— Она беременна?

— И даже очень, — состроил гримасу Сойер. — И если Рик в ближайшее время не вернется, я стану отцом вместо дяди.

Все засмеялись и принялись подшучивать над ним. Линн посмотрела ему в глаза. Сходство между ее судьбой и положением собаки слишком очевидно, чтобы его не заметить. Кем же будет Сойер — отцом или дядей — для ее малыша?

Он придвинул табуретку от бара к столу и поставил свою тарелку рядом с ее.

— Тебе хочется чего-то другого? — спросил он, глядя в ее тарелку с нетронутой едой. Забота в его глазах трогала до глубины души. Она хотела верить. Ох, как она хотела верить в картину домашнего благополучия, которую он нарисовал! Пусть и временного.

— Нет, все хорошо. — Это относилось не к пицце, которую она еще и не попробовала.

Линн вдруг поняла, что она и вправду голодна. Впервые за много месяцев. Она надкусила пиццу и завязла зубами в липком сыре, слушая добродушные поддразнивания сидевших рядом друзей Сойера. Смех пронизывал все пространство кухни — от высокого стрельчатого потолка до кафельного пола. Она почти видела идиллическую картину: шумные, счастливые дети играют па полу, пока их мама готовит тесто для печенья. Сойер оборудовал кухню по последнему слову техники, так что готовить здесь — одно удовольствие. Которое ей никогда не удастся испытать.

Ей казалось немного странным, что все друзья Сойера, за исключением Картера, приняли ее в свой круг без всяких вопросов. И это несмотря на то, что меньше чем месяц назад она была женой его брата. Первый раз в своей взрослой жизни Линн чувствовала себя своей. И за это надо благодарить Сойера. Он взял ее в дом и ввел в круг своих друзей.

Сойер засмеялся в ответ на какое-то замечание Картера. От этого звука у нее мурашки забегали по позвоночнику. Он чуть подвинулся, и его бедро и плечо слегка коснулись ее. У нее перехватило дыхание. Он вел себя так, будто она и в самом деле женщина, которую он любит, а не только принимает по обязанности.

Таким браку и полагается быть.

Плохо только, что он ненастоящий, а временный.

Дверь закрылась за последним из гостей. Оглушающая тишина опустилась на дом. Под наблюдающим взглядом Сойера Линн переминалась с ноги на ногу в первом холле. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.

— Твои друзья очень милые.

— Да. Ты им тоже понравилась. Но… — Он не стал продолжать и отвернулся.

Сейчас начнется. После каждого из их редких совместных выходов в свет Бретт занимался тем, что анализировал ее промахи. От волнения ногти впились в ладони. С этим надо покончить.

— Но что?..

— Ты переборщила. — Он вздохнул и посмотрел на нее.

Что он имел в виду? Она слишком часто смеялась? Слишком много болтала? Или выглядела злой, будто ведьма? Она изучала свое лицо в старинном зеркале. Слаксы цвета хаки и бледно-алая блузка помялись и пропитались потом. От макияжа остались одни воспоминания. Волосы выбились из прически и висели тусклыми прядями. Но день был такой длинный и тяжелый. Поставит ли он ей в вину, что она выглядит немного неряшливой?

Сойер подошел к ней, и теперь зеркало отражало их обоих.

Он поднял руку и, немного поколебавшись, отвел прядь волос ей за ухо. Мурашки пробежали у нее по телу.

— Мне не следовало позволять тебе так много работать.

Спокойно произнесенные слова заставили ее вздернуть подбородок и удивленно уставиться на него. Она ожидала осуждения, а вместо этого… забота?

— Ты шутишь? Каждый раз, когда я поднимала что-нибудь больше коробки из-под туфель, кто-нибудь из твоих друзей забирал у меня груз. Что это значит? Они все знают?

— Да, — не моргнув, ответил он.

Она закрыла глаза, судорожно сглотнула и снова подняла веки.

— Что они должны думать обо мне? — Она прижала холодные руки к горячим щекам. — Что я заарканила мужчину, чтобы он стал отцом ребенка своего брата? Или что я обманывала мужа?

Раздражение вспыхнуло у него в глазах. Но он не отпускал ее взгляд и положил руку ей на живот. Она чувствовала прикосновение каждого его пальца.

