поворот событий кажется настолько нереальным, что хочется ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться. Как здесь, в кабинете отчима мог оказаться управляющий? Я растерянно качаю головой, словно пытаюсь прогнать нелепое видение, и старик смеется:
— Не ожидала от меня, да? Думала, я ни на что не годен, да?
— Как ты узнал, что мы придем? — отвечаю вопросом на вопрос, чтобы понять, насколько все плохо. — Никто не мог этого знать!