Зелг смешался:

– Да какая у меня армия? Стрелков не хватает, ветераны ушли на покой, тяжелая пехота – это же не тяжелая пехота, а кошкины слезы; тем более что Иоффа останется в Виззле с Альгерсом. Бумсик и Хрюмсик тоже. Повар нам вот был нужен…

– Да я и приготовить, если нужно, могу, – заволновался паук, не ожидавший столь низкой оценки своих великолепных боевых качеств. – Из подножного, так сказать, корма.

Герцог мгновенно вообразил огромного паука в фартуке и поварском колпаке, с половниками в четырех лапах, которыми он размешивает суп из амазонок в походном котле на двести персон.

Зелгу стало плохо, и он бессильно опустился в гамак из паутины.

Паук напряженно ждал ответа, но вид раскрывающихся клыков как-то не способствует мыслительным процессам.

– А зачем вам вообще это нужно? – спросил некромант. – Живете тихо, укромно, никто вам не угрожает.

Кехертус романтично постучал передними лапами по полу:

– Это, можно сказать, мой единственный шанс выйти в свет, людей посмотреть, себя показать.

– Попробовать всех на вкус, – не удержался герцог от язвительного замечания.

– Зря вы так, – огорчился паук. – Это я от безысходности и тоски. Я об ином мечтал. Вы мне не верите, что ли?

– Верю, верю, – поспешно согласился Зелг. Кехертус покачался из стороны в сторону, словно в такт неслышной музыке.

– Я с детства мечтал стать путешественником: пересекать пустыни и горы, пускаться в странствие через моря и океаны. Может, даже моим именем назовут какую-нибудь речушку или лесок. Поймите, моя нынешняя жизнь черепа выеденного не стоит! А сколько еще долгих и нудных веков мне прозябать здесь в одиночестве и непонимании, на диете из амазонок… Потом наступит старость, дряхлость. Вспомнить нечего будет. Я стану безымянным прахом, как мои предки, и никто не всплакнет обо мне, никто не вспомнит. Я так не хочу!

– Тоска, – согласился добрый Зелг, потрясенный до глубины души обрисованной пауком картиной. – Но зачем вам наше войско? Что мешает вот прямо сейчас и отправиться в путь?

Кехертус огорченно присел на всех лапах.

– Разве не очевидно, что этот жестокий мир жаждет моей смерти? Мне нужен надежный союз, и союз с тем, у кого нашли дружескую поддержку многие странные существа. Я все продумал и взвесил. Только на фоне вашей компании я не стану слишком выделяться. Э?

Герцог подумал, что это комплимент, но комплимент сомнительный. А еще он с трудом мог представить себе, как станет управляться со столь своенравным и могущественным созданием и как тот найдет общий язык с остальными. Нет, невозможно.

– Послушайте, – быстро сказал он. – Я разделяю ваше горе, но только по первому пункту. Давайте договоримся, что я помогу вам выбраться отсюда живым и скрою этот факт от амазонок. А дальше – ступайте куда хотите. Это уже другая история.

Паук негодующе приподнялся на задних лапах и ревниво заявил:

– Мессир, вы не представляете, от чего отказываетесь. Ваших амазонок еще в помине не было, как и прочих прямоходящих, а мои предки уже охотились на все, что шевелится.

Он уполз в темноту, и оттуда до герцога доносился его обиженный голос:

– Знал, что с людьми трудно договориться, знал. Но не представлял, что это так сложно.

Он снова появился в круге света, держа в передних лапах увесистый мешок, сплетенный из паутины. Мешок он бросил к ногам Зелга.

– Вот – золото! Вы, люди, его боготворите. Предлагаю сделку. Кехертус платит, и платит щедро, а вы его берете с собой в качестве спутника.

Некромант с удивлением оглядел подношение. Золотые монеты и украшения тускло просвечивали сквозь прозрачный материал паутины. Думгар непременно бы оценил этот дар, ибо в сундуке амазонок сокровищ было даже на самый поверхностный взгляд меньше. Но не золото решило исход дела.