— Мои друзья не осуждают знакомых. Но даже если бы и осуждали, мне дела нет, кто что подумает. Я буду отцом этого ребенка.

У нее горло свело судорогой. Она не могла дышать. Глаза начало щипать от слез. Она яростно моргала, стараясь прогнать их. Слезы — признак слабости. И каждый раз, когда она плакала при Бретте, он уходил, нанеся еще одно оскорбление.

— Ну-ну. Не надо. — Сойер повернул ее лицом к себе, обнял и прижал к своему плечу. Под ее щекой глухо билось его сердце. Она едва сдерживала рыдания, вызванные его неожиданной нежностью. Его запах окутывал ее, доброта смягчила горечь сердца.

— Я не хотел доводить тебя до слез. — Указательным пальцем он поднял ее подбородок и смахнул слезинки.

Когда он наклонил к ней голову, рот оказался всего в нескольких сантиметрах от ее губ. Ей хотелось встать на цыпочки, прижать свои губы к его и найти забвение, какое он дал ей в ту ночь. Она облизала губы, и его глаза проследили за движением ее языка. В них засверкали такие знакомые ей искры. Он наклонился ближе.

Мэгги протиснулась между ними и заскулила, сообщая, что ей надо во двор. Линн поспешно отступила. Она потрепала собаку по загривку и мысленно поблагодарила ее за вмешательство. Целоваться с Сойером — колоссальная ошибка. Потеря контроля над собой всегда приводит к нежеланным последствиям.

Сойер прикрепил поводок к ошейнику Мэгги.

— Линн, теперь это твой дом. Если что-нибудь хочешь, не стесняйся. Мы с Мэгги пойдем погулять. Спокойной ночи.

Он вывел собаку через парадный вход и закрыл дверь за собой, стараясь не шуметь. Совсем не похоже на поведение Бретта.

Линн смотрела ему вслед. Чего он от нее хочет?

У Сойера выскользнула из рук кружка с кофе и разбилась на кафельном полу. Он выругался. Неужели присутствие Линн в доме превратило его в недотепу?

Он никогда не жил в одном доме с женщинами. Даже с бывшей невестой. Пам хотела поселиться в его доме. Но не получилось, и это хорошо. Потому что она разорвала помолвку в ту же минуту, как узнала о его намерении оформить опеку над шестнадцатилетним братом.

Сойер взял совок для мусора и щетку и замел осколки. Заскрипела дверь спальни Линн. Значит, он ее разбудил. Проклятие! На лестнице раздались шаги. Она остановилась, когда он высыпал осколки в мусорный контейнер.

У него перехватило дыхание. Разрумянившееся лицо и голые ноги, выглядывавшие из-под короткого шелкового халата. До чего же она сексуальна! Чертовски сексуальна.

Одной рукой она отбросила назад волосы, а другой потуже запахнула халат.

— Прости, я проспала. Если ты дашь мне пару минут, я быстро что-нибудь приготовлю. И скажи мне, в какое время ты обычно завтракаешь. Обещаю, что отныне еда будет готова, когда ты спустишься вниз.

— Я не жду, что ты будешь готовить мне завтрак.

— Не ждешь? — Брови сошлись. В глазах подозрительность.

— Я сам могу себе приготовить. — Он постучал пальцем по коробке с хлопьями, стоявшей на полке.

С ее лица медленно сходило выражение озабоченности. Появилась слабая улыбка, расслабились плечи и спина. Взгляд заскользил по его фигуре. Голая грудь, гимнастические трусы, которые он надел лишь потому, что она была в доме.

Линн залилась краской. Из-под полуопущенных ресниц она рассматривала его лицо, потом отвела взгляд и отвернулась.

— Кажется, я слышала звон?

— Я уронил кружку. Прости, что разбудил тебя, — мрачно проговорил он и прокашлялся.

— Я сейчас буду готова. Ведь ты еще не брился?

Он перехватил быстрый взгляд голубых глаз, но она мгновенно потупилась и потуже затянула пояс на халате.

— Нет, сегодня мы не поедем в офис. До встречи с оценщиком ты можешь отдохнуть, полежать в бассейне, задрав кверху ноги.

— Ты собираешься так проводить время? — Она подняла руку и пригладила волосы. Халат соскользнул с плеча, открылась узенькая бретелька ее ночной сорочки.