– Вскоре это начало принимать странный оборот.

Она вытянула из пачки Кейса сигарету и закурила.

– Клуб вызнал, что я делаю со своими деньгами. Бритвы у меня уже были, но наладка нейромоторов требовала еще трех поездок. Мне еще рано было бросать работу марионетки. – Молли затянулась и выпустила струю дыма, увенчав ее тремя замечательными кольцами. – Сволочь, заправлявшая клубом, имела выход на программистов, которые стряпали эти софты. В Берлине – ты, наверно, знаешь, оттуда идет вся похабщина. Я так и не узнала, кто написал для него ту программу, но она вся была основана на классике.

– Они знали, что ты осознаешь, что происходит? Что ты находишься в сознании во время работы?

– Я не была в сознании. Это было похоже на инфопространство, только пустое. Цвета серебра. Там пахло дождем... И там можно было видеть собственный оргазм, в виде сверхновой на краю пустоты. Но постепенно я начала вспоминать... Как сны, ты понимаешь? А они ничего мне не говорили. Они врубали этот софт и запускали в меню особый заказ для гурманов.

Кейсу казалось, что голос Молли доносится к нему откуда-то издалека.

– И я все знала, но продолжала молчать. Мне нужны были деньги. Сны становились все хуже и хуже, и сначала я убеждала себя, что некоторые из них – просто сны, но постепенно я стала догадываться, что босс прогоняет через меня половину клиентуры. Ничего, Молли от избытка кайфа не треснет, говорил босс, и увеличивал мою ежедневную нагрузку.

Молли тряхнула головой.

– Этот свин зарабатывал на мне в восемь раз больше того, что платил мне, и думал, что я ничего не знаю.

– И на чем же он зарабатывал?

– На дурных снах. Самых дурных. Один раз... один раз, я тогда только что вернулась из Тибы...

Молли бросила на пол сигарету, раздавила ее каблуком сапога, снова села на кровать и прислонилась спиной к стене.

– В тот приезд в Тибу хирурги забрались в меня особенно глубоко. Операция была сложной. И, вероятно, нарушила работу выключателя. И я очнулась как раз тогда, когда обслуживала клиента...

Ее пальцы судорожно вцепились в пластиковый мат.

– Он был сенатором. Его портреты можно было увидеть на улицах. Мы оба были в крови. И мы были не одни. Она была вся... – Пальцы Молли еще глубже ушли в мат. – Мертвая. А этот жирный боров без остановки твердил: "В чем дело? В чем дело?" Ведь мы еще не закончили...

Молли начало трясти.

– Поэтому я дала сенатору то, чего он действительно хотел, ты понял меня?

Дрожь ее тела прекратилась. Она отпустила пластиковое покрытие кровати и пальцами, как гребенкой, прочесала свои черные волосы.

– Клуб, конечно, порвал со мной контракт. Некоторое время мне пришлось скрываться.

Кейс смотрел на нее расширенными глазами.

– А Ривейра сегодня вечером просто попал по больному, – продолжила Молли. – Мне кажется, что оножелает, чтобы я ненавидела Питера по-настоящему сильно, чтобы я психанула и занялась им всерьез.

– Занялась им?

– Да, пошла бы за ним следом на виллу. Он уже там, внутри. В "Блуждающих огнях". По приглашению леди Три-Джейн, после всякого там дерьма с посвящением и тому подобным. Она была тогда в ресторане, в частной ложе, или как оно там...

Кейс вспомнил лицо девушки, которую увидел в ресторане.

– Ты собираешься убить его?

Молли улыбнулась. Очень холодно.

– Он и без того уже на полпути к смерти. Осталось совсем чуть– чуть.

– Я тоже пообщался с ним, – сказал Кейс и рассказал Молли про окно, запинаясь там, где ему приходилось пересказывать то, что Лонни Зон говорил о Линде. Молли кивнула.

– Может, оно хочет, чтобы ты тоже кого-нибудь здорово ненавидел?

– Пожалуй, я уже ненавижу его.

– А может, ты ненавидишь себя?

– Как это было? – спросил Кейса Брюс, когда тот забирался в седло мотоцикла.

– Зайди как-нибудь, посмотри, – посоветовал Кейс, растирая глаза.

– Не могу смотреть без содрогания, когда такие парни, как ты, ходят к марионеткам, – грустно сказала Кэт, прижимая очередной кожный диск к своему запястью.

