А самой отчаянной головой из всех, кто присутствовал на Великом Камбае, был не кто иной, как Авденаго, публично объявленный главным секундантом Нитирэна. Если рыжий Эхуван одолеет тролля с четырьмя зрачками, то Авденаго будет убит первым. Может быть, у кого-то из менее значительных друзей Нитирэна и остается слабая надежда на прощение, но только не у Авденаго. И смерть его будет мучительной и предельно жестокой.

Ну, а если Нитирэн все-таки одержит верх, то Авденаго ждут неслыханные почести. Нитирэн действительно очень щедр.

Оба соперника и их спутники медленно обошли храм Комоти кругом. Увидели они и Тагану. Людоед был еще жив, хотя крови из него вытекло уже немало. Он провожал их взглядом, полным бессильной злобы.

Проходя мимо Таганы, Нитирэн сухо плюнул на него.

— Я презираю людоедов, — отчетливо произнес он.

Эхуван что-то рыкнул, но понять было невозможно — как он относится к происходящему. Возможно, Эхуван желал своему противнику такой же смерти. А может быть, одобрял его действия. Или и то, и другое.

В храме Комоти было почти совершенно темно. Слабый свет заката проникал в окна, находившиеся на верхних ярусах. Он позволял рассмотреть лишь немногое: голые стены, большую чашу с водой в центре круглого зала, железные держатели для факелов, вмонтированные прямо в пол. Под ногами что-то хрустело. Авденаго не хотелось бы думать, что это кости его предшественников, но других вариантов ему в голову не приходило, поэтому он решил попросту не обращать на это внимания.

Секунданты вошли в помещение следом за своими покровителями. Телеги с лошадьми и рабами они оставили снаружи.

Нитирэн подозвал к себе Авденаго и указал на держатель для факела.

— Ты должен меня связать.

Авденаго ни о чем не стал спрашивать. Он снял с пояса веревку и вдруг поймал на себе немного растерянные взгляды Эхувана и его секунданта и лишь потом молнией мелькнула у него в голове догадка: Нитирэн выбрал Авденаго, в частности, именно из-за этой веревки. В сотый раз стоит поблагодарить Джурича Морана, который так тщательно подобрал костюм для своего воспитанника.

Авденаго прикрутил запястья Нитирэна к железному штырю. Он позаботился о том, чтобы тролль не мог дотянуться до веревки зубами и перегрызть ее. Потом несколько раз хлопал Нитирэна по щеке и отбегал — проверял, прочно ли держит веревка. Нитирэн щелкал зубами, дергался, но добраться до обидчика не мог.

Тролль, сопровождавший Эхувана, также опутал его запястья, но не веревкой, а наборным поясом.

Оба соперника уселись на корточки и стали дожидаться утра, а свет двух лун, проникая сквозь окна храма, раздробленный, шевелился в чаше с водой.

Дозорные уже возвращались к замку, когда один из них заметил следы и показал их товарищу:

— Как будто проехала телега.

— Поблизости — деревня, — ответил тот. — Ничего удивительного, если тут появилась тележная колея…

— У наших крестьян совсем другие телеги. Смотри внимательнее: у этой колесо гораздо толще. Как будто использован широкий древесный спил. Так делают тролли, — возразил первый.

— После того случая тебе везде чудятся тролли, Броэрек, — хмыкнул солдат.

Будь у Броэрека другой характер, солдат, возможно, и поостерегся бы напоминать о памятном происшествии столь легкомысленным тоном. Ведь Броэрек приходился братом самому Геранну — хозяину и небольшого приграничного замка, и деревни. Правда, Броэрек был незаконнорожденный брат, потомок одной из любовниц их общего отца… И все же!

Однако Броэрек всегда отличался незлобивостью и — да простят нас Пять Ветров — простоватостью. Соображал он не быстро, ловко отбрить наглеца попросту не умел, в разговорах предпочитал слушать, нежели говорить, и по большей части терялся…

Случай, о котором упоминал Эрисен (так звали солдата) действительно был примечательный.

Не так давно Геранн с Броэреком отправились на помощь к одной фэйри по имени Ратхис и по пути попали в засаду. Хозяин замка и его сводный брат едва не погибли от рук троллей. В стычке Броэрек был тяжело ранен — гораздо тяжелее, чем его брат и господин.

