Он бежал, только пятки сверкали. Впрочем, это нисколько не смутило остальных, полагавших, что уж они-то сумеют договориться о цене, главное – прорваться в замок пред светлы очи мессира да Кассара, который обязан что-нибудь у них купить. Зачем это было нужно самому да Кассару, никто из них не знал да и не отвлекался на такие мелочи.

– Я думаю, грешным делом, стоило ли их спасать, – мрачно признался Альгерс, когда Думгар заглянул к нему в кузню. – Не знаю, куда и складывать.

И он махнул рукой в сторону штабеля закаменевших посетителей, аккуратно сложенного под самой стенкой сада.

– Допекли Ианиду, понимаешь. Она и рассердилась. Хотя ее, голубку, можно понять. Хуже мошкары.

– Зато мы победили Генсена.

– Да уж. Победили.

– Эй, милорд! Милорд, не купите ли вы книжку?

– Чего тебе, парень?

– Книжку продаю. Такая толстенная дурища. Таскать умаялся. А куда деть, не знаю.

– А где ты ее взял?

– Да в лавочке спер, у такого болотного хмыря с ножками. Усики еще вокруг глаз. Бр-рр.

Собиравшийся было проявить недопустимую агрессию по отношению к новому продавцу, Альгерс внезапно заинтересовался. Но мы не станем интриговать и без затей объясним, в чем тут фокус. Это Думгар делал ему всякие и всяческие знаки, из которых даже окаменевшие посетители смогли бы вывести, что книга голему нужна.

– Ты здесь первый раз? – сориентировался кузнец, подзывая паренька.

– Первый. Просто подумал, когда еще такой случай представится. Скоро все опомнятся, сообразят, что это Кассария, – и уже ни ногой. Это так, эйфория от победы, – пояснил тот.

Был он симпатичный, вихрастый, веснушчатый, с голубыми глазами и очень красивой нежной кожей. Загляденье, а не паренек. И совершенно не похож на остальных торговцев всякой дребеденью.

– Твои бы слова да Тотису в уши, – вздохнул Альгерс. – Замучили своим барахлом по специальным ценам.

– Я ведь чего пришел, – сказал паренек быстро. – Я не ради денег. Нет, от монеток не откажусь, кто ж откажется – куркамисов себе куплю в мармеладе. Только я подумал, мессиру будет интересно почитать, что там, в туманах, пишут. А мне она без надобности. Я ее из вредности спер, потому что этот хмырь болотный мою любимую вещь сгрыз и не подавился.

– В каких туманах, парень? – переспросил кузнец.

– А то вы и сами не догадываетесь. Когда все меняться начало, плыть и таять. Красиво, если подумать. Будто город во время сильного ливня. А потом из зеркала вытянулась занавеска дыма белого, густого. И вот уже нет ничего привычного, а вокруг лавка. Там много было всякой всячины: статуэтки, камни, оружие какое-то – не то поломанное, не то совсем нелюдское. Я не рассмотрел – этот как раз вполз. Ножек восемьдесят у него, не меньше, сам грязно-зеленый, глаза такие, будто дырку в тесте проковыряли.

– Как же ты не испугался?

– А я испугался. Чего уж тут… Просто допек он меня сильно. Я к камню подскочил – камень там такой стоял, постаментом, – книгу схватил и – бежать. Только ветер в ушах. Ну что, берете книгу-то? Я в замок не пойду: вон сколько туда людей ломится. Глядишь, хозяева скоро отстреливаться начнут. Шучу я, но все равно не пойду. Передайте ее мессиру герцогу.

Он осторожно положил книгу на землю и отступил на шаг.

– Подожди, я тебе денег дам, – позвал его кузнец.

– Денег не нужно. Одну денежку, серебряную. Больше не возьму.

– Как скажешь. Своя рука – владыка.

Альгерс бросил парнишке монету, тот поймал ее на лету, помахал приветливо и направился в сторону дороги, что вела к столице.

– Погоди, не поднимай, – сказал Думгар, увидев, что титан хочет принести книгу ему. – Погоди, говорю. Позови-ка мне Гописсу. Или кентавра какого-нибудь.

– Ты думаешь, это опасно? – изумился Альгерс. – А при чем тут Гописса? Давай лучше я.

