— Магистр? — забеспокоился командир роты. — Все в порядке?

— Никакой порчи, — со вздохом признал я, открывая глаза. — Мне нужно перекинуться парой слов с его дядей, и на этом все.

Фельдфебель Сепп так обрадовался окончанию разговора, что даже не приставил ко мне ротного колдуна. И совершенно напрасно…

К этому времени Ивара Фалька уже уложили на шконку; я встал рядом и спросил:

— Где записи, Ивар? Где запретная книга по некромантии?

— Не понимаю, о чем вы! — презрительно скривился арестант.

Я вздохнул и прислонился к стене, пережидая головокружение. Мне было нехорошо, в ушах шумело все сильнее, и нестерпимо захотелось опуститься на корточки, но выказывать слабость перед некромантом было никак нельзя. Я часто-часто задышал, прогоняя дурноту, а потом заявил:

— Ты учился в университете, твой племянник — нет. Да и связывают ли вас родственные узы? Это лишь слова, цена которым — ломаный грош. Деревенские уверяют, что знать вас не знают.

— И что с того? — хрипло спросил Фальк.

— С Руне что-то не так. Когда ты поднял мертвецов, некое магическое воздействие исказило его эфирное поле. Я не могу проигнорировать этот факт. Никто не может. Вопрос лишь в том, кто займется изучением этих странностей — мы или герхардианцы.

— При чем здесь эти сволочи?

— А как иначе? — разыграл я удивление. — Ты обвиняешься в некромантии и наверняка приобщил к запретным знаниям Руне. Он не школяр, его надлежит передать попечению ордена Герхарда-чудотворца.

— Чушь! — выкрикнул Фальк и рванулся, но тут же без сил повалился обратно. — Нелепые выдумки!

— Ты учил его, — жестко произнес я. — А раз так, его надо отдать ордену. Но если он и в самом деле твой племянник, мы можем проявить снисхождение, и его судьбой озаботится Вселенская комиссия. Все зависит от того, договоримся мы сейчас или нет.

— Он же сопливый мальчишка! — воззвал к милосердию арестант. — Не надо впутывать его в это!

Я остался непоколебим.

— Ты сам впутал его. Ты, и никто иной. У тебя есть шансы избежать смертной казни даже в случае обвинительного приговора, но, если герхардианцы залезут в голову Руне и поймут, что именно с ним случилось, тебе не поздоровится. Мне удалось уловить лишь отдельные эманации, попахивает запредельем…

Немудреный блеф не оставил Ивара равнодушным, но и особого впечатления не произвел.

— Что я должен сделать, чтобы вы оставили Руне в покое?

— Этого не случится ни при каких обстоятельствах, — прямо ответил я. — Вопрос исключительно в том, кто им займется. Скажи, где спрятал инструменты и записи, или Руне выдадут ордену.

— Мне-то что с того? — хмыкнул Ивар Фальк. — Какой смысл менять шило на мыло?

Тут он был, вне всякого сомнения, прав. Рабочие записи станут неопровержимыми доказательствами вины. Так или иначе, но его осудят.

— Не тяни за собой Руне, — попросил я. — Если у нас будет признание, в показаниях Руне пропадет всякая нужда. Никто не станет заниматься им… всерьез. Поживет в доме призрения под наблюдением добрых людей.

— Нет никаких записей, — ответил арестант помертвевшим голосом.

— Посуди сам…

Ивар Фальк повернул голову, словно хотел взглянуть на меня, пусть глаза его и закрывала ткань.

— Я не поднимал мертвецов, — сказал он и отвернулся.

— У тебя есть время до утра, — соврал я и вышел за дверь.

На душе было премерзко, но наше ремесло не для чистюль и моралистов. Гуманисты могут сколько угодно кривить губы, меньше всего меня волновало мнение этих оторванных от жизни персон. Зло должно быть наказано, и кому-то приходится брать ответственность за это на себя.

Что мне людские пересуды? Когда-нибудь ангелы небесные взвесят мою душу, тогда и станет ясно, прав я был или нет.

Боюсь ли оказаться недостаточно чистым для небесных садов? Разумеется. А как иначе? Не сомневаются только фанатики, а фанатикам во Вселенской комиссии по этике не место. К нам подобной публике вход заказан.

