Уилсон решил одним выстрелом убить двух зайцев — заставить навечно умолкнуть графа Ливерпуля, а заодно и облагодетельствовать Скотланд-Ярд, преподнеся полиции преступника, которого она давно разыскивала. Это он вынудил Айшу заманить меня в ловушку, сочинив столь безграмотную записку, что ее мог написать и такой дилетант, как граф Ливерпуль. Уилсон рассчитывал использовать меня в церемонии сегодняшней ночью. По плану, думаю, он удалил бы всех остальных и избавился и от меня, и от его светлости. Причем обставил бы все так, будто Ливерпуль убил свою жертву, а потом и сам свел счеты с жизнью.
— Да, но в жертву должны были принести не вас, а мисс Минтон... — вставил Кафф.
— Ничтожная перестановка по ходу действия, инспектор. Кстати, о мисс Минтон. Ее роль во всем этом деле весьма оригинальна. Полагаю, Уилсон хотел на ней жениться. Назвать его чувство любовью — значит осквернить это святое слово, но он явно был к девушке привязан. Больное самолюбие Уилсона страдало от пренебрежительного отношения к нему мисс Минтон. Узнав же, что у нее нет за душой ни пенни, он и вовсе воспылал ненавистью. Боюсь, в неприятностях мисс Минтон есть доля моей вины. Ведь именно от меня Уилсон узнал, что девушка находится в нашем доме. Когда я сказала, что с ней все в порядке, он догадался, что мисс Минтон здесь. Правда, я сделала попытку обеспечить ее безопасность, предложив остаться на ночь, но бедняжка была так расстроена и рассержена, что решила не дожидаться утра. Тут-то ее и подкараулил Уилсон. Видимо, предложил сопроводить домой, нанял кеб... и все. Она оказалась у злодея в руках.
До сих пор ни один из моих джентльменов меня не перебивал. Увлеченная рассказом, я как-то упустила это подозрительное обстоятельство. Эмерсон, оказывается, просто сидел и ухмылялся с таким видом, что у меня зачесались руки, а Рамсес...
— Ребенок пьян! Посмотри, что ты наделал, Эмерсон!
Папочка успел подхватить тихонько сползающего с кресла на пол сына. Рамсес даже не пошевелился.
— Он не пьян, Амелия! — возмутился Эмерсон. — Малыш смертельно устал. Бессонная ночь...
— Я бы даже сказала — бессонная неделя, дорогой. По-моему, наш сын уже несколько ночей проводит вне постели. Отнесите его наверх, Боб, и уложите.
Эмерсон передал сына лакею.
— Поосторожнее, ладно, Боб?
— Конечно, сэр. Не волнуйтесь, сэр.
— Итак, джентльмены, — продолжила я, когда Боб унес наше умаявшееся дитятко, — время позднее. Всем пора на покой. Однако прежде, инспектор, вы должны мне кое-что объяснить. Что вас привело в Моулди-Мэнор? Не те ли самые умозаключения, благодаря которым в этом злосчастном доме встретились мы с профессором Эмерсоном?
— Ну что вы, мэм, — виновато заморгал инспектор. — Мне такое не под силу. К тому же даже из известных фактов я сделал абсолютно неверные выводы. Скотланд-Ярд, как вы все, конечно, знаете, нередко прибегает к услугам информаторов...
— Ахмет! — воскликнула я. — А мне так ничего и не сказал, негодник!
— Может, вы просто не те вопросы задавали, мэм? — вежливо отозвался инспектор. — Ахмета мы вынуждены были арестовать... вернее, спрятать за стенами Скотланд-Ярда, ради его же блага. Их светлости граф Ливерпуль и лорд Сент-Джон сразу оказались под подозрением, поскольку полиции известна репутация этих джентльменов. Я не давил на Ахмета, мэм. Я попросил его кое о чем рассказать — только и всего. Немного терпения — и он признался, что граф Ливерпуль был постоянным клиентом в заведениях Айши. В опиумном притоне он не появлялся; на втором этаже у нее были комнаты для привилегированных посетителей. Позже, когда профессор...
— Силы небесные! — воскликнул Эмерсон, уставившись на часы. — Глазам своим не верю. Неужели так поздно? Не сочтите за грубость, инспектор... мистер О'Коннелл... Гаргори...
Он бы еще долго перечислял всех подряд, если бы присутствующие не поняли намек. Инспектор Кафф поднялся первым:
— Вы правы, сэр. Пора. Позвольте выразить вам глубочайшую признательность, мадам... профессор...
