Это был скромный дом из саманного кирпича, перед которым стоял старый полугрузовой автомобиль.

Я остановил машину, подошел к двери и постучал. Нэннси остановилась за нами.

Хейл с трудом вылез из машины и крикнул:

— Хосе, Мария! Это я! Я вернулся.

Дверь открылась.

Широко улыбаясь, в дверях появился мексиканец лет пятидесяти с короткими усами и черными короткими волосами, облаченный в комбинезон и рубаху с расстегнутым воротом.

Я заметил напряженный взгляд черных глаз его жены, выглядывавшей из-за плеча мужа.

— Amigo, amigo! — позвал он. — Входи, входи.

Хейл, прихрамывая, вошел в дом и представил нас.

— Хосе и Мария Чапалла, — сказал он. — Мои друзья. А эти двое — тоже мои друзья, мисс Нэннси и…

Как, вы сказали, вас зовут?

— Лэм, — ответил я.

— Мистер Лэм, — сказал он мексиканцам.

— Пожалуйста, входите.

Мы вошли в дом. Он был построен так, что ярким лучам солнца не было сюда доступа. Было уютно, и стоял запах готовящейся еды.

В доме находился очаг. На подставках из кирпичей стоял большой железный котел, а под ним жарко горели куски каменного угля. Тут же рядом лежал пучок лучины для растопки.

Слева от камина стояла керосинка. На одной конфорке стоял оловянный чайник, а на другой — накрытая крышкой кастрюля, в которой на медленном огне готовилось мексиканское блюдо. Крышка время от времени вздымалась, пыхая паром.

Густой аромат наполнял дом.

Хейл сказал:

— Мой друг хочет узнать, как вы меня нашли. Вы можете все подробно ему рассказать?

Чапалла сказал:

— Присаживайтесь. — И вдруг смутился, поняв, что на всех не хватает стульев. Пожалуйста, садитесь. Когда я что-нибудь рассказываю, то предпочитаю стоять. Мы сели. Его жена, Мария, плотная коренастая мексиканка с благожелательной улыбкой, начала возиться у плиты.

— Может, хотите кофе? — предложил Чапалла.

— У нас нет времени, — ответил я. — Нам дороги минуты. Вы бы очень помогли нам, если бы рассказали, как обнаружили машину.

— Это muy mal[1], — сказал Чапалла. — Бандиты жестоко избили этого человека и бросили, связав его.

— Как вы его нашли?

— Я ехал за продуктами, — начал он. — Мы не часто ездим в магазин. Когда такое случается, мы садимся в пикап и покупаем сразу много продуктов. Вот я еду. Вижу машину у дороги. Поначалу я ничего не подумал и проехал мимо. Потом я говорю себе: «Хосе, почему машина проезжает здесь и потом ее бросают?

Если бы что-то случилось с мотором, машина осталась бы на дороге. Если она приехала своим ходом, что заставило водителя остановить ее здесь?» Я еду дальше, — старательно рассказывал фермер. — Но я думаю. Думаю. Думаю еще. Потом останавливаюсь и поворачиваю назад. Я подъезжаю к той машине. Сначала я ничего не вижу. Затем я заглядываю вовнутрь.

Я вижу что-то светлое. Это тряпка, которой заткнули рот вашему другу. Я говорю: «Caramba[2], что это?»

Я пытаюсь открыть дверь. Она не заперта. Открываю дверцу. Ваш друг находится внутри. Его связали рыболовной леской. Еле-еле развязал узлы — уж очень они крепкие.

— Вы его освободили?

— Да, я его освободил.

— Вы не перерезали веревку?

— Боюсь, что нет. Его связали очень туго. Я мог порезать его ножом.

— Вам пришлось долго возиться, чтобы развязать узлы?

— Не очень долго. У меня сильные пальцы, сеньор.

Когда-то я был рыбаком. Я много работал и разбираюсь в узлах.

— Вы вытащили кляп?

— Кляп?

— Тряпку изо рта, — объяснил я.

— Seguro[3], конечно. Я вытащил тряпку, и он начал говорить, но ему было трудно.

— Что он сказал?

— Он сказал, что на него напали грабители.

— А потом?

— Этот человек был болен. Я предложил ему свой дом.

— Он сам сидел за рулем машины?