– Теперь куда, домой? – спросил Брюс.

– Да, пожалуй. Подбрось меня на Жюль Верн, куда-нибудь к барам.

Рю Жюль Верн была круговой и охватывала Веретено по экватору, тогда как улица Исполнения Желаний тянулась вдоль всей его длины, заканчиваясь с каждой стороны около крепей светоносной системы Ладо– Эчисона. Если пойти от улицы Исполнения Желаний по рю Жюль Верн налево, то вскоре можно было снова выйти на улицу Исполнения Желаний, но уже с правой ее стороны.

Кейс смотрел вслед огням мотоцикла Брюса до тех пор, пока они не исчезли вдали, после чего повернулся и пошел по тротуару мимо широких, ярко освещенных прилавков, украшенных дюжинами глянцевых японских журналов с рекламными фото самых последних симстим-звезд.

Прямо над головой, вокруг погашенной на ночь светоносной системы, голографическое небо сверкало сотнями фантастических созвездий, наводящих на мысли о картах, гранях игральных костей, мягких шляпах, бокалах с мартини. Пересечение Жюль Верн и улицы Исполнения Желаний образовывало глубокое просторное ущелье, на стенах которого балкончики и террасы похожих на утесы домов Вольной Стороны постепенно переходили в травянистые лужайки, где располагались комплексы казино. Кейс проследил за тем, как автоматическая авиетка грациозно снизилась, полетела почти над самыми верхушками художественно высаженного леска и на несколько секунд попала в поток света, льющегося из окон невидимого казино. Беспилотный летательный аппарат представлял собой крошечный биплан с крыльями из тончайшего полимера, переливающимися всеми цветами радуги, что делало его похожим на гигантскую бабочку. Через мгновение авиетка исчезла за опушкой зеленой чащи. В последний момент Кейс заметил отраженную вспышку густо-красного света – от лазера самого самолетика или от линзы его приемника. Беспилотные авиетки, управляемые центральным компьютером, составляли часть охранной системы Вольной Стороны.

Управление которой располагалось где? На вилле "Блуждающие огни"? Кейс проходил мимо баров с разными забавными названиями: "Хай-Ло", "Рай", "Le Monde", "Игроки в крикет", "Шизная Смита", "Крайний случай". Он выбрал "Крайний случай", потому что тот был самым маленьким и в нем было больше всего народу. Но уже через секунду Кейс понял, что это типичное место "только для туристов". Гудения биза в воздухе не чувствовалось, была только нетерпеливая сексуальная напряженность. Кейс подумал было о безымянном ночном клубе над кабинкой Молли, но, представив себе ее глаза-зеркальца, сосредоточенные на маленьком экране монитора, передумал. О чем рассказывает ей сейчас Зимнее Безмолвие? Что объясняет? План коммуникаций виллы "Блуждающие огни"? Историю семейства Тиссье– Ашпул?

Кейс взял кружку "Карлсберга" и нашел себе местечко у стены. Прикрыв глаза, неторопливо прочувствовал в себе клубок ярости, маленький горящий уголек чистейшей злости. Ага, все на месте. Пока что. Но откуда это в нем взялось? Когда его уродовали в "Мемфисе", он не чувствовал ничего, кроме разочарования несбывшихся надежд; убивая кого-либо чисто из деловых соображений в Ночном Городе он ощущал в себе только пустоту; смерть Линды Ли в надувном доме в Тибе оставила у него воспоминание лишь о легкой тошноте и отвращении. Но не злости. На его мысленном киноэкране, крошечном и далеком, выстрел вновь разметал голову Диана, заливая кровью и мозгом стены офиса. Теперь он знал: ярость и злость пришли к нему в аркаде, когда Зимнее Безмолвие отнял у него Линду Ли, лишив его простейшей животной надежды на пищу, тепло, ночлег. А окончательно свои новые чувства Кейс осознал только после разговора с голоконструктом Лонни Зона.

Ощущение было непривычным. И потому он не мог оценить, насколько оно сильно.

– Оцепенение, – пробормотал он.

Долгое время, много лет, он пребывал в оцепенении. Все нинсейские ночи, ночи с Линдой, оцепеневший, бесчувственный, в кровати и в ледяном узле сделок по наркотикам. Но теперь в нем было пламя, и оно согрело его, и заработал чип агрессивности. Плоть, твердило что-то внутри него. Это голос плоти, не обращай на него внимания.