Вот как описывает – это заселение Грушевский: “сюда двинулись потомки панских фамилий, которые поудирали из этих краев во времена Хмельниччины, а также другие паны, которые за бесценок покупали у этих потомков права на здешние земли. Они сами или их служащие и факторы начали основывать слободы в этих киевских, брацлавских и подольских пустынях и привлекать сюда людей, обещая долголетнее освобождение от всяких налогов и повинностей; на пятнадцать, двадцать и больше лет. Высылали также своих людей в более густо заселенные края, чтобы оии агитировали людей бежать на вольность в свободы, и такие посланцы действительно многих людей увлекли украинскими льготами и свободой. Как полтораста лет тому назад, массы людей бежали с Волыни, Полесья и более удаленных краев – так и теперь, за несколько десятков лет правобережные пустыни снова густо покрылись селами и, хуторами, среди которых воздвигались панские дворцы, замки и католические монастыри. Начали устраиваться панские фольварки, а когда начал подходить конец обещанным свободам, стали поселенцев принуждать к несению барщины, разных работ и повинностей”.
Картина, нарисованная Грушевским, исторически точная, только нуждается в одном добавлении: с заселением стремительно продвигался и католицизм.
Большинство новых переселенцев шло с северо-запада, где католичество успело уже обратить в унию все население, а потому вслед за переселявшимися крестьянами двигались и их духовные пастыри, подчиненные Риму священники. И, когда они встречали еще кое-где сохранившиеся остатки православия, немедленно его ликвидировали, не стесняясь в выборе средств для обращения в католическую веру. Новые помещики были исключительно поляки-католики. Все это вызывало острое недовольство населения и порождало тяготение на восток – к воссоединению с Россией, Левобережьем.
Киев и прилегающая к нему небольшая территория Правобережья, как мыс, вклинялись в польское Правобережье и сделались центром организации сил сопротивления этой польско-католической агрессии на Правобережьи. На этом мысе была много церковных и монастырских сел и имений, в которых находили себе помощь, защиту и содействие активные элементы населения Правобережья, которые небольшими отрядами вели своего рода партизанскую войну, направлнную по словам Грушевского, “против панов и жидов, которые въедались в народ, как панские помощники и факторы, арендаторы разных панских доходов и монополий” (“История Украины” стр. 445). Не только монахи и население, но, как говорит Грушевский, “даже московские военные” всячески помогали этим партизанам, считая их борцами против польской неволи.
Эти партизаны, называвшиеся “гайдамаками”, уже в 30-х годах (18-го столетия) сделались бытовым явлением польского Правобережья, с которым слабевшая Польша не могла совладать. Кроме Киева и окресностей, их моральными и материальными базами были также Запорожье и все прилегающее к Днепру Левобережье. Не мало было случаев проникнования партизанских небольших “ватаг” (отрядов) и из-за Молдавской границы. Иногда их называли “дейнеками”, но больше они были известны под общим именем “гайдамаков”. Волна “гайдамацких” действий то поднималась, то спадала, но никогда не прекращалась совершенно до самого раздела Польши. Особенно она усилилась в 1733-34 гг. во время безкоролевья в Польше и борьбы за престол между Лещинским и Августом Саксонским, сыном умершего короля Августа.
Польские магнаты и шляхта Правобережья – сторонники Лещинското нападали и разоряли имения магнатов и шляхты – сторонников Августа. Для поддержки последних Россия ввела на Правобережье свои войска и большой отряд левобережного казачества, которые нападали и разоряли имения конфедератов – сторонников Лещинского.
Репрессии со стороны русских по отношению к ненавистным польским помещикам были восторженно встречены их крепостными, не разбиравшихся в причинах этих репресий, и породили надежды и слухи, что целью введения русских войск было освобождение от польского владычества. Волна гайдамацкого движения резко поднялась, причем гайдамаки одинаково громили не только сторонников Лещинского, на и сторонников союзника России – Августа. Особенно сильно было оно на Брацлавщине, где его возглавлял начальник придворных “казаков” польского магната князя Любомирского Верлан (каждый магнат и богатый шляхтич имел свою вооруженную челядь, называвшуюся “казаками”).
Вот как описывает этот эпизод Грушевский: “русский полковник, занявши Умань, разослал письма к помещикам саксонской партии, чтобы они присоединились к нему, присылали своих придворных казаков и иных людей, нападали на сторонников Станислава. Получившие такое письмо, начальник казаков кн. Любомирского, по имени Верлан, пустил в народе слух, что царица Анна прислала указ, чтобы все лица “восставали, убивали ляхив и жидив и становились казаками – для этого московское войска с казаками идет на Украину; а как вычистят Украину и введут в ней козацкий порядок, тогда их со всем краем заберут от Польши” (История стр. 446). Народ откликнулся на призыв Верлана и стал массами к нему присоединяться. Верлан провозгласил себя полковником, произвел выборы старшин и стал громить евреев, католиков и поляков, не разбираясь, кто сторонник, а кто противник двух кандидатов в польские короли и приводя население к присяге царице Анне. Разгромивши почти всю брацлавщину, Верлан со своими войсками двинулся на Волынь, захватил Жванец и Броды и оперировал в окрестностях Львова и Каменца, нападая и разбивая отдельные довольно крупные польские отряды. Население было всецело на его стороне и всячески его поддерживало, стремясь к освобождению от Польши, которе оно видело только в воссоединении с Левобережьем, т. е., с Россией.
Но в это время (летом 1734 г.) борьба за польский престол кончилась. Российские войска взяли Данциг, Станислав бежал во Фракцию, а его сторонники изъявили покорность Августу и просили Русское Правительство “усмирить крестьян”.
Это и было сделано путем жестоких репрессий над тем самым крестьянством, которе так горячо откликнулось на призыв российских военноначальников и вызвало огромное огорчение и недовольство всего населения. Одна часть покорилась, но очень многие ушли на Запорожье или в Валахию, образовали там шайки и в течение ряда лет делали оттуда набеги не только на панские усадьбы и замки, но и на местечки и города, особенно жестоко расправлялись со своими изменниками, которые не только покорились, но и активно помогали панам в борьбе с этими “гайдамацкими” отрадами. Отряды Гривы, Медведя, Харька, Гната Голого наводили панику на польскую администрацию, которая не могла с ними справиться благодаря поддержке и укрывательству населения.
Широко, распространенная на всей Украине до нынешнего дня “дума про Саву Чалого” рассказывает о жестокой расправе Гната Голого над изменниками народному делу – Саввой Чалым. Чалый, в прошлом сподвижник Верлана, покаялся перед панами и стал гонителем своих вчерашних товарищей-гайдамаков, за что получил от поляков звание полковника и богатые имения. Гайдамаки за это разорили его имение, истребили семью, а его самого предали мучительной казни.
Грозой для насадителей католичества были эти гайдамацкие отряды. Они немедленно вмешивались в спор между крестьянами и униатским ксендзом, старавшимся обратить их в католичество и жестоко расправлялись с этими представителями польской агрессии.
В этой своей деятельности гайдамаки имели всемерную поддержку не только населения и еще кое-где уцелевших представителей православного духовенства польского Правобережья, но и всех православных в местностях, воссоединенных с Россией, особенно Киева и его окрестностей. В гайдамаках прежде всего видели защитников “благочестивой” (т. е., православной) веры и на их грабежи не обращали внимания, тем более, что грабили они ненавистных поляков, евреев и католиков.
Поляки же считали гайдамаков обыкновенными разбойниками и, когда они попадали им в руки, жестоко с ними расправлялись.