— Нет. Он ехал в машине со мной. Он не мог сесть за руль своей машины, потому что у него болели ребра, из носа шла кровь, а под глазом был синяк. Его сильно избили.

— Что было дальше?

— Потом мы приехали ко мне домой, и Мария приготовила горячую еду — кукурузные лепешки, фасоль «чили», сыр… Он ел много, этот человек. У него все болело, и он очень хотел есть.

— Продолжайте.

— Потом мы уложили его в кровать. Он лежал неподвижно и спал. Потом он проснулся и уехал. Я отвез его к машине.

— Когда это было?

— У меня нет часов. — Хосе пожал плечами. — Может, час, может, два часа назад.

— И это все, что вам известно?

— Это все, что я знаю.

Я кивнул Хейлу.

— Хорошо, — сказал я. — Едем в Мехикали, и я устрою вас в хороший отель. Я достану вам спортивную рубашку и… Где ваша бритва?

— В сумке. Она лежала в багажнике. Господи, вы думаете, они забрали ее?

— Давайте проверим.

Он вытащил ключи от машины и открыл багажник.

Там находилась туго набитая большая сумка и небольшой чемодан.

— Все цело? — спросил я.

— Похоже, да, — вздохнул он с облегчением. — Вам не придется доставать мне спортивную рубашку. Слава Богу, у меня в сумке есть одежда.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда поехали.

— Но все упирается в деньги, — сказал Хейл. — Я много поставил на эту статью…

— Пусть это вас не волнует, — сказал я. — Теперь расходы лягут на меня.

На его лице отразилось чувство облегчения, что никак не вязалось с подбитым глазом.

Мария продолжала возиться у плиты, улыбнувшись на прощание и просто сказав: «Adios»[4].

Я протянул ей десять долларов.

— Я хочу поблагодарить вас за помощь, которую вы оказали этому человеку, — сказал я.

Они не хотели брать, но было видно, что деньги им отнюдь не помешают. Наконец Мария взяла бумажку, рассыпаясь в благодарностях. Хосе Чапалла проводил нас до двери. Он пожал всем нам руку.

— Vaya con Dios! С Богом! — сказал он.

На автозаправке мы притормозили. Хейл смыл самые заметные пятна крови с рубашки и умыл лицо.

Нэннси не стала останавливаться и поехала дальше, помахав нам рукой и пару раз нажав клаксон.

Дальше поехали, не сигналя. Когда мы остановились, он вдруг спросил:

— Вас нанял Мильтон Колхаун?

— Я работаю на него.

— А я на него не работаю. Откровенно говоря, мне не нравится этот ублюдок.

— Я работаю на Колхауна, — повторил я.

— И я палец о палец не ударю, чтобы помочь ему, — сквозь зубы процедил Хейл. — У него есть деньги, он может нанять адвоката и…

— Он уже нанял адвоката. Я хочу, чтобы вы с ним поговорили.

— Не знаю, стану ли я с ним разговаривать.

— Делайте как вам нравится, — сказал я ему. — Только не забывайте об одной вещи.

— О какой вещи?

— Я работаю на Колхауна.

— Ну и ладно, — сказал он. — Вы можете работать на кого угодно.

Мы вошли в отель и подошли к стойке портье. Глядя на Хейла, он вежливо улыбнулся и покачал головой, положив на стойку руки ладонями вверх.

— Мне очень жаль, сеньоры, но в отеле нет свободных мест. У нас все занято и…

— Это мой друг, — объяснил я. — Он попал в автомобильную аварию.

На лице клерка вежливую улыбку сменила заискивающая.

— О, в таком случае, конечно, мы о нем позаботимся.

Он протянул ручку и регистрационный листок, и Хейл заполнил его. Я заметил, что он указал свой адрес: 817, Биллинджер-стрит.

Я поднялся и посмотрел, как он устроился, отправил посыльного к машине за большой сумкой и чемоданом, а потом сказал:

— Я полагаю, вам больше не нужны веревки, которыми вас связали?

— Я не хочу их больше видеть, — ответил он.

— Я избавлю вас от них, — сказал я.

Я взял веревки и положил их в багажник своей машины. Из Калексико я позвонил в контору Антона Ньюберри и спросил у секретарши, на месте ли ее босс.