Мы перешли к нему в дом.

Мелвин задернул шторы, затем вытащил портативный кинопроектор с экраном.

— Съемка не такая качественная, как у страховой компании, — как бы извиняясь, предупредил он, — но у них была длиннофокусная камера, и снимали профессионалы… Я купил эти кадры у одного любителя, думаю, они произведут на вас впечатление.

Он погасил свет и включил проектор. Экран вспыхнул белым светом, замелькали пробные кадры, внезапно сменившиеся цветным изображением.

Я увидел Гомера Брекинриджа в плавках. Он лениво лежал и смотрел на Долорес Феррол, которая сидела на краю бассейна и болтала ногой в воде.

Внезапно Брекинридж приподнялся на локте и что-то сказал. Она наклонилась вперед, зачерпнула горсть воды и брызнула ему в лицо.

Он схватил ее за ступню, она попыталась вывернуться, но не тут-то было. Он привлек женщину к себе, потом его рука заскользила по ее бедру.

В следующее мгновение Брекинридж наклонился и, зачерпнув горсть воды, хотел было облить ее, но молодая женщина, очевидно, отговорила его, оставшись лежать на ноге мужчины.

Медленно он разжал пальцы, вода стекла в бассейн, и Брекинридж вытер руку о плавки.

Потом процесс поглаживания обнаженного бедра повторился.

Теперь Долорес уже кокетливо увернулась и вскочила на ноги.

Брекинридж тоже поднялся, и они направились прочь от плавательного бассейна.

Далее кинокамера с убийственной ясностью показала, как они, обнявшись, зашагали к главному корпусу, и рука Брекинриджа сама собой скользнула по ее спине и осталась лежать на стройной талии.

Кадры кинопленки замельтешили чаще, так что ничего уже нельзя было разобрать, зато потом появилась новая сцена уже в другом месте и вечером.

Теперь освещение было похуже, хотя на фоне наступивших сумерек достаточно четко можно было различить два силуэта, в которых легко узнавались Брекинридж и Долорес.

Стоя у загона, они о чем-то оживленно беседовали. По всей видимости, только что вернулись с верховой прогулки. На Долорес была плотно облегающая амазонка, а Брекинридж облачился в замшевую ковбойскую куртку и огромное сомбреро, чтобы выглядеть стопроцентным ковбоем.

Вот Долорес что-то сказала, протянула руку к его шляпе, сняла ее и лихо надвинула себе на голову. Вздернув подбородок, она вызывающе посмотрела на мужчину.

Брекинридж мгновенно сграбастал ее, и они слились в продолжительном поцелуе, растворившись в наступившей темноте.

— Освещение плохое, — сказал Мелвин. — Съемка проводилась уже после захода солнца.

На экране вновь замелькали какие-то блики, и затем мы увидели сцену утренней прогулки. Вот Брекинридж неуклюже слез с лошади, в отличие от Долорес, которая легко и изящно скользнула с седла на землю.

Брекинридж лихо подхватил ее под руку и повел к стоявшему неподалеку фургону, где они, весело обмениваясь впечатлениями, съели яичницу с ветчиной, запивая ее кофе.

Позавтракав, Брекинридж протянул Долорес руку, и так, держась за руки, они направились к тому месту, где стояли лошади. Вот они остановились возле одной из них, на миг скрывшись от всевидящего ока камеры. На экране снова замелькали кадры, из которых ничего невозможно было понять.

— Сейчас нам дадут изображение под другим углом, — улыбнулся Мелвин. — Лучше не придумаешь.

Кинооператор, по-видимому, нашел более удобную позицию, и на этот раз влюбленная парочка предстала во всей своей красе. Теперь Брекинридж держал Долорес в объятиях. Секунд на десять они слились в долгом и страстном поцелуе, чтобы затем резко отпрянуть друг от друга при приближении одного из ковбоев.

Мелвин выключил кинопроектор и принялся перематывать пленку.

— Будет еще? — спросил я.

— Да нет, хватит. Это надоедает, — сказал он. — Вы и без того поняли, что к чему. Для двух сообразительных людей этой кинохроники больше, чем достаточно.

— И что вы собираетесь делать с этой пленкой? — поинтересовался я, отлично понимая, что он собирается с ней делать.

