Глава седьмая

Жуткие часы ночи — самое подходящее время прятать темные секреты. Оторвавшись от одной из коробок с ее личными вещами, которые Сойер перетащил в детскую, Линн, прижав к груди дневник Бретта, проскользнула в свою спальню, тихо закрыв дверь.

Дневник вновь и вновь заставлял ее чувствовать себя незащищенной и нежеланной. Но она не могла выбросить его, пока не разгадает ядовитые высказывания Бретта. Если у него где-то были пристроены деньги, ей необходимо их найти, чтобы заплатить его долги. От беспомощности она приходила в отчаяние. Он словно пользовался каким-то шифром, который понимал только сам. Конечно, хорошо бы спросить Сойера, возможно, он помог бы раскрыть загадочные заметки. Но сделай она так, он бы узнал из дневника все ее изъяны. Старая медная кровать заскрипела, когда она затолкала дневник в укромное укрытие между матрасом и пружинной сеткой.

Час, проведенный за чтением дневника, взбудоражил ее. Нервы напряглись. Ей ни за что не уснуть в таком состоянии. Придется выпить стакан теплого молока. Как можно тише открыв дверь в холл, она с досадой услышала, как заскрипели дверные петли. На цыпочках Линн спустилась в кухню. Пока грелось молоко, проверила, как дела у Мэгги. Собака, свернувшись, лежала в прачечной комнате на одеяле. Линн налила в кружку молока, прислонилась к рабочему столику и сделала глоток. Отвратительное питье, но считается, будто оно помогает при бессоннице. И полезно малышу, которого она носит.

Полоска света, видневшаяся через неплотно закрытую дверь кабинета Сойера, влекла ее, словно бабочку на огонек. Сойер сидел на кожаном диване с большой раскрытой книгой на коленях. На кофейном столике — полбокала темной жидкости и стопка больших книг. Фотоальбомы? Он поднял голову, окинул ее взглядом с головы до ног. Темная прядь волос упала на лоб. На подбородке темная щетина.

— Не можешь заснуть?

От мрачных нот в его голосе Линн стало не по себе. Она скрестила руки на груди, чтобы скрыть вставшие пиками соски. И почему она не надела халат? Короткая шелковая ночная рубашка слишком многое оставляла открытым. Мудрая женщина моментально бы вернулась в свою комнату.

— Спустилась выпить стакан молока, чтобы уснуть. Я вздремнула днем и нарушила свои биологические часы.

Это только часть правды. Наблюдать, как в полдень грузили ее вещи в фургон торговца, оказалось трудным делом. Будто забивали последний гвоздь в гроб ее надежд. Напрасно потраченные четыре года. Содержимое двух комнат наверху представляет всю ее жизнь. Не так много для двадцати трех лет.

Сойер посмотрел на альбом, лежавший на коленях.

— Он ушел от нас месяц назад. — Его полный боли голос остановил ее уже в дверях.

— Знаю.

— Это его выпуск в детском саду. — Он показал на снимок, лежавший перед ним.

Линн хотела уйти, но Сойер мог бы обидеться. Он так же хотел вспоминать Бретта, как она хотела забыть его. Говорить о погибшем — естественная часть скорби. Наверное, позволив Сойеру высказать все, она сумеет понять, почему тогда влюбилась в Бретта. Каким образом он одурачил ее. Знание предохранит ее от повторения ошибки.

Подойдя поближе, она встала рядом и через его плечо уставилась на фотографию улыбавшегося Бретта. Даже тогда в его глазах играло коварство, обещание веселья и смеха. Обещание, которое после свадьбы он так и не выполнил. Она опустилась на софу рядом с Сойером, оставив между ними несколько сантиметров. Почувствовала его запах с привкусом бурбона и тепло его тела. Она допила свое молоко.

— Это день, когда он пошел в первый класс. — Сойер перевернул страницу.

Бретт — такой беззаботный и жизнелюбивый. Рядом с ним Сойер выглядел настоящим воплощением старшего брата-защитника. Серьезное выражение и аккуратно причесанные темные волосы. На кого из них будет похож ее ребенок? От стыда, что она не знает, кто отец ее ребенка, у нее загорелись щеки. Линн не изменяла мужу. Но из-за того, что она не могла назвать имя отца своего ребенка, она чувствовала себя порочной.

