Да и потом — куда бы делось тело? А в том, что Ирма убита и это ее призрак является горожанам по ночам, я нисколько не сомневался. Но без тела… Без тела мне дело никакие сшить.

Решив не полагаться на одни лишь колдовские способности, я прошелся по церкви, как бы невзначай заглянул даже в служебные помещения. Храм оказался невелик, и пусть некоторые комнаты осмотреть не удалось, едва ли покойник мог пролежать незамеченным все это время в одной из них.

Ангелы небесные! Да после ареста школяра здесь точно все обыскали! И что же получается — тупик? Я покачал головой. Нет, не тупик. Просто пришло время для более решительных действий.

В казематы меня не пустили. Давешний капрал только руками развел.

— Сеньор гауптмейстер ни о чем таком не предупреждал.

— Но вчера…

— Вчера было вчера, а сегодня — уже сегодня! — с невозмутимым видом выдал седоусый служака.

Я в голос выругался.

— Смотрю, прецедентное право у вас здесь не в чести.

— У нас приказы в чести, магистр, — последовал издевательски спокойный ответ.

Терять время на беспредметные беседы с армейским начальством не хотелось, но деваться было некуда, и я обреченно махнул рукой.

— Доложи!

Капрал отправил бойца с донесением, и на этот раз меня долгим ожиданием мурыжить не стали, соизволили принять почти сразу. И вновь компанию гауптмейстеру составил гарнизонный капеллан.

— Магистр! — радушно улыбнулся мне хозяин кабинета. — Вот уж не ожидал, что вы вернетесь!

— Так скоро? — предложил я окончание фразы.

— В принципе вернетесь, — уколол меня острым взглядом капеллан.

Я только руками развел.

— Служебный долг, кому понять, как не вам?

Благодушное лицо гауптмейстера исказила досадливая гримаса.

— Бросьте, магистр! В ваших услугах больше нет нужды.

— Не вам это решать, — покачал я головой.

Хозяин кабинета переглянулся с капелланом, они рассмеялись.

— Неужели еще не слышали, магистр? — обратился ко мне гауптмейстер и отошел от стола к буфету. — Ночью сошла лавина, она смела завалы с последнего непроходимого участка дороги. Перевал открыт.

— Отправляйтесь в Сваами, — порекомендовал священник. — Так будет лучше для всех.

Я задумчиво хмыкнул. Возникло сильное искушение бросить все и последовать совету, но я не мог. Так и сказал.

— Рад бы, ваше преподобие, но у меня здесь дела.

— Вы меня, верно, не услышали? — спросил гауптмейстер, взвесив в руке бутылку из зеленого стекла. — Так я повторю: перевал открыт. Сделке конец. Уезжайте.

Воробушек-капеллан недобро рассмеялся.

— Неужели непонятно, магистр? Это мы наняли вас разобраться со школяром, но теперь в ваших услугах отпала всякая нужда.

Если священник думал смутить меня, то он просчитался. Я должен был ощутить себя круглым дураком, но не ощутил. Дураки не зарабатывают два талера и сорок пять крейцеров в день.

Так что я за словом в карман не полез и ехидно ухмыльнулся.

— Осмелюсь напомнить, что магистров Вселенской комиссии не покупают, не нанимают и не берут на содержание. Мы дозволяем оплатить наши хлопоты, не более того.

— Красивые слова! — фыркнул капеллан.

— Ваше преподобие ждут удивительные открытия, — сказал я и перешел к делу: — Мне нужно помещение для допроса арестованного, писарь и заплечных дел мастер.

Гауптмейстер рассмеялся.

— А мне хочется луну с неба.

— У вас нет полномочий проводить дознание! — напомнил капеллан.

Полномочия! Дело было исключительно в них. Именно из-за отсутствия полномочий меня и не попытались привлечь к этому делу официально. Армейские чины решили остаться в стороне, на случай если Вселенскую комиссию не устроит самодеятельность одного из магистров. А такое развитие событий исключать было нельзя. Не полагается магистрам-надзирающим брать на себя функции магистров-расследующих. Во всем должен быть порядок.

