– Яволь, пан Молочник, – шутливо отозвался Жерех.

– Тогда уж не «пан», а «герр», – поддержал шутку Вишневский.

Глава 4

Майора Войта, начальника объекта «Хоспис», в эту ночь терзали кошмары. Вишневский и Бунич укатили еще днем, вместе с ними убрался микроавтобус с автоматчиками, в тюрьме стало тихо.

Скотч кружил голову, и майору захотелось выпить еще. Он не отказал себе в маленьком удовольствии, опрокинул пару стопок, потом вызвал надзирателей и пообещал им, что если с него снимут шкуру, то он сделает то же самое со всеми, кто ниже его рангом, а то, что от них останется, под завязку набьет свинцом.

Угроза была не оригинальна, но надзирателей впечатлила. Войт был зол и страшен, налицо присутствовали все признаки алкогольного опьянения. Он брызгал слюной и орал как фюрер на трибуне. Мол, заключенных пальцем не трогать! Обо всех ЧП докладывать незамедлительно!

Майор вызвал Рысько и приказал от имени и по поручению полковника Вишневского отправляться на склады и получить новые матрасы с одеялами. Смету на ремонт захотелось пану полковнику? Будет ему смета, мать его за ногу!

В выпившем виде майор Войт не самым лучшим образом себя контролировал. Он уединился в своей комнате на первом этаже больничного здания, которая была ему и кабинетом, и спальней, и рюмочной, там и провел весь вечер.

Вроде кого-то привезли. Пришел Рысько, поморщился, увидев пьяного шефа, доложил, что автоматчики доставили еще одного заключенного.

– Сам разберись, – прохрипел Войт. – Посадить в камеру подальше от этих гавриков, чтобы не спелись. Давай, Коляша, чего уставился, ты сам все знаешь.

Он даже не вникал, кого и зачем доставили, прилег на кушетку… и проснулся, трезвый как богемское стекло, весь в холодном поту! Сон был такой, словно это происходило на самом деле, всего минуту назад.

Майор стоял у стенки, и несколько солдат целились в него из автоматов. Холодным блеском отливали глаза полковника Вишневского.

– За измену Родине, за трусость приговаривается…

Он хныкал, умолял пощадить, ползал на коленях.

Проснулся майор оттого, что телефон наяривал модный в этом сезоне хит «Никогда мы не будем братьями». Сон в руку! Войт похолодел. Звонил полковник Вишневский, тот самый отвратительный тип, который только что дирижировал его расстрелом!

– Просыпайся, майор, – с пренебрежением в голосе произнес полковник. – Через два часа в твои пенаты привезут важную птицу. Некий майор Борисов, новоиспеченный вражеский комбриг, бывший комбат. Он доставил нам немало хлопот. Обращаться со всей осторожностью. У этого парня сложный перелом ноги и большая кровопотеря. Добывай доктора где хочешь, но чтобы он к утру обработал парня. Помрет – вся ответственность на тебе. Я ясно выразился?

– Так точно, пан полковник.

– Подожди, ты что, пьяный? – Полковник насторожился, словно почувствовал удушливый запах перегара.

– Никак нет, пан полковник, – хрипло отозвался Войт. – Просто спал.

– Ладно. Бабу уже пристроили?

– Бабу?.. – Войт оторопел.

Ему на мгновение показалось, что он ослышался. Какую, на хрен, бабу?!

И вдруг до него дошло, что, пока он пьянствовал в одиночестве, в тюрьму доставили очередного сидельца. Рысько должен был его пристроить.

Ох, Леонид Васильевич, по краю ходишь, встанешь когда-нибудь к той самой холодной стенке! В наше время для этого не надо ни суда, ни следствия, практика повсеместная.

– Простите, не сообразил, пан полковник, – быстро нашелся Войт. – Все в порядке. Все заключенные находятся в своих камерах, спят.

– Да? – как-то недоверчиво проворчал полковник. – Ладно, майор, надеюсь, сегодня ночью твоя тюрьма не взлетит на воздух. Об ответственности я тебя предупредил.

Войт таращился на замолкшую трубку. В нем закипала злость.

