Вся эта роскошь, дефилировавшая в нескольких шагах от нее, навела ее на мысль, что выделенный ей пенсион в 800 ливров чрезвычайно скуден. Ничтоже сумняшеся, она уговорила свою сестру Мари-Анну тайком бежать из аббатства в Бар-сюр-Об и попытаться вернуть себе кое-что из владений, некогда принадлежавших их семье.

И вот однажды ясным погожим утром 1779 года жители Бар-сюр-Об с изумлением узнали, что две принцессы остановились в гостинице «Красная голова», слывшей самой захудалой во всем городе. Супруга городского прево, мадам де Сюрмон, сочтя такое положение абсолютно неприемлемым, пригласила девушек пожить у нее и представила их городской знати.

Среди приглашенных была родственница мадам де Сюрмон, мадам де Ла Мотт, которая приехала в дом прево вместе с сыном. Николя де Ла Мотт был всего на несколько месяцев старше Жанны и служил жандармом в Бургундской роте, расположившейся гарнизоном в Люневиле. Его нельзя было назвать красавцем, однако он был хорошо сложен и недурен собой. Темноволосый, черноглазый, смуглый, с орлиным носом и чуть-чуть оттопыренной пухлой нижней губой, он производил приятное впечатление, и Жанна вскоре позволила ему себя соблазнить. Через некоторое время дело зашло так далеко, что встал вопрос об их неотложном бракосочетании.

Церемония состоялась 6 июня 1780 года в церкви Святой Марии-Магдалины… а ровно через месяц в той же церкви крестили близнецов – Жана-Батиста и Николя-Марка де Ла Мотт. Впрочем, близнецы прожили всего сорок восемь часов.

Свадьба и рождение близнецов вызвали в городе большой шум, об этом говорили во всех гостиных, так что мадам де Сюрмон попросила племянника и новоявленную племянницу покинуть ее дом. Молодожены не заставили себя упрашивать и переехали к мадам де Латур, сестре господина де Ла Мотта.

К несчастью, их новое жилище было слишком тесным и отнюдь не соответствовало честолюбивым амбициям молодой четы. Супруги отбыли в Люневиль, где размещался гарнизон Николя, и там исхитрились неплохо устроиться. Николя, теперь с гордостью именовавшийся де Ла Мотт-Валуа, посчитал возможным присвоить себе графский титул, не имея на то никаких прав.

В Люневиле графиня де Ла Мотт-Валуа имела большой успех. Половина гарнизона во главе с полковником сразу же влюбилась в нее. Там же она встретила Рето де Виллета, сослуживца мужа и друга его детства, которому в этой мрачной истории предстояло сыграть одну из главных ролей.

Юный белокурый денди, высокий и прекрасно сложенный, Рето де Виллет, казалось, обладал поистине неиссякаемым источником талантов. Он играл на мандолине, пел, писал прозу и стихи и вдобавок неплохо рисовал; все эти дарования впоследствии необычайно пригодились Жанне…

Мадам де Ла Мотт приглянулась Рето де Виллету, тот, в свою очередь, чрезвычайно понравился мадам де Ла Мотт. Поскольку граф был не ревнив, в конце концов они стали жить втроем под одной крышей, а в одно прекрасное утро вместе укатили в Страсбург.

Направляясь в столицу Эльзаса, очаровательное трио преследовало отнюдь не праздные цели: они ехали отыскать там добрейшую мадам де Буленвилье. В последние годы маркиза часто болела и недавно обосновалась в Страсбурге, надеясь обрести исцеление с помощью человека, молва о котором шла по всей провинции.

Этот итальянский джентльмен называл себя графом Калиостро; говорили, что он умеет творить чудеса и излечивает любые болезни, а также является великим алхимиком, то есть знает секрет изготовления золота и алмазов.

