Я угрюмо села на кровати, натягивая рубашку пониже. Понятия не имею, что нужно говорить в таких случаях.

— Кто ты? — через некоторое время молчаливого изучения, наконец, он определился с вопросом. Я вздохнула. Правда ему не понравится.

— Оборотень.

На лице его, несмотря на то, что он видел уже меня во второй ипостаси, отразилась борьба неверия и здравого смысла.

— Этого не может быть.

Вместо ответа я выразительно изогнула бровь.

— И он тоже? — то ли поверил, то ли просто решил больше не спорить.

Боже, как странно говорить о таких вещах посреди белого дня, сидя на разобранной кровати, в обстановке домашней и до того реальной, что зубы сводит!

— Нет, — я покачала головой, а потом подумала, что терять мне уже нечего и предложила: — Если не собираетесь меня убивать прямо сейчас, то налейте хотя бы чаю с малиной.

Он секунду смотрел на меня, словно ожидая, что я попрошу к чаю еще и кусок сырого мяса, а затем вздохнул и отправился на кухню. Я прислушалась, убедилась, что все звуки предельно мирные и вышла следом, заметно прихрамывая — укус воспалился, ногу то и дело дергало, простреливая болью. Пропустила я все свои примочки и отвары…

— Тебе нужно к врачу, — сказал он, стоя ко мне спиной. В джинсах и серой футболке выглядел он ничуть не менее официально, чем в форме и напряженные плечи говорили, что участковый еще долго не почувствует себя рядом со мной в безопасности. Почему-то это задело меня, хотя я и понимала, что не должно бы. Какое мне, в конце концов, дело до него? Это я здесь пострадавшая, мне теперь остаток жизни гадать — а не расскажет ли он кому?! — Такие, как вы вообще, к врачам ходят?

— Мы спим, едим и болеем точно так же, как и все остальные, — огрызнулась я, пристраиваясь на стуле у батареи. Слегка знобило, и ее тепло оказалось просто живительным. Еще лучше я себя почувствовала, когда взяла в руки кружку с чаем.

— Только раз в месяц выворачиваетесь наизнанку, — ответил он, садясь напротив. Изучающий, внимательный взгляд прошелся от макушки до кончиков носков. Я клацнула зубами о край кружки — вздрогнули оба.

— Я выворачиваюсь, когда захочу, — просветила я его. — Вы вроде вчера убедились.

Он хотел было что-то сказать, но не решился и вместо этого полез в холодильник. На стол легли колбаса, хлеб и масло. От первой я брезгливо отказалась, а бутерброд с маслом сжевала в три секунды, продолжая наблюдать за мужчиной напротив. Он барабанил пальцами по столу и смотрел в запотевшее окно. На улице шел снег, надежно укрывая любые следы. В кухне, несмотря на обеденное время, царила пасмурная полутьма. У него был вид человека, который уговаривает себя примириться с реальностью.

— Поверить не могу, что это… существует, — наконец, признался Алексей Михайлович. Я бросила на него внимательный взгляд поверх дымящейся кружки с чаем.

— Много чего существует.

— Да, но это… — он покачал головой. — Он был обычным ребенком и вдруг…

— Вывернулся наизнанку? — припомнила я его фразу. Он заметно содрогнулся. — Как это было?

Участковый долго молчал — видимо, не мог подобрать слов. И я его понимала.

— Так, словно ему разом сломали все кости, — наконец выдохнул он. — Он вдруг скорчился, сжался, а потом…

— Закричал, — продолжила я, вспоминая этот крик. Мы, оборотни, привыкли к боли — она для нас родная. Но что будет с человеком, если он обращается впервые? И никого нет рядом, кто рассказал бы — что это такое…

— Ты тоже все время…? — он не закончил, но я поняла. И кивнула, добавив:

— Но я знаю что именно происходит. Я сама запускаю процесс, я готова к боли. И я — оборотень. Даже в человеческой ипостаси у меня немного другое строение костей. Более пригодное к… выворачиванию.

— Но ты сказала, что он не оборотень, — обернулся ко мне участковый. В глазах плескалась тревога. — Тогда что он такое?!