— Сколько тебе здесь лет? — Она подавила неприятные мысли.

— Двенадцать. Между нами… между нами было шесть лет разницы. — Сойер переворачивал страницы и продолжал рассказывать. Где — короткую историю, где — пару слов. Прошел час, они просмотрели один альбом и приступили к другому. Любовь Сойера к брату проявлялась в каждом воспоминании. Но образ, который он описывал, не имел ничего общего с тем, кто спал рядом с Линн после свадьбы.

Было очевидно, что Бретт скрывал от брата многое. А она не хотела открывать Сойеру глаза. Ведь семья — самое важное на свете. И она на собственном горьком опыте поняла, что воспоминания о любимых надо беречь.

В Бретта, каким его описывал Сойер, Линн когда-то влюбилась. Значит, не одну ее он обманул. Она влюбилась в мужчину, который обещал ей все, о чем она мечтала. Дом, семью, любящее сердце. Но все это оказалось пустой фантазией. После свадьбы Бретт изменился.

Фотоальбомы рисовали идеальную семью, члены которой вместе путешествовали и развлекались. Их единение было очевидно. Она мечтала о таких отношениях. Чтобы родители и преданные родственники окружали ее ребенка. У нее заныло сердце. Такого у него не будет, если они с Сойером точно выполнят свое соглашение об условном браке. Ее ребенок станет таким же одиноким, как и она. Сумеют ли они с Сойером ради ребенка остаться друзьями после развода? Смогут ли иметь семью без любви?

— Завидую тебе.

— Почему? — Он удивленно взглянул на нее.

— Потому что у тебя есть это, — она показала на альбомы. — После смерти матери мой отец был так обижен и разозлен, что сжег все фотографии. Я жила с мамой только одиннадцать лет. Многие воспоминания исчезли. Ты прожил с родителями двадцать два года. Когда ты потерял их, у тебя остался брат, и это помогало тебе справиться с горем.

— Ты говоришь, что твои воспоминания только здесь. — Он легким движением руки коснулся ее виска. — А что ты помнишь?

— Когда я закрываю глаза, то вижу ее улыбку.

Мама обычно бывала веселой и пела. Отец возвращался домой с работы усталый, но мама всегда умела заставить его улыбнуться. Когда она умерла, я пыталась делать то же, что она, но у меня не получалось. — Она никогда прежде не признавалась, что и в этом потерпела фиаско. — Почему ты стал специалистом по компьютерам?

— Хочешь знать, как это произошло? Картер и я, пока учились в колледже, жили вместе. Он мне все равно что брат. Мы оба были помешаны на компьютерах, планировали получить дипломы и пойти в военно-морские силы США. Хотели стать специалистами-кибернетиками. Мы видели себя тайными агентами компьютерного века.

Еще одна неизвестная ей грань в мужчине, за которого она вышла замуж.

— Я не знала, что ты был в армии.

— Я не был. Родители погибли, возвращаясь с обеда по поводу получения мною диплома. Мы с Картером предполагали записаться в армию на следующей неделе. Но я не пошел. Надо было заботиться о Бретте.

— Сомневаюсь, чтобы Картер винил тебя за это.

— Я обещал быть рядом с ним, и я не признаю невыполненные обещания. Правда, мы оба осуществили свои мечты, но каждый в отдельности, а не командой, как хотели.

— Но пойди ты в армию, то мог уехать воевать бог знает куда. И Бретт потерял бы тебя. Ведь ты был единственным, кто у него остался.

— Моя невеста ушла, когда я стал оформлять опеку над братом..

— Прости. — Она переплела свои пальцы с его.

— Если бы она по-настоящему любила меня, осталась бы, — пожал он плечами. — Любовь не проходит, когда наступают тяжелые времена. — Сойер закрыл альбом и положил в общую стопку на кофейном столике. — Слава богу, у нашего ребенка будут двое любящих родителей. И мы обязательно сделаем снимки, которые когда-нибудь станут нашим воспоминанием.

— Я надеюсь, что будет девочка, потому что не знаю, как обращаться с мальчиками.

— А я не знаю, как обращаться с девочками. Значит, нам придется обоим учиться. — Нежность в его глазах гипнотизировала Линн, заставляя желать того, чего не может быть никогда.