Тем не менее Монет продолжил.
— Дело в том, что существуют более быстрые способы спустить деньги и они так же легальны, как и…покупка белья.
9
— Они стали покупать такие лотерейные билеты, в которых достаточно было соскрести пленку, чтобы узнать выиграл или нет, не так ли? — спросил священник.
Лотерейная Комиссия называет это Моментальной лотереей.
— Вы говорите так, как-будто сами играли, — сказал Монет.
— Время от времени, — не задержался тот с ответом и эта его откровенность была замечательна.
— Я всегда говорю себе, что если я когда-нибудь вытяну свой золотой билет, то все деньги вложу в церковь. Но я никогда не трачу на игру больше пяти долларов в неделю. А вот теперь он сделал паузу:
— Иногда десять.
Еще пауза.
— А однажды я купил билет за двадцать долларов, когда они только появились.
Но это было временное помешательство. И больше я никогда так не делал.
— По крайней мере, до сих пор не сделали, — сказал Монет.
Священник хихикнул.
— Сынок, я слышу слова человека, который на самом деле обжегся., — вздохнул он.
— Я очарован твоей историей, но не могли бы мы продвигаться вперед немного быстрее? Конечно, моя компания подождет, пока я занят Божьим делом, но вечно она ждать не будет. Полагаю, к ланчу будет куриный салат, обильно сдобренный майонезом. Мой любимый.
— Я почти закончил, — сказал Монет. — Если вы играли, вы знаете в чем суть игры. Вы можете покупать билеты в тех же самых местах, где продают билеты для Пауэрболла и Миллиона Долларов, но вы их можете купить и в других местах — включая места для отдыха на магистрали. Для этого вам даже не надо общаться с клерком; вам их выдут автоматы. Которые всегда зеленые — под цвет денег. Но к тому времени у Барбары уже денег не было — К тому времени, когда она вам все рассказала? — спросил священник с каким-то лукавством в голосе.
— Да, к тому времени, когда она во всем созналась, они хорошо подсели на эти двадцатидолларовые билеты. Барбара сказала, что если бы она была одна, она бы их никогда не купила, но вместе со своим Ковбоем Бобом, они скупили их во множестве. В надежде сорвать большой куш, ну, вы понимаете. Однажды, они в течение одной ночи купили целую сотню этих билетов. На две тысячи долларов. Получив обратно восемьдесят. У обоих был свой собственный маленький пластиковый скребок для пленки. Эти скребки были похожи на лопатки для снега, которыми могли бы пользоваться эльфы, с надписью на рукоятке ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЛОТЕРЕЯ ШТАТА МЭН. Они были зелеными, как и автоматы для продажи этих билетов. Она показала мне свой — он был спрятан под кроватью в комнате для гостей. Кроме ТЕRУ на нем больше ничего нельзя было разобрать. Вместо слова LOTTERY (лотерея) на нем с тем же успехом могло быть написано MYSTERY (тайна). Пот ее ладони стер остальную часть надписи.
— Сынок, ты избил ее? Поэтому ты здесь?
— Нет, — сказал Монет. — Я хотел ее убить- за деньги, не за измену, которая казалась слишком неправдоподобной, даже не смотря на все это еб… несмотря на все это белье, прямо перед моими глазами.
Но я ее и пальцем не тронул. Я думаю это из-за того, что я слишком устал. От всего того, что она мне понарассказывала, я был как выжатый лимон. Все, чего мне хотелось- это сон. Долгий сон. Может в пару дней длинной. Это кажется вам странным?
— Нет, — ответил священник.
— Я спросил ее, как она могла сотворить такое со мной. Неужели ей плевать на меня? И она спросила -
10
— Она спросила, как могло получиться так, что я ничего об этом не знал? — сказал Монет хичхайкеру.
— И прежде, чем я успел что-то сказать, она сама ответила на то, что мы обычно называем, риторическим вопросом. Она сказала:
— Ты не знал, потому что не хотел знать. Потому что ты почти всегда в пути, а если — нет, то хотел бы там оказаться. Ты уже лет десять как перестал интересоваться какое на мне белье — тебя это интересовало также мало, как и та женщина, на которую оно было надето. Зато теперь они тебя интересуют, не так ли? И это правда.
