Печальное зеркало, висевшее на стене спальни, вот уж минут десять тщетно пыталось отразить изображение князя Мадарьяги. Князь упорно не отражался. Он вообще не обращал на зеркало никакого внимания, поглощенный гораздо более важным делом: пытался привести в чувство Зелга.

– Дайте мне умереть, – требовал тот.

– Сегодня никак нельзя, – отвечал вампир. – Если уж очень приспичит, тогда завтра, на поле боя. Покрыв себя неувядающей славой.

– Моя голова. Князь, где моя голова?

– Тут.

– Жаль. Она мне мешает.

– Это бывает после доброй дружеской попойки.

Зелг осторожно потрогал лоб, виски, нащупал странное образование посреди лица, но не смог вспомнить, что оно такое, и вопросил:

– А какой она формы, князь?

– Прежней, мальчик мой.

– Странно, мне кажется, на ней прибавилось углов. Всюду давит.

Князь слегка посерел, что у вампиров вызвано смущением.

– Боюсь, это моя вина. Когда я заталкивал тебя под стол…

– Вы меня что?..

Из-под одеяла появилось страдальческое лицо. Нос нервно подергивался, и князь воспринял это как упрек. Упреком оно и было.

– Скажем так, упаковывал тебя в безопасное место, а то бы Карлюза непременно спьяну оттоптал тебе все.

– Что я еще пропустил? Кроме процесса упаковки?

– Собственно, военный совет. У тебя великолепный генерал. Это я тебе говорю как признанный специалист. Правда, о нем не пишут в таких хвалебных тонах, как о славном Галармоне, но это только до завтрашнего дня.

– Я не доживу до завтра.

– От этого еще никто не умирал.

– Печально. Я бы хотел быть первым. О-ой, как все вращается.

Распахнулись двери, и отвратительно бодрый голос произнес:

– Нуте-с, как наш пациент? Страдает?

– Доктор, тише, – прошептал несчастный Зелг. – Ваш голос может обрушить стены. И не топайте, как минотавр.

– Не могу, – прогудел честный Такангор. – Это противно моей природе. Вставайте, ваше высочество. У нас сегодня важный день.

– Как?! Как встать?

– Что с ним? – встревожился минотавр, обращаясь к привидению.

– Обычное похмелье, милорд.

– А что это такое? Воцарилась гробовое молчание.

– Счастливец, – после паузы произнес Мадарьяга со странным выражением, и зеркало в который раз опечалилось, что ему не дано отражать столь мудрое создание.

– Выпейте, ваше высочество, – предложил доктор, толкая к постели страждущего серебряную тележку, уставленную микстурами и баночками. – Выпейте, ибо вам нужно принять и Думгара, а его голос при невылеченном похмелье противопоказан. Даже я, мертвый, внутренне содрогаюсь при мысли о том, что вы должны сейчас испытывать. Я его пока в коридоре оставил. Пейте же!

– Пахнет ужасно!

– А вы чего хотели? Лечи подобное подобным!

– Кстати, – мягко намекнул Такангор, – раз такое дело, может, и мне подлечиться подобным?

Зелг едва слышно застонал.

– Что-что?

– Не буду больше напиваться никогда в жизни, говорю. – И пригубил подозрительно оранжевое пойло, поданное привидением. – А на вкус терпимо. Никогда в жизни, слышите?!

– Похвальное намерение, – молвил Дотт.

Зелг отхлебнул еще.

– Во всяком случае, на этой неделе.

– А это уже разумно.

– Ну, сегодня, точно.

– Вот вы и воссоединились с реальностью.

– Пожалуй, я бы съел чего-нибудь, – признался герцог, – когда припомню, как это делается. Скажите, доктор, а вот этот набор из раскаленных иголок в желудке и чьих-то пальцев у меня в ушах входит в симптомы похмелья?

– Нет, ваше высочество. Это уже действует мое снадобье. Три минуты спустя будете как мертвец: море по колено, ничего и нигде не болит, впереди – вечность.

– Благодарю вас, Дотт, – осторожно произнес Зелг. – Ну что, приглашайте Думгара да начнем морально готовить меня к завтрашнему дню.

– Стратег! – восхитился Мадарьяга. – Скажу больше – герой! Думгар, дружище, присоединяйся к компании.

