Как и говорил вампир, ни меч, ни копье, ни топор не действовали на мерзкую тварь, которая окутала свою жертву живым плащом и облепила его с ног до головы.

Генерал пинался, выворачивался и гневно мычал, но силы его иссякали, а тварь с каждым глотком становилась все мощнее и все очевиднее. Ее менее удачливые товарки толпились рядом, вздыхая и постанывая, и их голоса сливались в самый мерзкий хор, какой только доводилось слышать Зелгу.

– Сделайте что-нибудь, – потребовал король, тыкая скипетром в супостата. – Это мой лучший генерал, отцепись от него немедленно!

Тварь полностью проигнорировала требование его величества, а вот другая тень стала потихоньку подкрадываться к Юлейну, припадая к земле и норовя обойти сзади.

– Ах ты рожки да ножки! – завопил Такангор, вырастая из черного тумана прямо перед носом у брыкающегося Галармона. – Гадость какая! Никакого уважения к противнику! Слюнявые объятия и обед взасос? Сплошное сексуальное надругательство! Смерть тебе, противная капость!!!

С этими словами он оторвал тварь от генерала (тень смачно чавкнула и, кажется, даже удивилась) и принялся топтать ее ногами. Тварь тоненько запищала.

– Высокое качество серебряных подков дает себя знать, – прокомментировал Такангор, глядя, как враг растекается неаппетитной лужей. – Не зря я на паялпе выступал! Что значит настоящие специалисты: говорили мне, что процесс гоцания значительно облегчается, и не обманули.

– Милорд, – молвил потрясенный Галармон, – я обязан вам жизнью. Я ваш вечный должник. В моей аптеке «У Ангуса» вы будете пользоваться неограниченным кредитом.

– Да я вроде не болею, – потупился славный минотавр и смущенно закрутил хвостом.

– Желаю процветания. Но уверен, что вы не откажетесь полакомиться мороженым «Князь Пюклер» и чашечкой-другой горячей рялямсы с куркамисами в мармеладе.

– Это мужской разговор, – сказал Такангор, протягивая генералу ладонь. – Разрешите пожать вашу мужественную руку. Я счастлив, что помог столь доблестному и талантливому рыцарю. Только одна важная деталь: я обычно пью рялямсу не чашечками, а чайничками.

– О чем разговор! – вскричал тронутый Галармон. – А скажите, коллега, как у вас получается их убивать?

– Не знаю, – отвечал честный Такангор. – А как у вас не получается?

– Ваше величество! Ваше величество!

Маркиз Гизонга бежал к ним, размахивая руками. И – странное дело – кажется, он и вправду искренне волновался за своего непутевого короля.

– Ваше величество! Вы целы? Мы в плену? Нас основательно обезвреживают?

– Послушайте… – сказал Зелг.

– Кстати, – обрадовался маркиз, – вы разумный человек, если организовали эту толпу в приличное войско, полное энтузиазма и патриотизма. Взятки берете? Можем договориться. Во-первых, так и быть, я оставлю вам нашу войсковую кассу…

– Я его сейчас пристукну, злыдню этакую, – сказал Иоффа, – и быть по сему. Мы энтую кассу пальцем не тронули. Отнять – отняли. А потом аккуратненько складировали в рощице, вместе с тележкой. Больно мессиру да Кассару нужны ваши жалкие гроши.

– Жалкие гроши?! – задохнулся маркиз. – Да мы! Да вы! Да знаете что? Это уж ни в какие не лезет…

Последнее замечание он адресовал скорее всего своей бессмертной душе.

– Отставить несолидный треп, – внезапно заявил Юлейн. – Слушай меня внимательно! Я уже провел переговоры со своим кузеном, постыдно капитулировал, побратался от вашего имени и дико доволен. Достигли компромисса. – И король даже зажмурился от удовольствия, что удалось ввернуть умное слово, которое несколько занятий подряд втолковывал ему зануда преподаватель искусства внешней политики с солидным брюшком, но несолидным именем Люлёна.

Компромисс – это искусство разделить пирог так, чтобы каждый был уверен, что лучший кусок достался ему.

Л. Эрхард

– Эмоции попрошу оставить на потом, поздравления принимаю в установленном порядке с двух до четырех, если они когда-нибудь наступят; а теперь немедленно объединяем войска и перенимаем полезный опыт у милорда Топотана.

– Но он же… Как же… Мы же… – робко заметил бледнеющий на глазах маркиз. Но договорить не решился.

