— И какие же?

— Вас это интересует, не так ли? Со мной было то же самое. Думаю, что он был предельно честен со мной, даже если…

— …даже если показался безжалостным.

— Именно так, мисс Марпл. Это как раз правильное выражение. Он был безжалостным человеком, но в то же время справедливым и честным. Он сказал: «Мне давно известно, что из себя представляет мой сын. Я никогда не пытался исправлять его и не верю, чтобы это могло удастся кому-либо другому. Он такой, какой он есть. Бесхарактерный, бессовестный негодяй, вечно попадавший в беду. Из него никогда не получится честного человека, в этом я убежден. В каком-то смысле я отрекся от него, хотя он всегда получал от меня деньги и любую другую помощь, если нуждался в них. Все, что я мог сделать, я делал. Так же, как я делал бы все от меня зависящее, если бы он был болен эпилепсией или еще чем-нибудь в этом роде. Ну, а мой сын не психически, а нравственно ущербный человек. Я делал для него все, что мог. Не больше и не меньше. Что я могу сделать для него сейчас?» Я ответил, что это зависит от того, что он хочет. «На этот вопрос легко ответить, — сказал он. — Пусть я болен, но я четко знаю, что мне нужно. Справедливость для моего сына. Я хочу, чтобы он вышел из тюрьмы. Чтобы он мог жить на свободе так, как захочет. Если он и дальше не сможет жить честно, дело его. Средства к существованию я ему обеспечу. Я не хочу, однако, чтобы он страдал, посаженный за решетку, отрезанный от жизни, из-за злосчастной ошибки. Если ту девушку убил кто-то другой, я хочу, чтобы это вышло на свет божий. Я хочу справедливости для Майкла, но я тяжело болен и дни мои сочтены. Может быть, еще несколько недель и все будет кончено». «Возможно, адвокаты, — начал он. — С одним из них…» Он перебил меня: «Бросьте! Здесь они ничего не добьются. Мне самому придется устроить все, что можно за такое короткое время». Он предложил мне огромный гонорар, если я возьму на себя восстановление справедливости и сделаю для этого все возможное, не жалея никаких расходов. «Сам я почти ничего не могу сделать, — сказал он, — конец может наступить в любую минуту. Выполнить задачу я поручаю вам вместе с еще одной особой, которую я постараюсь разыскать». Он записал мне имя: мисс Джейн Марпл, а потом добавил: «Адреса я не даю. Я хочу, чтобы вы встретились с нею в выбранном мною месте». После этого он заговорил со мной об экскурсии, об этой самой чудесной, невинной экскурсии по историческим местам, замкам и паркам. Он сказал, что место для меня будет резервировано. «Мисс Марпл тоже будет там, — добавил он, — и вы познакомитесь с нею». Раскрыться мне дано было право в тот момент, когда я сочту это более удобным. Полагаю, мисс Марпл, что теперь вы спросите, не знаю ли я или не упоминал ли директор тюрьмы о ком-то еще, кого можно было бы заподозрить в том убийстве. Ни о ком таком мой друг не упоминал, хотя подробно обсуждал все с полицейским офицером, проводившим следствие, опытным и толковым детективом.

— Никакой другой мужчина не был замешан в эту историю? У той девушки не было раньше поклонника, получившего потом отставку?

— Ничего подобного не было. Я попросил еще мистера Рейфила рассказать немного о вас, мисс Марпл, но он отказался, сказав только; что вы — пожилая женщина, великолепно разбирающаяся в людях. И добавил еще кое-что.

— Что? — спросила мисс Марпл. — Действительно, мне от природы свойственно любопытство, но, право же, мне трудно сказать, какие еще у меня достоинства. Я уже чуть глуховата, да и зрение не то, что прежде. Может быть, мое преимущество в том, что я выгляжу несколько глуповатой и наивной? Не об этом ли говорил мистер Рейфил?

— Нет. Он сказал, что вы необычайно тонко чувствуете таящееся поблизости зло.

— О… — вырвалось у мисс Марпл. Уонстед посмотрел на нее.

— Это так?

Мисс Марпл ответила только после долгого молчания.

— Может быть. В моей жизни многократно случалось, что я чувствовала, знала о том, что кто-то в моем окружении воплощает собою зло, и умела связать это с наступавшими потом событиями.