Распрощавшись с инспектором и репортером в прихожей, мы поднялись на второй этаж, заглянули к Рамсесу — ребенок спал как убитый — и наконец оказались в спальне, где Эмерсон немедленно приступил к излюбленной процедуре моего раздевания.
— Послушай-ка, дорогой....
— Что, Пибоди? Вот черт! Эти пуговицы...
— Не увиливай. Ты прервал инспектора на самом интересном месте. Он как раз собирался рассказать о твоем вкладе в расследование.
— В самом деле? Есть!...
Пуговица полетела на пол.
— Я слушаю, Эмерсон. Только не вздумай заявить, что ты вычислил убийцу.
— А ты, Пибоди?
— По-твоему, я недостаточно логично...
— Более чем достаточно, дорогая моя Пибоди, но ты себя выдала, когда обнаружила в карете Юстаса Уилсона. Ха-ха. У тебя на лице было написано такое изум...
— Ты не мог видеть моего лица, Эмерсон. Я стояла к тебе спиной.
Отфутболив платье, Эмерсон сцепил ладони на моей талии.
— Ты грешила на лорда Сент-Джона. Признавайся же, дорогая моя Пибоди!
— Признаюсь, если и ты признаешься.
— Все на него указывало, верно?
— Да уж. Идеальный подозреваемый. Я бы даже сказала — чересчур идеальный. Ожесточен на полях сражений, не боится крови; умен, циничен, образован...
— Развратен до мозга костей. — Эмерсон заскрипел зубами.
— Все так, но бурная молодость его, по-видимому, и впрямь утомила. Он сам в этом признался, а я не поверила. И напрасно, как выяснилось. Что ж. Будем надеяться, что он больше не свернет с пути истинного и найдет себе достойную пару, о которой мечтает.
— Влияние женщины неоценимо! — торжественно провозгласил Эмерсон. — Пибоди! Дорогая моя Пибоди! Как насчет?...
— С удовольствием, дорогой мой Эмерсон.
Что может быть лучше, чем заснуть в объятиях любимого, с чувством выполненного долга?
Разве что проснуться в объятиях любимого, с чувством выполненного долга!
Передо мной, правда, стояли еще две проблемы, одна из которых (главная), как ни странно, решилась сама собой, стоило нам с Эмерсоном выйти из спальни.
— Дьявольщина! — буркнул ненаглядный супруг. — Только глаза открыл, а уже время чая. Будешь настаивать, Пибоди?
— Разумеется, дорогой. Будешь возражать?
— Еще как буду! Сама знаешь, Пибоди...
— Знаю. Поверь, я как раз собиралась вплотную заняться этим вопросом.
— Очень на тебя рассчитываю. Чтобы закончить эту распроклятую рукопись, мне необходимы тишина и по...
От душераздирающего вопля дрогнули стены дома.
— Будь оно все проклято! — взревел Эмерсон. — Ну и легкие у девицы! И это в таком возрасте. Страшно представить, на что она будет способна, когда...
— Ошибаешься, дорогой. Это не Виолетта. Будь добр, помолчи секундочку. Убедился? Кричит кто-то из горничных.
Обезумевшая Мэри Энн, опрометью вылетев из спальни Рамсеса, попала прямиком в объятия профессора. Аккуратненько приставив девушку к стенке — разумное решение, иначе бедняжка расшиблась бы на лестнице, — Эмерсон распахнул дверь.
Жуткое зрелище до сих пор стоит у меня перед глазами. Багровый от ярости Перси и пепельно-бледный Рамсес скрестили взгляды через стол, как обычно заваленный результатами опытов юного экспериментатора. В самом центре стола покоился свежий образец... очень свежий, судя по бурой жидкости, которая сочилась как минимум из дюжины резаных ран на его боках.
Крыса, конечно, не самая симпатичная из Божьих тварей, но, будучи все-таки Божьей тварью, она не заслуживает такого обращения. Несчастное животное подверглось пытке при жизни, и конец его мучениям еще не настал.
Эмерсон шагнул к столу. Я зажмурилась и открыла глаза, только когда услышала его глухой голос:
— Конец, Пибоди. Она мертва.
— Спасибо, дорогой.
Закусив губу, Перси мужественно сражался со слезами. Лицо Эмерсона-младшего по прозвищу Рамсес застыло маской невозмутимости, лишь в черных глазах вспыхнула и тут же погасла искра... страха?
