Я покаянно вздохнул.
— Увы. Вероятно, я не слишком хороший актер, леди.
— Верно, — охотно согласилась она, довольная своей маленькой победой. — Но вы ведь с самого начала понимали, что это — именно проклятие, а не какое-то «предчувствие»? Имея отца-некроманта, о таких вещах было бы сложно не узнать задолго до поступления в Академию. Я права?
Я тоже улыбнулся.
— А почему вас это интересует, леди?
— Потому что… — магесса, наконец, оторвалась от своего увлекательного занятия и снова взглянула на меня прямо, — …завтра, независимо от того, как вы справитесь с экзаменом, я должна буду принять некое решение касательно вашей дальнейшей судьбы. Каким оно будет, зависит от множества факторов. В том числе и от того, как много искренности я увижу в ваших словах и поступках. Поскольку не все они ясны мне до конца, я сочла, что сегодняшний день вполне подойдет для общения. И, возможно, поможет мне не думать о вас плохо там, где это совершенно не нужно.
— Ценю, что вы решили потратить на меня свое личное время, леди, — мгновенно изменил тон я и уважительно наклонил голову. — Могу ли я надеяться, что после того, как вы удовлетворите свое любопытство, я смогу задать в ответ несколько вопросов?
— Никогда не упускаете момента, Невзун? — усмехнулась она, придвигаясь ближе к столу.
Я опустил глаза.
— Стараюсь. Что вы хотели узнать?
Она секунду помолчала, оценив мою скромность по достоинству, а потом приступила к допросу.
— Как хорошо ваш отец обучил вас основам некромантии?
— Полагаю, что хорошо, — спокойно ответил я, понимая, что рано или поздно на эти вопросы все равно пришлось бы отвечать. И леди де Ривье в качестве следователя устраивала меня гораздо больше, чем тот же Рух или магесса де Фоль. — Теоретический курс по основам «темного» искусства я освоил полностью.
— Что насчет практики?
— Тоже бывало, — уклончиво откликнулся я. — Но вы ведь понимаете, что «светлому» гораздо сложнее обращаться с «темными» потоками и пользоваться «темным» алтарем.
— Тем не менее, вы все-таки пытались этим заниматься?
— Безусловно. Без этого обучение было бы неполным.
Графиня де Ривье едва заметно кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями.
— Пожалуй, что так. И каковы были ваши успехи в этом нелегком деле?
Я сделал каменное лицо.
— Отца они не устраивали.
— Хорошо, — тут же сменила тему огневица. — Как вы считаете, какому курсу обучения Академии соответствует ваша теоретическая база?
— Думаю, курса до пятого я дам фору любому юному мэтру, — мысленно ухмыльнувшись, сообщил я истинную правду. Нет, конечно, я и выпускника легко сделаю, но их, увы, поблизости нет и еще лет пять точно не будет.
— Вот как? — на этот раз не стала скрывать своего удивления магесса. — Почему вы так в этом уверены?
— Я знаком со старшекурсниками «темного» отделения. Их знания, как показала практика, оказались менее полными, чем мои. Мэтр Лонер, я думаю, это подтвердит.
Ха-ха. Еще бы нет!
— Интересно… — в глазах огневицы мелькнул и пропал лукавый огонек. — Значит ли это, адепт Невзун, что вы умышленно скрывали от руководства свои способности?
— Я не знал, как вы к этому отнесетесь, — честно признался я. — Мое детство проходило в более чем напряженной обстановке… полагаю, вам это известно. Оказавшись на алтаре один раз, было, знаете ли, нелегко не думать о том, что однажды история может снова повториться.
— Тем не менее, вы больше сблизились с «темными» студентами, нежели с адептами со своего факультета…
— Да, — виновато развел руками я. — Что поделаешь — «темное» искусство мне все равно ближе по духу, чем что-то иное. Да и, как выяснилось, ребята вовсе не против со мной общаться. Кому-то мне даже удалось немного помочь…
— Я наслышана, — тонких губ магессы коснулась мимолетная улыбка. — И, честно говоря, ничего не имею против. Члены Совета магов много времени и сил потратили на то, чтобы отношение к молодым мэтрам начало меняться. Но, пожалуй, вы стали первым в Академии, кто продемонстрировал это так открыто.