Взглянув на собеседника, она неожиданно улыбнулась.

— Понимаете, это все равно, что обостренное обоняние. Так же как другие легко различают разные сорта духов. У меня была тетя, утверждавшая, будто она нюхом чувствует ложь. Она говорила, что каждая ложь вызывает у нее подергивание носа и ощущение своеобразного запаха. Не знаю, так ли это было, но иногда ей удавались просто удивительные вещи. Однажды она сказала дяде: «Джек, не бери на работу того молодого человека, с которым ты разговаривал сегодня утром. Он непрерывно лгал тебе». Позже выяснилось, что она была совершенно права.

— Вы ощущаете зло, — задумчиво проговорил Уонстед. — Что ж, надеюсь, почуяв его, вы подскажете это и мне. У меня такое чувство не развито. Болезнь — это дело другое…

— Наверное, лучше будет, если я вкратце расскажу, как я сама оказалась замешанной в эту историю, — заговорила мисс Марпл. — Как вы знаете, мистер Рейфил умер. Его поверенные пригласили меня и, сообщив о предложении Рейфила, передали письмо от него, содержание которого было мне непонятным. Через некоторое время я получила письмо из экскурсионного бюро, в котором сообщалось, что мистер Рейфил перед смертью зарезервировал для меня место на эту поездку. Я очень удивилась, но восприняла это как первый шаг к выполнению порученного мне непонятного задания. Стало быть, надо поехать, а где-то в дороге я, наверное, получу какие-то новые указания. Думаю, что я их и получила. Вчера… нет, позавчера, когда мы приехали сюда, меня встретили и пригласили к себе три женщины, живущие тут неподалеку. Мистер Рейфил, — сказали они, — незадолго до смерти написал им, что с этой экскурсией будет ехать его хорошая знакомая, и попросил оказать ей на пару дней гостеприимство, поскольку это пожилая женщина, которой уже вряд ли под силу участвовать в пеших прогулках по крутым горным тропам.

— И это приглашение вы восприняли как новое указание?

— Естественно. Иначе и быть не могло. Мистер Рей-фил не стал бы проявлять заботу беспричинно, только для того, чтобы поберечь сердце пожилой женщины, которой трудно уже лазить по горам. Об этом и речи быть не может. Он хотел, чтобы я отправилась туда.

— Так вы и сделали? Что там было?

— Ничего. Три сестры.

— Три таинственные сестры? Три парки?

— Следовало бы ожидать, но вряд ли это так. Во всяком случае, они не произвели на меня такого впечатления. Хотя не знаю. Может быть, когда-то раньше… Выглядят вполне обычными созданиями. Они не местные: дом принадлежал их дяде, они переехали туда после его смерти и живут весьма скромно. Милые, но не слишком интересные люди. Характеры у всех разные. Близкими знакомыми Рейфила они вряд ли могли быть. О чем бы я с ними ни заговаривала, все это никуда меня не вело.

— Короче говоря, вам ничего не удалось там узнать?

— Узнала о той самой истории, которую вы только что мне рассказали. Не от них, однако, а от старой служанки, жившей там еще при их дяде. Убийство она расписала достаточно яркими красками. Все дело началось с визита сына Рейфила, девушка влюбилась в этого мерзавца, а он задушил бедняжку — так все это ужасно кончилось! Рассказывала она во всех подробностях, добавив, что не только она; но и полиция считает, что это было не первое убийство, совершенное тем молодым человеком.

— У вас не создалось впечатления, что эти три загадочные сестры как-то связаны с делом?

— Нет, разве только тем, что они воспитывали ту девушку и очень любили ее.

— Быть может, им что-нибудь известно… о другом мужчине?

— Это было бы неплохо, верно? Какой-то другой мужчина, грубый, способный, не колеблясь, размозжить голову убитой девушки. Из тех, которые сходят с ума от ревности. Есть такие.

— Больше в этом, доме ничто не привлекло вашего внимания?

— Собственно говоря, нет. Самая младшая из сестер только о саде и говорит, словно бог весть какой садовод, а сама даже названий сортов толком не знает. Я упомянула несколько редких кустарников, и она тут же попалась, сказав, что это чудесные цветы. Тогда я заметила, что они плохо переносят холод, а она и с этим согласилась. О садоводстве она понятия не имеет… И это напомнило мне…