К счастью, Эргаст Талийский оказался на редкость дотошным хронистом. Рецепт эликсира в своём труде он привёл, и пусть ни об одном из приведённых там ингридиентов я не слышал, но был уверен, что найду необходимое в аптеках и алхимических лавках.
Подхватив вещи, я покидаю трактир, отправляясь по адресу из письма мамы. Следует поговорить с привратником дедовского дома и оставить там пожитки. А уже потом отправлюсь в академию, и займусь поисками нужных ингредиентов.
Соваться к тем воротам, возле которых произошёл выплеск, я не решаюсь. Выйдя на улицу, замираю в нерешительности — мне мерещится, будто все вокруг уже знают о случившемся, обсуждают это, и что из толпы вот-вот вынырнут Ищейки Трибунала, и тогда…
О том, что будет “тогда”, я стараюсь не думать. Вместо этого держусь в толпе и постоянно нервно оглядываюсь. Чтоб проверить, не следит ли кто за мной, делаю огромный крюк, прохожу через восточные ворота и лишь тогда направляюсь к Тенистым садам.
Говорят, раньше этот район был одним из самых дорогих для жизни в Верлионе. Но после того, как город перестроили и порядком расширили, квартал потерял привлекательность для молодого поколения, приткнулся в уголке центрального района и с тех пор тут всё изменилось.
Квартал неспроста назывался “Тенистые сады” — он был спрятан в парке, и за густо растущими деревьями иной раз было просто невозможно обнаружить чей-то особняк. Большинство домов были старыми и жили здесь, преимущественно, также старики.
Давно оставившие практику маги, доживающие свой век под сенью грабов, отставные солдаты, прошедшие десяток военных кампаний, сбагренные подальше от глаз отслужившие три десятка лет чиновники и зажиточные торговцы, чьи дети не захотели видеть их в своих домах в более респектабельных районах.
Тут пахнет сыростью, старостью и умиротворением.
Никаких увеселительных заведений, никаких бегающих по улицам детей. Тишина, покой, парочка небольших, заросших парков с прудами, изредка заглядывающие патрули. Отличное место для человека, который не хочет привлекать к себе внимания.
Найдя нужную улицу и дом, я оказываюсь перед высокими коваными воротами. Они очищены от плюща, который хорошенько расползся по каменным стенам, уже порядком искрошенным. Толкнув калитку, убеждаюсь, что она не заперта и оказываюсь на территории мрачного поместья.
Особняк стар, как и всё вокруг — с покатой крышей, покрытой черепицей ржавого цвета, чернеющими провалами окон с закрытыми ставнями, сложенный из серых каменных блоков и окружённый заросшим садом, который давно не приводили в порядок.
Всё выглядит так, будто особняк давным давно заброшен и пуст, но стоит сделать пару шагов по гравийной дорожке по направлению к дому, как высокая входная дверь отворяется, и на выщербленное годами, ветром и дождями крыльцо выходит человек.
Он немолод — короткие седые волосы, скрюченная спина, впалые щёки. Но вместе с тем под закатанными рукавами простой рубашки я замечаю мускулистые руки, а глаза мужчины сверкают ничуть не меньше, чем у шестнадцатилетнего юнца.
А ещё в руках он держит взведённый арбалет, сверкнувший наконечником болта.
— Частная территория! — глубоким, хорошо поставленным голосом рыкает седой. — Шастай в другом месте, малец. Считаю до трёх! Раз!..
— Меня зовут Хэлгар Слэйт, — спокойно представляюсь я. — Вам должны были сообщить о моём приезде.
Мужчина опускает арбалет и, чуть подволакивая ногу, спускается по ступеням.
— Сын Кристиана?
— Он самый.
— Покажи перстень.
Я снимаю с пальца фамильное кольцо и кидаю ему. Старик ловко его ловит, умудрившись даже не отвести от меня арбалета, и я усмехаюсь. А привратник-то непрост, куда как не прост!
— Бумаги, — осмотрев украшение и едва не попробовав его на зуб, требует привратник. И лишь изучив документы, он опускает арбалет и улыбается щербатой улыбкой. — Добро пожаловать в фамильное гнездо, господин Слэйт. Меня зовут Курт, и я смотритель этого дома. Ваш отец сообщил, что вы приедете.
— Просто Хэлгар, — отвечаю я.