Зелг вспомнил внезапно и совершенно отчетливо, как его собственная матушка пророчила ему скучную и унылую будущность. Представил, что теперь бы он сидел на кафедре и проверял гоблинские сочинения; ежедневно обедал в мерзкой харчевенке и экономил на всем, чтобы однажды жениться по расчету и взять приличную девицу с приличным приданым. Он вообразил себе жизнь без Думгара и доктора Дотта, лекарственной бамбузяки и мугагского вина; костеланг скелетов, хлопающего над головой черного с серебром знамени Кассарии и сладкого вкуса победы на потрескавшихся губах; без Такангора, и Карлюзы, и мумии дедушки. Без Бумсика и Хрюмсика, наконец. Без веснушек и голубых глаз?!! Врагу не пожелаешь такой судьбы.

– У нас дисциплина, – сказал он строго. – Дружеские, уважительные отношения, взаимовыручка, но при этом жесткие требования ко всем без исключений. И от меня вам не удастся избавиться так же легко, как от вашей маменьки.

– Далась вам моя маменька! – вскричал довольный паук. – Считайте, что это моя справедливая сыновья месть за папеньку. Пришел домой после тяжелого трудового дня, усталый и сонный, был коварно убит и скушан супругой – без всяких угрызений совести, между прочим. Каково? Что бы вы делали на моем месте?

С точки зрения биологии, если что-нибудь вас кусает либо грызет, оно скорее всего женского рода.

Скотт Круз

– Наука при всех ее успехах еще не пришла к выводу, что нужно делать в подобных ситуациях…

– А ведь он ее любил, всю душу в это понятие вкладывал. Я вам больше скажу…

– Вот что, – решительно прервал его Зелг, – давайте оставим хотя бы несколько тайн на долю других исследователей. А мне вполне достаточно того, что я сегодня узнал о семейной жизни пауков.

– Так мы договорились?

– Да, договорились. Только как быть с амазонками? Они, видите ли, ждут меня снаружи.

– Давайте я вылезу первым, и вы их никогда больше не увидите.

– Нет-нет, так не годится. Я слово дал. Исключено, слышите?

– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал Кехертус. – Тогда я собираю самое необходимое и ухожу через крышу. Тихо, на цыпочках.

– Ночью.

– Само собой.

– А я объявляю вас павшим в смертельном поединке.

– Как вам будет угодно. Можете рассказать, как я корчился и катался по полу, как истекал кровью на костях невинных жертв. Женщины это любят – это проливает свет и сладость на их души. Опять же, укрепит ваш авторитет.

– Думаете?

– Уверен. Спросите у своего доктора Дотта.

– Почему – у Дотта?

– В «Красном зрачке» писали, что он жуткий ловелас. Или опять приврали?

– Пожалуй что нет.

– Ну, пожелайте мне удачи.

– Всего хорошего, – попрощался Зелг, у которого голова шла кругом от всех этих событий.

– До скорого, – сказал паук. – Вы не пожалеете, это был правильный выбор.

* * *

Выход из пещеры был триумфальным. Амазонки кидались Зелгу на шею, порывались нести его на руках в селение и там приветствовать как спасителя чести, славы и самой своей жизни. Они стучали копьями о круглые бронзовые щиты, гортанно выкрикивали его имя и вообще вели себя так, что честному герцогу было не по себе. Совесть грызла его, как стая изголодавшихся комаров, но отступать было поздно.

Он со слабой улыбкой махал девам рукой и слегка раскланивался.

– Что-то с тобой странное, мальчик мой, – всполошился Мадарьяга. – Уж не ранил ли тебя этот хищник?

– Нет. Хуже.

– Что может быть хуже?

– Я завел себе паука. То есть не себе, а всем нам. Принял его в армию. Не то поваром, не то картографом. Не то боевой единицей. Еще не понял.

– Доктор, а ну-ка пощупайте ему пульс, – потребовал вампир.

– Зачем? – удивился призрак.

– Больные это ценят.

– Ваша правда. Но мессир здоров, просто чем-то обескуражен. Как по мне, все складывается просто прекрасно.

– Подслушивали? – задохнулся Зелг, сам не веря в столь вопиющее обвинение.

– Само собой. Должен же кто-то контролировать ситуацию, – вмешался Думгар. – Мессир, мы слишком дорожим вами, чтобы просто так, без всякого прикрытия отпускать в неведомое. Поздравляю. Вы действительно сделали правильный выбор. Этот Кехертус стоит сотни амазонок.