— Ириана будет освобождена в свое время, — ответил он. — Я сожалею о смертях жителей моря. Мои последователи принадлежат к нации, которая считает их бездушными животными, и я не всегда могу контролировать их поступки. Но я могу гарантировать, что ни один ниссом не погиб от рук топильщиков…

— Освободи Голубую Даму сейчас, — перебила она его. — Уничтожь собранное тобой оружие древних. Откажись от плана завоевать мир.

— Не могу, — ответил он, — потому что намереваюсь сохранить его! Ириана, по неведению, помешала бы осуществлению моих планов, так поступили бы и правители стран, если бы я не заставил их выполнять мои условия.

— Так поступил бы любой здравомыслящий человек! — громовым голосом произнесла Харамис и схватила свой талисман. — Я знала, что ты придешь сюда, Орогастус, знала, что ты попытаешься завоевать меня, как тебе удавалось это раньше. Решив, как должна поступить, я вырвала из своей груди сердце и обрекла душу на адские муки. Но я поклялась, что ты не покинешь эту башню, чтобы продолжить свои злодеяния. Ни за что, пока у меня есть силы предотвратить это.

Внезапно ее охватила волна дыма, чернее, чем полночь. Колдун, пораженный изменением ее отношения к нему, попятился назад, а тьма обрела форму трех огромных лепестков, вздымавшихся до самого потолка библиотеки. Черный Триллиум.

Она появилась из центра Цветка — женщина в блестящем белом платье, собравшем в себе все цвета радуги. В правой руке она держала окруженный темной пустотой Трехкрылый Диск, от которого колдун не мог отвести глаз. Пустота расширилась, превратившись в огромное круглое окно, в лишенную лун или звезд ночь, заслонившую сияющий силуэт Великой Волшебницы. Но свет от ее тела все еще пробивался сквозь клубы дыма.

Она не произнесла ни слова, но что-то заставляло его войти в этот Диск, словно он был виадуком в вечность.

— Нет! — закричал он, не желая верить в то, что она обрекла его на смерть, когда любовь и доверие к ней сделали его незащищенным. — Харамис, ты не можешь так поступить!

Диск расширился, поглощая весь свет, за ним исчезли полки с книгами, мебель и огромный каменный камин. Он висел в клубах дыма на расстоянии вытянутой руки до судьбы, ужасной и притягательной, которая манила его войти в бесконечную ночь.

Он был испуган, испуган до смерти. Но несмотря на то, что Диск неумолимо надвигался на него, обратил свои молитвы не к Темным Силам, а к ней.

— Харамис, любимая Харамис! Ты не можешь нарушить перемирие, не можешь нарушить клятву Великой Волшебницы. Ради нашей любви, позволь мне уйти!

— Я знаю, что бесчестно убивать тебя таким образом, Орогастус, знаю, что солгала тебе и нарушила клятву, но, поступая так, я смогу уберечь мир от мучений, быть может, предотвратить его разрушение. Без тебя Звездная Гильдия потерпит неудачу и исчезнет, и снова воцарится мир и равновесие.

— Моя единственная любовь, ты сама задумала это бесчестное предательство или виной всему твой вероломный талисман? Это он соблазнил тебя поставить собственную волю выше судьбы? Денби Варкур знал о таящихся в Скипетре Власти опасностях! Он возражал против решения Бины и Ирианы передать тебе и твоим сестрам этот страшный инструмент, даже разделив его на три части. Ты знаешь почему? Потому что талисман может стать хозяином своего владельца!

Харамис молчала. Огромный Диск подступал все ближе, теперь от парализованного ужасом тела колдуна его отделяла длина пальца. За ним была пустота. Исчезновение. Еще одно мгновение, и он уйдет навсегда. Она пошлет его в вечную пустоту, считая, что, растоптав собственные чувства, делает добро.

— Не верь ни себе, ни талисману! — закричал он в ужасном отчаянии. — Пусть Цветок скажет, должна ли ты так поступать! Спроси Черный Триллиум, заслуживаю ли я такой смерти! Спроси, можно ли так восстановить мир.

И тут он ослеп.