Некоторые полагали, что этот человек – очередное перевоплощение загадочного графа Сен-Жермена, чье появление некогда потрясло двор Людовика XV. Впрочем, сам Калиостро с негодованием отвергал это предположение. Он утверждал, что родился в Медине в результате любовного союза принцессы-невольницы и Великого Магистра Мальтийского ордена, а воспитывался в тайном храме Мемфиса и долгое время жил в сказочном городе, сокрытом в самом центре Африки. Кроме того, он заявлял, что для него нет секретов ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем, равно как и в человеческом теле. Исколесив всю Европу под разными именами, Калиостро прибыл в Страсбург, где снискал репутацию великого целителя, избавив от жестокого приступа астмы архиепископа Страсбургского, должность которого в то время исполнял кардинал Луи-Рене-Эдуар де Роган-Гемене.

Нисколько не обидевшись на Жанну за ее побег из Лоншана, мадам де Буленвилье с распростертыми объятиями приняла ту, кого считала своей блудной дочерью. Она благосклонно отнеслась и к супругу своей протеже, и к другу вышеуказанного супруга, не подозревая о той роли, какую он играл в этом семействе.

Поскольку маркиз де Буленвилье издавна поддерживал превосходные отношения с кардиналом де Роганом, простодушная маркиза представила кардиналу свою воспитанницу, и перед Жанной распахнулись двери великолепного кардинальского дворца Саверн, любимой резиденции прелата. Таким образом, под одной крышей встретились те, кому предстояло пошатнуть французский трон, запятнать честь королевы и князя церкви и стать причиною, быть может, самого скандального процесса за всю историю страны.

В сорок семь лет кардинал де Роган был красивым мужчиной с горделивой осанкой и величественными манерами. Принц по рождению, хотя и принявший сан, он не отличался излишней набожностью, зато был искушен в светских интригах, обожал охоту, искусства и литературу, любил изысканное общество и красивых женщин. Впрочем, все его недостатки могли считаться таковыми только из-за его принадлежности к церкви. Образованный, дипломатичный, умный, он был человеком великодушным и честным. Возможно, кто-то считал его излишне легковерным, но в XVIII столетии простодушная доверчивость была свойственна многим.

Однако за блистательным фасадом скрывались две разъедавшие кардинала язвы: неутоленное честолюбие, побуждавшее его мечтать о месте Ришелье или Мазарини, и… неразделенная любовь.

В прекрасный летний день 1770 года Роган, тогда еще молодой прелат, замещая своего дядю, архиепископа Страсбургского, приветствовал на городской площади эрц-герцогиню Марию-Антуанетту, которая прибыла из Австрии для заключения брачного союза с дофином Франции. В то время будущей королеве еще не было пятнадцати, она явилась перед Луи де Роганом в ореоле белокурых золотистых волос, и тот влюбился в нее без памяти.

Шло время, Рогану больше не доводилось видеть ту, которая отныне навечно заняла место в его сердце. В 1772 году король Людовик XV назначил принца Рогана послом при дворе австрийской императрицы Марии-Терезии, матери дофины, и принц отбыл в Вену. К несчастью, эта миссия не только не сблизила Рогана с Марией-Антуанеттой, но, наоборот, сделала их врагами.

Марии-Терезии посол не понравился: он, по ее мнению, слишком любил роскошь, а изысканные светские манеры прелата просто шокировали набожную императрицу. Стремясь повысить престиж своего государства, посол устраивал балы и блистал в свете, однако подобное поведение в Вене произвело совершенно противоположное впечатление.

Из писем, адресованных дочери, нетрудно было догадаться об отношении императрицы к Рогану. На протяжении нескольких лет Мария-Антуанетта читала о нем только отрицательные отзывы. Его называли «дурным подданным», «кутилой», «презренным типом», «извращенным умом», и постепенно образ изящного молодого прелата, который сердечно приветствовал ее в Страсбурге, затуманился и потускнел в памяти дофины. Теперь Луи де Роган, с которым Мария-Антуанетта за всю жизнь не обменялась и парой слов, представлялся ей одиозной личностью. Особенно ненавистен он стал ей после того, как до нее дошел слух, что в гостиной мадам Дюбарри было прочитано его письмо, где Роган вышучивал позицию императрицы Марии-Терезии в вопросе о повторном разделе Польши.

Прошло время. Призванный во Францию после смерти Людовика XV, Луи де Роган стал кардиналом и получил должность главного распределителя милостыни при короле Франции. Однако королева так ни разу и не заговорила с ним – даже когда в 1788 году в версальской часовне он крестил ее старшую дочь.