По возвращении в деревню я первым делом заглянул в дом, где расквартировали братьев ордена Герхарда-чудотворца, и поведал ловчему о своих подозрениях насчет Руне Фалька. О чем-то умолчал, а где-то немного сгустил краски, и без того хмурый Стеффен окончательно помрачнел лицом.

— Руне Фальк… — произнес он, не скрывая отвращения. — Племянник некроманта точно находится вне юрисдикции Вселенской комиссии?

«Закон что дышло», — мог бы сказать я, но не стал. Спокойно выдержал пристальный взгляд собеседника и утвердительно кивнул.

— Именно так, — потом добавил: — Но это лишь мое частное мнение. Фальк-старший еще может его оспорить. Если его аргументы будут сочтены весомыми, мы заберем мальчишку обратно.

Столь откровенное желание оставить для себя возможность отыграть ситуацию назад породило на губах ловчего саркастическую улыбку.

— Понимаю вас, магистр. Оформим бумаги прямо сейчас?

Я решил не откладывать дело в долгий ящик, и какое-то время мы скрипели перьями по листам писчей бумаги, составляя необходимые в этой ситуации документы. В итоге представитель ордена получил официальный отказ от Руне Фалька, а взамен ловчий вручил мне заверенное подписью и печатью обязательство выделить дело племянника некроманта в отдельное производство. Все! С этой минуты ответственность за пацана брали на себя герхардианцы.

— И еще один момент, брат Стеффен, — понизил я голос, хоть никакой особой нужды в этом и не было, — действовать надо незамедлительно. Боюсь, завтра утром Руне в лагере уже не окажется. Просто пойдет за водой, а вернется только после нашего отъезда.

Ловчий хмыкнул.

— Он же дурачок? Или сомневаетесь в этом?

— Он — дурачок, его дядя — нет. К тому же солдаты прониклись к Руне искренней симпатией. Они… так скажем… могут принять участие в его судьбе.

— Благодарю за предупреждение, магистр. Отправимся за мальчишкой прямо сейчас. У брата Даана будет время оценить его эфирное поле. Возможно, он сумеет заметить нечто, чего не заметили вы.

На том и распрощались.

Зайдя во двор нашего дома, Макс вон Сюйд первым делом забрался на запятки кареты и выудил из закрепленного на крыше сундука две бутылки вина — белого, сладковатого и крепкого. К выпивке у нас отыскались луковица, колечко кровяной колбасы да краюха черствого хлеба, но жаловаться было грех; каноник Йохан остался ночевать в доме деревенского священника, а для двух человек трапеза была не столь уж и скудна.

Выслушав условия выдвинутого некроманту ультиматума, Макс даже закудахтал от удовольствия.

— Гениально! — заявил он, разливая вино по кружкам. — Уверен, его высокопреосвященство оценит твою затею по достоинству! Посуди сам, со стороны все выглядит так, будто герхардианцы не смогли добраться до Фалька и вознамерились отыграться на его племяннике! Слухи делают в глазах черни некроманта героем, а тут такое…

Порученец архиепископа нисколько не сомневался, что Ивар Фальк не выдаст своих бумаг, и я был склонен с этим мнением согласиться. Моя уловка не сработала, но что сделано, то сделано. Чего уж теперь…

В голове мягко и приятно зашумело, я развалился на стуле, зацепил ногой составленные под стол пустые бутылки, и те со звоном покатились по полу. Макс убрал их на подоконник и остро глянул на меня.

— Тебя что-то беспокоит, Филипп? Выглядишь так, будто мучает изжога. Или совесть.

— Совесть? — рассмеялся я. — Ну уж нет! Хотя… сказать начистоту, и совесть тоже. Не надо было впутывать в это мальчишку.

— А у тебя был выбор?

— Нет, не было. Да это и не важно! Просто что-то не сходится! Почему мы решили, что в тайнике хранились именно записи?

— Ты так решил.

Я кивнул.

— На тот момент это казалось логичным. Но посуди сам: Ивар Фальк — пустышка, одного взгляда на эфирное поле достаточно, чтобы понять — он непрактикующий колдун, и уже давно. Ангелы небесные! Даже обладай он запретными записями о некромантии, все одно не сумел бы ими воспользоваться! Силенок бы не хватило!