Я пожала плечами, повела носом:

— До сих пор я думала, что он человек. Он пах как человек, вел себя как человек…

— Это ты бросила камень? — перебил он. Тон уже изменился, снова стал официальным и жестким. Он снова почувствовал почву под ногами, перешел к допросу. — Хотела проверить?

— Я хотела подслушать, ничего больше, — покачала я головой, откидываясь на стуле. Пустая кружка оставалась у меня в руках, словно буфер между нами. — Камень бросил другой.

— Кто?

— Не знаю! — буркнула я. — Я хотела догнать его (или ее?), но тут этот мальчик закричал и я…

— Ты пыталась не подпустить его ко мне, — закончил за меня участковый. Я кивнула.

— Подумала, что на эту деревню хватит трупов.

— И что ты можешь о нем сказать? О мальчике.

— Что он не оборотень, — упрямо повторила я.

— Это я уже слышал.

— Нет! — воскликнула я, со стуком ставя кружку на стол. — Вы не понимаете! Даже если это его первое превращение, он не пах как оборотень! Он выглядел немного по-другому, не так, как мы, не естественно, он вел себя по-другому! Мы не теряем разум во второй ипостаси, а он его напрочь лишился! И он не вурдалак — те не могут принимать человеческий облик…

— КТО?!

Я осеклась, понимая, что с него, пожалуй, хватит новой информации.

— А это что за твари? — Алексей Михайлович так не считал. Лицо осунулось, светлая щетина пробивалась на подбородке, но все равно резко контрастировала с бледной, воспаленной кожей — недосып и купание в реке тоже даром для него не прошли. И все же он упрямо продолжал допрос.

— Те, что получаются, когда тело оборотня попадает в руки колдуну, — я понимала, что ему сложно, но он ведь сам спросил, правильно?

— То есть мертвого оборотня? — уточнил он с несколько ошалелым видом. — И много ты таких видела?

— Ни одного, — призналась я. — До сих пор я о таком только слышала.

— А Генка?! — подскочил он на месте. — Он тоже оборотень?!

— Он тоже НЕ оборотень, — поправила я устало. Нужно было добраться до дома, нужно было покормить свою живность, ведь ушла я еще вчера вечером, нужно было что-нибудь сделать с этим укусом, а я сижу здесь и чаи распиваю! — Алексей Михайлович? Вы не могли бы принести мои вещи?

— В каком смысле? — он явно не связал тот факт, что я сейчас сидела в его рубашке и то, что еще недавно на мне вообще, кроме шерсти, ничего не было. А может голова была занята другим — все же такие новости не каждый способен переварить. Короткие волосы торчали, как попало — явно не раз и не два за эту ночь он запускал в них руку в попытках осознать произошедшее.

— Моя одежда лежит в сарае в ящике, — вздохнула я. — И пожалуйста, не спрашивайте, почему она не на мне. Вы не хотите узнать ответ на этот вопрос.

Странно посмотрев на меня, он набросил куртку и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь — видимо, ночью ее все же починили. Дождавшись, пока стихнут его шаги, я, осторожно ступая босыми ногами по деревянным половицам, прошла в "официальную" часть дома. Осколки стекла уже убрали, окно было заколочено фанерой — в комнате царила полутьма. Стол с внушительными бороздами от когтей вчерашней твари стоял в углу, а на нем сиротливо обретался небольшой плоский камень размером с голубиное яйцо. Гладкая черная поверхность прерывалась дырой, словно специально просверленной посередине. Однако края были гладкие, так что я в этом сильно сомневалась. И из-за этой мелочи вчера случился такой переполох? Осторожно наклонившись ближе, я втянула носом воздух, по-прежнему не прикасаясь к камню. В ноздри ударил запах паленой шерсти и аммиака, заставив меня отшатнуться в сторону. Брезгливо выдохнув, я огляделась, вернулась на кухню, нашла там полиэтиленовый мешок и осторожно переместила туда найденную улику. Для Алексея Михайловича он бесполезен, а я могу попытаться выяснить, в чем тут дело. Камень пах магией, темной магией — это я понимала, а вот все остальное оставалось недоступным. Я не маг, не умею распознавать заклинания и колдуна найти по ним тоже не смогу. Зато знаю тех, кто сможет.

Когда он вошел в дом, я уже чинно сидела на своем месте. Пакет лежал на столе.