Достойный голем церемонно раскланялся с хозяином на пороге спальни и протянул было герцогу кипу свежих газет, но тут что-то отвлекло его внимание, и он возмущенно рявкнул. От этого звука большинство присутствующих, включая Мадарьягу, но исключая самого Думгара и Такангора, подпрыгнули и заинтересованно уставились на домоправителя. А за его спиной возникло с десяток разношерстных слуг.

– Это вы называете прикроватным ковриком? – обернулся к ним Думгар. – Кто кинул под ноги милорду эту потрепанную мятую шкурку? Позор!

– Протестоваю возмутительно, – пролепетал «коврик», подползая ближе к середине комнаты. – Есмь вельможистый, благородистый, хоть и потрёпатый обильными возлияниями и приключениями минувшей ночи некромансер.

– Карлюза! – обрадовался Такангор.

– Милорд, – икнул Карлюза. – И вы, милорд… Такангор обернулся, никого рядом не было.

– И вы, милорд. И вы. Не надо танцевать, пожалуйста. Надо помогать мне, ближнему, встать на лапы. Мастерион Зюзак Грозный завещал, что лучшее средство при похмелье есть хвост, воспомогающий соблюдать устойчивость даже в шатких ситуациях. Главное – найти его местопребывание.

– Зюзака?

– Хвоста, – отвечал Карлюза, глядя с неодобрением на свежее, пышущее здоровьем несообразительное создание.

– А-а! – Зелг собирался догадливо потрясти головой, но сколь бы ни был искушен в своем мастерстве доктор Дотт, даже после его волшебного эликсира трясти головой было просто невозможно. – Я что-то такое припоминаю.

И выпрямился в позе каменного сфинкса с невозмутимым лицом. Таким образом мы имеем право задать неожиданный вопрос: после какого такого праздника досточтимые сфинксы позировали ваятелям?

– Хороводство водили мы, – подтвердил честный Карлюза. – Крутилось все! Потом сползал в природу. Мучимый упреком повелителя на предмет малости полка «Великая Тякюсения». Исполнял какие-то неизвестные науке пассы всеми конечностями. Глагольствовал воинственно-зажигательные речи. Результат интересен ныне.

– Хороший результат, – одобрил Такангор. – Он все кладбище на уши поставил. У нас теперь не просто полк, а внушительный полк. Внушает врагам ужас и трепет, а также почтение к милорду Зелгу. А мирным пейзанам внушает желание заработать, страсть к свободной коммерции и свежие идеи.

– Уточните, – попросил Думгар.

– Пожалуйста. Этот хвостатый гений расквартировал в Виззле не меньше тысячи скелетов…

Карлюза, кряхтя, оперся на хвост и погляделся в зеркало. Зеркало его по привычке сперва не отразило, заставив тем самым пережить несколько неприятных мгновений, но затем спохватилось и честно показало зеленовато-серую болотистую мордочку с тоскливыми глазами.

– Я? – недоверчиво уточнил Карлюза.

– Ты, ты. Некромансер бублихульский.

– Туды его в лекарство! – восхитился Дотт. – То-то я думаю, с чего бы в округе пооткрывались новые заведения?

– Уточни, – потребовал Думгар.

– «Чистим-блистим, – нараспев начал Дотт, – все виды работы с костяными изделиями: полировка, лакировка, гравировка, цветная татуировка». Это Денси постарался. Сильфид местный, – пояснил он уже Зелгу. – Очередь стоит неимоверная. От кладбища до дверей этих самых «Чистим-блистим». Принимает чеками, наличными и работает в кредит.

– Кто еще постарался? – спросил голем.

– Лапимол-садовник. Водит усопших на их же собственные могилки и предлагает благоустроить на будущее, обсадить цветочками, разбить клумбы. В ассортименте фонтанчики, колонны, статуи – копии с работ известных мастеров, смелые новшества. Например, череп на шесте. Заказов море. Уже записываются на два месяца вперед.

– Ну и вообще в деревне праздничное настроение, – вставил Такангор. – Люди наконец-то с родственниками встретились. Отмечают, песни поют. Пляшут.

– Скелеты тоже поют? – осторожно осведомился Зелг.

– Стучат в такт.