«Диск поглотил меня, — подумай он. — Я останусь во тьме навсегда, со мной будет только моя душа, постоянно напоминающая о моих прегрешениях. Почему она не выслушала меня? Почему не дала объяснить…»

Он услышал ее плач.

Почувствовал тепло камина.

Ощутил запах старых книг и пергаментов.

Он открыл глаза и увидел ее лежащей на ковре у камина. Диск и цепь на ее груди превратились в обычный обруч, только кусочек янтаря сверкал как крошечное солнце.

Онемев от облегчения, он мог только стоять, едва дыша, и смотреть на нее. Потом она зашевелилась и села, разбросав полы белого плаща Великой Волшебницы.

— Как я могла? — прошептала она, скорее как ребенок, перенесший ужас, а не как раскаивающаяся взрослая женщина. — Святой Цветок, как я могла подумать о таком бесчестии хотя бы на мгновение? Ни на минуту не переставая любить тебя?

— Ответ — в твоей руке, — ответил он мрачно.

Она опустила взгляд на талисман.

— Я не верю тебе.

Тем не менее она разжала пальцы, и талисман закачался на цепи.

— Когда я был пленником Денби, — сказал он, — я многое узнал о Скипетре, о магии трех талисманов, которой тебе придется управлять. Харамис, позволь мне сказать…

— Уходи! — крикнула она хриплым от страданий голосом, и глаза ее вновь заполнились слезами, — Ты всегда был лжецом и обманщиком. А теперь я стала похожей на тебя. Ириана и Учительница ошибались. Наша любовь достойна презрения, и я вырву ее из сердца или умру!

Она попыталась подняться, но ноги не слушались ее. Он помог ей и, прежде чем она успела возразить, на мгновение коснулся своими губами ее.

— Мы встретимся еще раз, — сказал он, — когда ты обдумаешь наш разговор, когда события внесут ясность в твои мысли.

— Убирайся! — закричала она, схватив Диск обеими руками и закрыв глаза, чтобы из них не потекли слезы. — Уходи!

Он собрал одежду, поднял вторую Звезду с пола, надел свой талисман и удалился.

Лумому-Ко — Спикер Лета, вождь племени вайвило и преданный друг Дамы Священных Очей — без труда договорился о перевозке ее самой и ее спутников на плоскодонном судне, принадлежавшем его двоюродному брату, выходившем в рейс вниз по Великому Мутару. Несмотря на ее протесты, он настоял на том, что будет сопровождать ее до столицы Вар, расположенной в устье реки на южной оконечности Полуострова.

Все дни, уже проведенные в пути, Кадия была мрачной и напряженной. Великая Волшебница явилась ей в Послании, и Лумому пришлось больше часа прождать ее у носовой рубки, пока сестры о чем-то совещались. Когда наконец Кадия вышла из рубки, вайвило совсем пал духом. Ее тело было напряжено от едва сдерживаемого гнева, а на щеках были видны следы слез.

— Послание Белой Дамы сообщило мне плохие новости, — сказала она. — Я должна немедленно поговорить с Викит-Аа.

— Мой двоюродный брат стоит у руля, — сказал Лумому. — Ступай за мной, только осторожно.

Со спины вождь вайвило был похож на очень высокого мужчину крепкого сложения, но значительная примесь крови скритеков наделила его лицом, похожим на звериную морду, с грозными белыми клыками и выпуклыми золотистыми глазами с вертикальными зрачками. Шея и обратные стороны ладоней были частично покрыты чешуей, а частично — короткими рыжими волосами. Он был одет в пышный наряд, что вполне соответствовало слабости, которую питали аборигены к человеческой одежде. Плащ был сшит из мягкой темно-бордовой кожи, окаймленной по капюшону и полам золотой лентой. Под плащом он был одет в панталоны и куртку из парчи бледно-желтого цвета и безрукавку из изумрудно-зеленой шкуры милингала. Сапоги — на толстой подошве и со шпорами, хотя он никогда в жизни не садился на фрониала. Наряд дополняла усеянная драгоценными камнями перевязь и богатые ножны зинорианской работы. Постороннему человеку женщина, следовавшая за величественным аборигеном, могла показаться обычной служанкой. Она была одета в костюм из серой шерсти и черной кожи, и только ее гордая осанка и великолепный меч говорили о том, что именно она возглавляет экспедицию.