— Я просто смотрел на нее, приятель. Я был слишком вымотан, чтобы убить ее — даже, чтобы дать пощечину — но я был на самом деле взбешен. Даже шок не мог уменьшить мою злость. Она пыталась всю вину взвалить на меня. Ты же сам это видишь? Пыталась все свалить на мою гребаную работу, как будто у меня была возможность найти другую, даже с оплатой вполовину меньше. Я имею ввиду, для чего я еще мог сгодиться в таком возрасте? Полагаю, что я мог бы получить работу в школьной охране — мне, с моим безупречным прошлым, это было бы возможно — вот, пожалуй, и все.
Он сделал паузу. Далеко, внизу на дороге, большая часть которой была скрыта перемещающейся завесой дождя, виднелся синий знак.
Он какое-то время размышлял, а потом сказал:
— Но даже это не было истинной причиной. Ты бы хотел ее узнать истинную причину? Хотел бы узнать почему она это сделала? Оказывается, я должен был чувствовать себя виноватым за то, что мне нравилась моя работа. За то, что не ишачил целыми днями, до тех пор, пока не нашел того, с кем бы все это взорвал к гребаным чертям.
Хичхайкер слегка пошевелился, может только оттого, что колесо попало в выбоину (или они наехали на труп какого-то животного) и это заставило Монета понять, что он кричит. И кажется, парень, если и был глухим, то очевидно не полностью.
А даже если он и был абсолютно глухим, то он мог почувствовать вибрацию лицевыми костями, когда звуки превысили некоторый уровень децибелов. Откуда мне нахрен знать?
— Я не стал с ней спорить, — сказал Монет понизив голос. — Я отказался от этого. Думаю, я знал, что если бы я не отказался от этой затеи и на самом деле стал выяснять отношения, то могло бы случиться все, что угодно. Я хотел поскорее убраться оттуда, пока мой шок не прошел…потому что это было единственным, что могло ее спасти, понимаешь?
Хичхайкер ничего не сказал, но Монет понимал за них обоих.
— Я спросил- что теперь будет? И она сказала:
— Я полагаю, меня посадят.
— И знаешь что? Если бы она тогда расплакалась, я бы ее обнял. После двадцати шести лет брака такие вещи происходят рефлекторно. Даже когда чувства уже давно ушли. Но она не заплакала и поэтому я ушел. Просто повернулся и вышел. А когда вернулся, то увидел записку, где было сказано, что она съезжает. Это произошло почти две недели назад и с тех пор я ее не видел. Мы несколько раз созванивались, вот и все. И еще разговаривал с адвокатами. Заморозил все наши счета, но не знаю, будет ли в этом какой-то прок, когда судебная машина заработает. А будет это совсем скоро. Какашка попала в вентилятор, если ты понимаешь о чем я. Думаю, мы с ней еще встретимся. На суде. С нею и с ее гребаным Ковбоем Бобом.
Теперь он смог прочитать надпись на синем знаке: Питтсфилд, зона отдыха 2 мили.
— О, черт! — крикнул он. — Мы проехали Уотервль, до него теперь пятнадцать миль, партнер. И когда глухонемой даже не пошевелился (ну, конечно), Монет подумал, что на самом деле он не знает- в Уотервиль тому надо было или куда-то еще. Конечно он этого не знал. В любом случае, с этим уже пора было разобраться. Зона отдыха была как раз то, что надо, но те несколько минут, которые они еще будут находиться в этой исповедальне на колесах, Монет решил использовать для продолжения своего рассказа.
— Это правда, что я уже давно не испытывал к ней прежних чувств. Иногда любовь просто заканчивается. И то, что я не был ей всецело верен — это тоже правда- иногда я использовал те преимущества, которые давала мне моя жизнь на колесах. И что — это достаточный повод для того, чтобы сделать то, что сделала она? Оправдывает ли это женщину, которая взрывает жизнь, как ребенок гнилое яблоко шутихой?
Он въехал в зону отдыха. На парковке у коричневого здания, прижавшись друг к другу стояло, кажется, четыре машины, у входа напротив здания Монет увидел торговые автоматы. Машины показались Монету похожими на озябших под холодным дождем детей. Он припарковался. Хичхайкер вопросительно посмотрел на него.