Очевидно, чтобы избежать ненужных вопросов, мама написала письмо для смотрителя другим почерком. Она отвечала за всю нашу корреспонденцию, часто отвечала друзьям отца от его имени, так что даже если Курт напишет в поместье — письмо сначала попадёт к ней. Так что с этой стороны я оказался “прикрыт”.
Святые предки, храните эту женщину!
— Как скажете, Хэлгар, — соглашается мужчина, — Идёмте, я покажу вам дом.
— Не стоит, — качаю я головой. — Я зашёл представиться и оставить вещи. У меня много дел сегодня, так что отложим экскурсию и знакомство на вечер, хорошо?
— Как скажете, — повторяет Курт. — Давайте свой мешок, отнесу его в ваши покои. Их я подготовил, но вот остальной дом… ммм… пока в неприглядном виде. Не успел я его прибрать.
— Не утруждайся. Я найму горничную, и она приведёт это место в порядок.
— Воля ваша, — кивает смотритель, и протягивает руку.
Я отдаю ему достаточно тяжёлый мешок, старик без труда закидывает его себе на спину и шагает ко входу, посчитав разговор завершённым. Правда, через несколько шагов всё же оборачивается:
— Да, вот ещё что — готовлю я себе сам, но не думаю, что вам такая простецкая еда придётся по вкусу. Так что советую поужинать в городе, пока не решите вопрос с кухаркой.
— Приму к сведению, — отвечаю я. — До вечера.
Занятия у моей группы начинаются после обеда. Идти от нового жилища до академии совсем недалеко, поэтому по пути я заглядываю в ближайшую алхимическую лавку со списком ингредиентов для зелья.
Протягиваю листок одетому в дорогую мантию мужчине.
— Молодой человек, — скривив губы говорит он мне, пробежавшись глазами по строчкам, — если вы считаете, что я торгую из-под полы, то сильно ошибаетесь! Покиньте мою лавку немедленно, иначе я вызову стражу!
— Что, простите?! — опешиваю я от такого ответа.
— Что слышали! Вон!
— Простите, — снова извиняюсь я, лихорадочно соображая, что же сделал не так. — Должно быть, это какое-то недопонимание.
Ялайская гниль! Как будто мне других проблем не хватает! Очевидно, что в списке обнаружилось что-то, что здесь продавать запрещено! Проклятый Эргаст Талийский, ну почему при всей своей дотошности он это не указал!
В то же мгновение я вспоминаю, что книга написана больше полувека назад и начинаю костерить уже себя — за торопливость и тупость.
— Недопонимание?! Ха! Пыльца собачьей ягоды — это, по вашему, недопонимание?! ДА ЗА НЕЁ…
— Ещё раз — извините, — забирая листок со стойки, каюсь я и начинаю лихорадочно соображать. — Должно быть, мой мастер решил проверить меня. А я, такая бестолочь, даже не удосужился изучить список! Простите, тысячу раз простите, господин!
— Хороши шуточки! — продолжает греметь торговец и я, пятясь, покидаю помещение.
Шагая в академию, я больше не заглядываю в попадающиеся по пути лавки. Испуг от содеянного накануне и возбуждение сыграли со мной плохую шутку — я поторопился, и не обдумал всё хорошенько. Теперь очевидно — по крайней мере один из ингредиентов зелья запрещён к продаже в Верлионе. Может быть, в списке есть и другие такие?
Хотя мне-то откуда об этом знать? За две декады, что я учусь в академии, у большей части нашей “отсталой” группы были только лекции и практики по общей теории магии, скучнейшие занятия по истории, теория стихийной магии, да пара общих дисциплин вроде биологии и магического права. До алхимии, которая должна была начаться только в следующем месяце, нас просто не допускали.
Но ждать столько времени я не могу. Выплеск может повториться, а значит — нужно действовать. Для начала стоит поговорить со специалистом, чтобы выяснить, где взять реагенты для зелья и какие из них запрещены. Вот только как это сделать, не привлекая внимания?..
Вопросы, снова вопросы… Они смешиваются с опасениями насчёт вчерашнего дня. Я уверен, что кто-то уже обнаружил изменённый плотоядный куст в том проулке и сообщил о нём куда следует… Проклятье, как же я надеюсь, что никто не видел, как я улепётываю из этого переулка!