Отворилась калитка, и во двор кузницы вошли Ианида и утомленный трактирщик, громко жалующийся на толпы посетителей. Жители Виззла никогда, мягко говоря, не бедствовали, так что прибыль Гописсу не радовала, а публика уже утомляла. И вообще он хотел отдохнуть после того, как переработался на войне. Да и хлебопекарная рота в полном составе как-то не слишком охотно пекла булочки и пирожки, требуя выходной, а то и два за свой беспримерный подвиг и пленение короля Тиронги.

– О, чего это у вас тут книга посреди двора валяется? – спросил Гописса, во всем усматривавший сейчас подвох и безобразие. – Хорошая вещь, портится в пыли. Антиквариат. Его мессиру нужно отдать, а не по двору валять. О господин Думгар, наше почтение.

– Здравствуй-здравствуй. Ты, как обычно, прав: это непорядок. Дай-ка ее мне, пожалуйста.

Трактирщик наклонился, взялся за книгу обеими руками – была она немаленькая, – поднял… вернее, попытался, крякнул и обиженно поглядел на кузнеца.

– Розыгрыш? Шутки? Мне не до шуток, Альгерс. Я какую-то тварь так ухватом молотил, что потянул себе плечо. Мне тяжести поднимать нельзя, особенно такие. Я не титан, между прочим.

– Интересная вещица, – заметила Ианида, нежно целуя мужа в перепачканную сажей щеку. – Отдохнул бы денек, работа никуда не убежит.

– И отдохну. Только вот подправлю шлем милорда Топотана. Что ты там на титанов ворчишь, друг Гописса?

– А то ворчу, что нечего вам с господином Думгаром издеваться над бедным старым ревматиком, который пережил грандиозное сражение и теперь хочет где-нибудь поспать. Я к тебе пришел ухват одолжить. А то мой остался на поле боя. – Трактирщик сделал паузу, прислушиваясь к собственным словам, и признал: – Красиво звучит: мой остался на поле боя. Поневоле почувствуешь себя ветераном.

Альгерс его почти не слушал.

Медленно подошел к огромному тому, переплетенному в зеленоватую кожу, с золотыми уголками и тяжелой застежкой. Приподнял с натугой. Огромные мускулы его взбугрились, под кожей проступили толстые, как веревки, жилы.

Мы были бы не слишком справедливы по отношению к тому самому единственному терпеливому читателю, коего так прославляли в одной из предыдущих глав, когда б не поведали о том, что произошло накануне.

Не думайте, что наши герои были такими уж беспочвенными идеалистами или самоуверенными типами, вроде тех, что свысока глядят на всех и каждого, заранее зная, что они лучше, умнее, сильнее и талантливее. Вовсе нет. И потому их крайне интересовало, каким образом им удалось одолеть Галеаса Генсена и его мертвое королевство.

Речь не идет о финальном поединке, где слава и честь победителя целиком и полностью принадлежат Такангору Топотану и его фамильному боевому топорику, на исключительности которого так настаивал всеведущий грифон. Но то был конец сражения, исход которого предрешили намного раньше, но вот где и кто?

Зелг да Кассар хоть и был приятно удивлен новыми открывшимися возможностями и талантами, о которых прежде и не подозревал, но в эйфорию по сему поводу не впал и весьма трезво оценивал свои перспективы при открытом столкновении с королем Бэхитехвальда.

Будучи истинным ученым, он предпочитал объективные суждения, пусть даже они умаляли его собственную значимость и авторитет в чародейском мире. Так вот, он категорически настаивал на том, что древнее чудовище, сметавшее армии и народы мановением руки, поглощавшее богов и полубогов, ему не по зубам. Вот скачки с препятствиями по улицам, подворотням и закоулкам Бэхитехвальда в тщетной попытке спастись от Генсена – именно то, что он и мог предложить в качестве самого эффективного средства. И если пару раз удалось удачно сымпровизировать, это еще не значит, что Нерожденный король не мог в любой момент истребить всех, кто попался бы на его пути. Ну, может, военного корреспондента Бургежу не смог, но журналисты, мечтающие получить Пухлицерскую премию, – это, по сути, иные организмы, и проблемы простых смертных их не задевают.

Так самокритично рассуждал Зелг и тем принципиально отличался от нашего старого знакомца – утоплика из колодца. Тот начал с того, что с утра считал себя не простым умертвием, но носителем тайного знания; а ближе к ночи закончил назначением себя на должность величайшего мага современности.