И хотя это злополучное приключение не могло не оказать влияния на общее настроение и самочувствие Броэрека, страх перед троллями вовсе не застил ему глаза. Быть может, Броэрек и простоват, и соображает не быстро, только вот трусом он никогда не был. И сейчас он видел то, что видел. А видел он колеса от троллиной телеги, и ничто иное.

— На таких повозках передвигаются тролли, — стоял на своем Броэрек. — Ты уж извини меня, Эрисен, но как бы тебе ни хотелось поскорее вернуться в замок и приложиться к тому кувшину, что ты любовно прячешь под кроватью, — придется нам с тобой заглянуть в рощу и полюбопытствовать насчет парня, который нашел там приют.

— Тебе видней, — согласился Эрисен. И прибавил, словно желая утешить самого себя: — Да не такой уж и большой крюк — отсюда до рощи.

Они повернули коней.

Тележный след обрывался у края рощицы, а сама телега, которая стояла там брошенная, действительно была сработана по троллиному образцу.

Эрисен сразу посерьезнел и перестал бросать на своего товарища насмешливые взгляды. Если в рощу забрался отряд троллей, то им вдвоем придется придумывать, как выкурить оттуда врагов и как бы так похитроумнее перебить их по одиночке. Иметь дело вдвоем против десятка разъяренных нелюдей ни Эрисен, ни Броэрек готовы не были.

Они осторожно двинулись сквозь рощу, но ни следа вражеского присутствия не обнаружили. Некоторые «знатоки» утверждают, что там, где находятся тролли, перестают петь птицы, а солнце как бы покрывается сероватой пеленой. Броэрек не слишком-то верил в подобные приметы, считая их неправдоподобными (например, когда они с Геранном попали в засаду, птицы вокруг пели как ни в чем не бывало, да и солнце сияло ярко и беспечно).

Однако в роще отсутствовали и другие признаки вторжения, куда более реальные, — например, сломанные ветки кустов или отпечатки сапог.

Ничего. Вообще ничего.

Эрисен уже склонялся к мысли вернуться в замок и обо всем рассказать Геранну — как решит владелец замка, так тому и быть.

Геранн обычно принимал хорошие решения и умело держал оборону в своих владениях.

Броэрек молча вытащил меч и раздвинул в стороны густой кустарник. Перед ними открылась неглубокая яма, выкопанная прямо под корнями дерева и укрытая ветками. А на дне этой ямы скорчился человек.

Он увидел меч, направленный прямо ему в горло, и съежился еще больше, хотя, казалось, такое было невозможно.

— Вылезай, — очень тихо проговорил Броэрек.

Человек не пошевелился. Он продолжал тупо смотреть на меч, как будто силился рассмотреть в блестящем лезвии свое отражение.

Броэрек повернулся к Эрисену. Тот пожал плечами.

— Он боится, — сказал Эрисен.

— Я бы на его месте тоже боялся, — отозвался Броэрек. Он убрал меч в ножны и протянул незнакомцу руку. — Ну, выбирайся же оттуда.

Человек помедлил еще немного, а затем внезапно вцепился в пальцы Броэрека и отчаянно стиснул их. Ладонь чужака была холодной и влажной, пальцы — костлявыми; его вдруг затрясло, как в лихорадке, и он очень быстро выкарабкался из ямы.

Теперь дозорные могли рассмотреть его лучше.

На нем была бурая рубаха из грубого полотна, болтавшаяся на костлявых плечах. Пояс, штаны и сапоги отсутствовали, руки до локтя были покрыты шрамами и рубцами, еще один тянулся через щеку. Незнакомец выглядел старым и неприятно-смуглым, как бы испачканным. Ввалившиеся глаза чужака непрерывно блуждали, словно он что-то украл и боится разоблачения.

— Он голоден, — сказал Броэрек.

Эрисен молча вытащил из сумки кусок сыра, завернутого в тонкую лепешку. Незнакомец схватил еду и стремительно затолкал в рот.

— Отойдем, — предложил Броэрек. — Сдается мне, его сейчас стошнит.

— Очень увлекательно, — пробормотал Эрисен. — Наилучшее применение для моего сыра.

— Вот объясни, Эрисен, ты же никогда не страдал от голода, — почему у тебя всегда при себе есть запас съестного?