— Полагаете, с открытием перевала людям станет не до школяра? — прищурился я.

— О нем уже забыли, — кивнул гауптмейстер. — Теперь мы все сделаем правильно. И, разумеется, дождемся вашего коллегу, уполномоченного на проведение следствия. А вы свободны!

— Полномочия… — скривился я. — Сказать по правде, полномочий у меня куда больше, чем свободного времени.

И я выложил на стол козырного туза. Точнее — патент магистра-расследующего, который после перевода в Сваами не был изъят и уничтожен.

Мои собеседники склонились над столом, и капеллан тяжко вздохнул.

— Редкостное… коварство, — промолвил он, явно употребив вовсе не то слово, которое так и вертелось у него на языке. — Вы и не подумали заняться своими непосредственными обязанностями, пока вам не посулили за то мзду!

Гауптмейстер был с ним целиком и полностью согласен.

— Мне не жалко потраченных денег, магистр, — прямо заявил он, — но все это походит на банальное вымогательство!

— Вы нуждались в моих услугах, вы их получили, — отмахнулся я. — А мне нужны палач и писарь, фургон, пара крепких парней да свободная бойня. Я без труда договорюсь обо всем и сам, но тогда могут пойти слухи. Да, сеньоры! Слухи! О призраках, явлении Белой девы и всяческих языческих мерзостях. Я уеду, а вам здесь жить.

— Мы дадим людей, — решил гауптмейстер, задумавшись лишь на миг. — Но только после получения официального запроса.

Я с обреченным вздохом снял плащ и кинул его на один из стульев.

— Полагаю, сеньор, вам известно значение слова «бюрократия»?

Сеньор гауптмейстер даже не улыбнулся.

— Достаточно того, что мне известно слово «устав»!

Составление всех необходимых бумаг заняло никак не меньше двух часов, и на бойню мы доставили арестанта ближе к полудню, когда солнце уже зависло над городом и начало мало-помалу пригревать. На сегодня забой скота не планировался, и цехмейстер городских мясников позволил нам занять провонявшее смертью строение хоть до самого утра.

— Почему не хотите провести допрос в камере? — удивился поначалу гарнизонный капеллан. — Можете не беспокоиться насчет лишних ушей!

Но я лишь покачал головой.

— На бойнях царит своя неповторимая атмосфера. Люди чрезвычайно быстро проникаются осознанием того, что их отличает от скота только наличие души и значение имеет лишь ее бессмертие.

А еще там неизменно стоит такое зловоние, что пронимает даже тех арестантов, в чьих камерах пол не проглядывает из-под нечистот. И пусть Полди Харт закален походами в анатомические театры, на бойнях иной раз выворачивало даже видавших виды профессоров-медиков.

Сам я попривык к запаху смерти во время Лаварской кампании, но отнюдь не горел желанием вдыхать это омерзительное амбре и потому приложил все усилия, дабы образумить Полди Харта во время поездки. Пустое! Школяр с достойным лучшего применения усердием продолжал ломать комедию. Он плакал, жаловался на жизнь, уверял в собственной невиновности и пропускал мимо ушей большинство вопросов, да и на остальные не спешил отвечать по существу.

— Я не помню! — блажил он с нескрываемым испугом. — Я ничего не помню, но точно никого не убивал! Меня опоили! Я был пьян! Меня сделали крайним!

Врал конечно же без зазрения совести, но вжился в свою роль до такой степени, что заплечных дел мастер с сомнением покачал головой.

— Этот упорный, сразу видно, — сказал он, когда мы прибыли на место и арестанта утащили на бойню. — Придется повозиться.

Я лишь усмехнулся в ответ.

— Особо не усердствуй. Начинай медленно, останавливайся по первому слову. И не калечь. Этот прохвост мне целым и невредимым нужен.

— О как! — даже крякнул от изумления палач. — Прикажете обязанностями манкировать? Мне за другое деньги платят!

— Уже нет, — усмехнулся я и вложил в заскорузлую ладонь собеседника монету в половину талера.

— Так что же, — озадачился палач, — просто попугать?

— Попугать и следов не оставить. А просто это или нет — тебе виднее.