— Она предназначается лично вам, — ответил он.

— То есть?

— Эта кинопленка будет проходить по делу Бруно, — объяснил он доходчиво.

— Каким образом?

— О, самым обычным. Я собираюсь продемонстрировать ее в зале суда. Правда, не уверен, что ее всю полностью примут в качестве вещественной улики, но я ставлю перед собой иную цель, а именно: показать, что страховая компания вместо того, чтобы свести к минимуму убытки и облегчить муки моего подзащитного, фактически старалась приумножить их, ставя его в такое положение, когда ему невольно приходилось бы перенапрягаться, нарушая тем самым рекомендации врачей… Помимо улик, подтверждающих правоту моих слов, я собираюсь на словах убедить суд присяжных, что страховая компания использует это ранчо для того, чтобы изматывать людей непосильными нагрузками… И также собираюсь изложить на суде одну довольно любопытную историю. Во-первых, я приведу факты знакомства Брекинриджа с Долорес Феррол, а, во-вторых, попрошу Брекинриджа ответить под присягой на следующий вопрос: существует ли у него с Долорес соглашение, в соответствии с которым она выступает как представитель страховой компании, постоянно прибегая к мерам сексуального воздействия на своих постояльцев с целью спровоцировать этих людей на демонстрацию своей мужественности… Я буду откровенен с вами, Лэм. Я, конечно, не уверен, что мои доказательства окажутся весомыми на все сто процентов, но я исхожу из теории, что вместо того, чтобы лечить больного человека, компания фактически прибегла к недостойным действиям, стараясь очернить моего подзащитного в глазах присяжных, тем самым причиняя ему дополнительные страдания… Например, вчера, когда вас здесь не было, Долорес недвусмысленно заигрывала с Бруно. Она заставила его встать с инвалидной коляски дважды и походить с нею по загону, что явно противоречит советам врача и моим инструкциям. Без трости ему никоим образом нельзя двигаться по сильно пересеченной местности. Эта девушка дьявольски умна… Бруно сообщил мне, что, когда он вернулся в свою хижину, у него сильно закружилась голова. Как видите, мы сталкиваемся с отягчающими обстоятельствами со стороны страховой компании… В любом случае эта кинопленка будет фигурировать лишь исключительно в качестве дополнительной аргументации. Я никоим образом не собираюсь использовать ее, чтобы поставить мистера Брекинриджа в затруднительное положение. Нет! Ни за что на свете.

— В противном случае это явилось бы шантажом с вашей стороны, — не без злорадства указал я на сей аспект.

— При условии, если бы я захотел получить что-то взамен, да, это был бы явный шантаж, — поправил он меня, — но я использую пленку только в суде. Как адвокат истца я имею на это полное право. Вы так не считаете?

— Вы даете мне понять, что после того, как дело Бруно будет улажено, я получу от вас эту кинопленку. Да?

— Правильно.

— Сколько?

— Сто тысяч, — сказал он.

— Вы заломили слишком.., слишком много. Ни одна аналогичная травма не потянет на такую сумму.

— Как хотите, — спокойно проговорил адвокат. — В таком случае я представлю ее в суде, и обязательно выиграю процесс.

— Знаете, что — не видать вам этих ста тысяч долларов, — заявил я.

— Вы, коллега, очень самоуверенны. Прежде, чем так безапелляционно заявлять, я бы посоветовал вам связаться по телефону с Гомером Брекинриджем… Когда я подам иск, то там будет указана сумма в двести пятьдесят тысяч долларов, и это произойдет в течение сорока восьми часов. В жалобе я укажу также, что в результате сговора со стороны страховой компании у моего клиента усугубились телесные повреждения… Вот еще что, Лэм: бесполезно без моего ведома встречаться с Бруно, поскольку Бруно покинет это место тогда, когда я покину его.

— Он вернется назад в Даллас? — спросил я.

— Я так не думаю, — ответил Мелвин, улыбаясь. — Я наоборот думаю, он окажется там, где с ним трудно будет связаться.., до того, разумеется, момента, пока мы не подадим иск и не дадим интервью представителям прессы. — Все ясно. А теперь, пожалуй, настал мой черед говорить.