— Все может быть, — ровно отозвался я. — Надеюсь, это не приведет к обострению ситуации.
— Я тоже. Но проясните для меня еще один момент, юноша: правильно ли я поняла, что вам проще и легче было сойтись именно с «темными» сверстниками, нежели проявить терпение и снисходительность к «светлым»?
Я кашлянул.
— Возможно.
— Вы поэтому так долго избегали говорить правду мастеру Руху? — испытующе взглянула на меня графиня. — Поэтому поставили под угрозу его здоровье?
Ах, вот что ее на самом деле интересует! Хочет знать, способен ли я предать себе подобного?
Вообще-то, да. Легко. И даже без угрызений совести. При условии, что этот человек даст мне необходимый повод. К примеру, как Нев.
Но она, наверное, не это хочет услышать.
— Признаться, я — не самый великий знаток этой темы… — скорбно начал я, принявшись нервно теребить полу собственной мантии. Впрочем, это правда: лучше всех в проклятиях разбирался мой дедуля… мир его праху. А я — так, нахватался по верхам. Еще в прошлой жизни. И даже не все свои идеи опробовал на практике. — Поэтому поначалу вообще сомневался, что это именно проклятие. Проверить, так ли это, без внятных объяснений, мне бы не позволили. А говорить о том, что кое-что в некромантии я все-таки смыслю, казалось мне не самым разумным решением. К тому же, мастер Мкаш мне действительно не очень… симпатичен. Вероятно, в силу того, что у отца было весьма предвзятое отношение к друидам, которое он сумел в полной мере передать мне. Но, поверьте, я бы не позволил себе промолчать, если бы увидел, что ему грозит реальная опасность.
Ларисса де Ривье поморщилась.
— Все с вами ясно, Невзун. Спасибо, что поделились. Исходя из ваших слов, получается, что я вам тоже не нравлюсь?
— Напротив, — тут же улыбнулся я. — Если бы не вы, у меня не имелось бы стимула усиленно обучаться «светлому» искусству. А если бы не ваше понимающее отношение к потребностям бедного адепта, мне было бы на порядок сложнее интересоваться знаниями, которыми я, по мнению того же мастера Руха, интересоваться просто не имею права.
Она хмыкнула.
— Мкаш иногда перегибает палку, это верно. Но мне всегда казалось, что если студенты рвутся к знаниям, то нужно открывать перед ними двери в книгохранилище самой… пока они не вышибли их своим энтузиазмом.
— Приятно, что это понимаете именно вы, леди, — снова наклонил голову я и осторожно осведомился: — Теперь можно я задам вам несколько вопросов?
Она великодушно кивнула.
— Пожалуйста.
— Я только-только начал внимательно знакомиться с разделами, касающимися предвидения, поэтому не все понимаю. В частности то, почему образы, связанные с созданиями Иного, всегда видятся размытыми и нечеткими.
— Вы говорите о демонах? — уточнила магесса, переплетя тонкие пальцы.
— В основном — да, — кивнул я, а сам подумал о насмах. — В описаниях линий вероятности и даваемых ими образов я уже не раз натыкался на мнение, что грядущее, непосредственно связанное с демонами, теряет свою четкость. Верно ли, что само по себе Иное, имея свои собственные пространственно-временные законы, начинает при определенных условиях менять наши?
— Скорее, не менять, а путать. Скрывать детали. Размывать границы образов. Поэтому, если когда-нибудь вы заметите, что линии вероятностей без явной причины изгибаются и даже рвутся, стремясь обогнуть или сбежать от некоего туманного пятна, происхождение которого вам непонятно, можете не сомневаться — здесь пересекаются границы двух миров. То же самое, кстати, касается предсказаний, относящихся к пространственным проколам — поскольку они напрямую связаны с перемещением внутри Иного, то никогда нельзя предугадать, будет ли телепортация успешной. Оракул или провидец способен увидеть то, что, возможно, случится при благоприятном исходе, но при этом всегда будет видеть неясную тень, лежащую на объекте предсказаний. Которая исчезнет только после того, как он снова ступит на твердую землю.