«Перед кем пресмыкаешься? – спросил он самого себя. – Ты же целый майор СБУ, весьма важная персона! Непогрешимых людей нет, и полковник Вишневский не может быть белым и пушистым. Мы еще проверим, чем он занимался до Майдана! Это ты, майор, чист и светел, рулил исправительной колонией для особо опасных заключенных в Николаевской области, политикой не занимался, делал нужное для страны дело, преступному режиму, может, и подчинялся, но не прогибался под него! А кто ему не служил? Разве что бомж дядя Вася. А полковник Вишневский как пить дать молился на Януковича, душил ростки свободы и демократии, а теперь рядится в своего! Мы еще проверим, как он пережил люстрацию!»

Злость взывала к действию. Скотч в бутылке иссяк. Войт извлек из шкафа неприкосновенный запас коньяка и приложился прямо к горлышку, чтобы не делать лишних движений.

«Измельчал ты, майор, трусливым стал после Майдана, а ведь раньше был невозмутимым и вальяжным, да и пил меньше», – подумал он, плюхнулся за стол, озаренный светом лампы, и, пока не подействовал коньяк, набрал Рысько. Нечего храпеть в другом конце здания!

– Это Войт. Подъем, Коляша! Бери машину и дуй в Байдак или куда хочешь, хоть к черту на рога! Звонил Вишневский. Через два часа к нам доставят нового пациента. У него открытый перелом ноги, потеря крови. До рассвета здесь должен быть грамотный эскулап, а лучше бригада, со всеми необходимыми аксессуарами. Запугай их, пусть подпишут бумагу об ответственности за разглашение государственной тайны. – Войт прекратил разговор, не дожидаясь реакции подчиненного.

Парень исполнительный, все сделает. Он снова приложился к бутылке, для улучшения остроты зрения, так сказать.

Странное дело, оно действительно стало лучше. Во всяком случае, именно сейчас майор обнаружил тонкую папку, лежащую на краю стола. Она прибыла вместе с новым заключенным, Рысько бросил ее туда, а Войт даже ухом не повел.

Он придвинул поближе лампу, раскрыл папку. Сопроводительный документ был оформлен небрежно, о процессуальных нормах даже думать не приходилось. Некогда писать бумаги на врагов – они на каждом шагу.

Тепленко Татьяна Викторовна, тридцать четыре года, уроженка города Киева, там же и зарегистрирована. Отец – коммерсант среднего пошиба, работает в России. С патриотическими порывами неважно, возвращаться не собирается.

Протоколы допросов Войт просматривал бегло. Так, с отцом не общается. Ага, конечно, не рассказывайте нам сказки. Активистка одиозного пророссийского движения «Наш выбор». Имеются сведения, что была напрямую причастна к кассе этой гнусной конторы, в курсе поступлений денежных средств из России, заведовала бухгалтерией на пару с одним типом, которого нашли повешенным сотрудники СБУ, пришедшие за ним.

Войт усмехнулся. Теперь понятно, откуда у Вишневского такой интерес к арестантке и почему он определил ее именно сюда.

Майор невольно заинтересовался, быстро пробегал глазами по закорючкам и еле пропечатанным буквам.

Отрицает все обвинения, считает их наветами. В организацию вступила по глупости, после того как муж погиб на Майдане от шальной пули. Быстро одумалась, хотела выйти из нее, но это было как секта: шквал угроз, предостережений, ночные телефонные звонки. А то, что она заведовала какой-то кассой, – это вообще глупость!

Тем не менее дамочку взяли в Сумской области, когда до границы с Россией ей оставалось семь десятков километров. В ранце за ее спиной обнаружили увесистый брикет валюты.

При задержании она показала, что едет к брату, который живет в приграничном селе Гранитное. Родственник у Тепленко в указанном селе действительно имелся, но был весьма удивлен заявлением, сделанным ею. Сестру он не видел много лет, встречаться не планировал, патриот своей страны, представитель прогрессивного населения Украины, с предателями не общается, пусть они и близкие родственники!

У Тепленко от всех этих передряг, похоже, сдвинулась крыша. Периоды подавленности сменяются истерикой. Она по-прежнему все отрицает.

С фотографии на полупьяного майора СБУ смотрела миловидная особа с пухлыми щечками и пепельными кудряшками. Внизу живота у Войта что-то заурчало. Жена, с которой он худо-бедно прожил двенадцать лет, не заведя детей, сбежала от него три месяца назад. Просто поставила перед фактом, написав из Польши, мол, не ищи, не вернусь и вообще ступай к черту, мразь. Квартиру можешь оставить себе. Но если будешь дергаться, я ее заберу.