– Быстро учится, – сказал доктор Дотт.

– А это что? – вытаращился маркиз. – Говорящий халат?!

– Сам ты «халат»! А я обычный призрак, между прочим при исполнении служебных обязанностей. Знаешь, чем карается оскорбление при исполнении?

– Нет, не знаю.

– И я не знаю. Но вот он придумает. – И Дотт указал рукавом на того, кто выплывал из тумана внушающей ужас громадой.

– Придумаю, не волнуйся, – прогудел Думгар. – Для кого? Для этого хмыря болотного? Не волнуйтесь, сударь, я вас знаю. Вот, мессир Зелг, полюбуйтесь – маркиз Гизонга, главный идейный вдохновитель этой вопиющей агрессии.

– Протестую! Это была самозащита! – попятился маркиз от разгневанного голема.

– Времени мало, – заметил Альгерс, без особого, впрочем, энтузиазма. А так, невзначай.

– Ничего, на этого хватит.

– Но-но, без угроз, – возмутился Гизонга. – Ваше величество!

– А что «ваше величество»? Ты еще меня, зяблик мой, не слышал. С угрозами у меня, правда, не сложилось, но ничего. Пройду ускоренный курс подготовки у этого очаровательного, хотя и громоздкого специалиста. О, а вот и граф! Граф, идите к нам скорее, милорд Топотан научит вас пинать сию гадость. У него здорово получается. Ах да, вы не в курсе, мы капитулировали и побратались. Это все не их пакость, – пояснил добродушный Юлейн. – Им она тоже не нравится.

– Значит, так, – сказал Такангор, по привычке беря быка за рога. – Это просто, почти как на паялпе. Когда их бьешь, то похоже на то, как плюхаешься в клюквенном джеме. Перехожу к наглядной агитации.

Минотавр поводил головой в поисках какой-нибудь «проявившейся» тени, обнаружил оную и с размаху погрузил в ее зыбкую плоть лезвие своего боевого топора.

– Чвак, – сказала тварь и лопнула, разлетевшись на десятки неприглядных лохмотьев странного цвета.

– Редкая гадость, – вздохнул Гизонга.

– К сожалению, не редкая, – вздохнул Альгерс, оглядывая бывшую равнину, а теперь призрачный город, по которому бродили неприкаянные твари.

Маркиз несколько раз ударил какую-то кривую и изогнутую тень мечом, но ничего не произошло.

– Э-э, – протянул Такангор. – Так вы до второго пришествия Тотиса можете ее тыкать. Ярости вам не хватает, натиска и праведного негодования, вот что. Да подумайте о том, что уже давно настало время плотного обеда. Или о чем-то таком же возмутительном, вопиющем.

– А-аа, – завопил внезапно Гизонга. – Жалкие гроши, да?! Жалкие гроши, я вас спрашиваю?! Да я их по крохам собирал, если хотите знать, долгие годы надрывался, копил! Жалкие?! Гроши?!

Если вы начнете откладывать понемногу каждый месяц, то уже через год удивитесь, как мало у вас накопилось.

Тень под его яростным натиском скукожилась и заметно истончилась.

– Так ее, – удовлетворенно заметил Такангор. – А что, вас действительно так волнуют деньги?

– А вас – нет?

– А у меня они есть.

Гизонга смерил минотавра взглядом мытаря, который внезапно узнал, что ему есть с кого взимать налоги, только не знал, как подступиться с этим животрепещущим вопросом к грозному воину.

Постепенно подтягивалась лично заинтересованная публика.

Бежали со всех ног рыцари, атакованные порождениями Бэхитехвальда и не желающие мириться с этим безобразием; стремились получить четкие указания стражи порядка, которые не могли взять в толк, кого следует арестовывать, а с кем нужно погодить до выяснения всех обстоятельств; брели пленные пикинеры, стремясь уточнить для порядку, пленены они или могут расходиться по домам вплоть до следующих сражений. Кавалеристы хотели выяснить, где возвращают конфискованных в ходе сражения лошадей; ополчение жаждало получить разъяснения по поводу обещанной наживы – и все они вместе крайне неприязненно относились к тому, что творилось сейчас вокруг них. Единственное, что мирило всех этих добрых людей с нашествием Бэхитехвальда, – это то, что они его нашествием не полагали вовсе. Были уверены, что сие есть последствия победы кассарийского некроманта, а тут уж своя рука владыка.