Во всяком случае Ла-Пас со своими трамваями, площадями, аллеями и кафе вполне современный город. На его улицах можно встретить иностранцев самых различных национальностей. Правда, близость диких мест явственно дает себя знать. Среди сюртуков и цилиндров, какие носят горожане, вы нередко можете увидеть заношенную стетсоновскую шляпу или головной убор старателя. Но прихваченные проволокой подошвы башмаков тут почему-то не выглядят нелепо рядом с туфлями на высоких каблуках, в каких щеголяют модницы. Шахтеры и старатели — самое обычное явление в городе, так как разработка недр — это то, на чем строится жизнь нагорной Боливии, и вы то и дело можете видеть изможденные желтые лица людей, вернувшихся с гор, из дымящего адского котла глухомани, в которую мы намеревались нырнуть.
Глава 4
На краю света
Неприятности начались, когда я пожаловался на задержку оформления всех дел, связанных с экспедицией. Я был здесь новичком, не знал обычаев страны и хотел как можно скорее отправиться в путь. Как всегда, все упиралось в деньги. Без них нельзя было ни нанять мулов, ни закупить продовольствия. Меня начали кормить «завтраками», и решение откладывалось со дня на день. По мере того как я продолжал докучать чиновникам, отсрочки растягивались от недели к неделе. Хождение из департамента в департамент — каждый старался свалить дело на другого — вконец истощило мое терпение, и я обратился к британскому консулу за помощью.
— Разумеется, без денег вам не обойтись, — сказал боливийский чиновник, имевший ближайшее отношение к моему делу. На расходы для вашей экспедиции выделено четыре тысячи фунтов.
Я удивился. Это было гораздо больше, чем я ожидал.
— Я распоряжусь, чтобы их вам сейчас же выплатили, — добавил он.
На следующий день министр иностранных дел вызвал меня к себе.
— Произошла серьезная ошибка, — сурово объявил он мне. Нет никакой необходимости в такой большой сумме. Была договоренность уплатить вам четыре тысячи боливиано, а не фунтов стерлингов.
Я быстро перевел эту сумму в фунты и запротестовал — этого было недостаточно.
— Ерунда! — резко возразил министр. Делать запасы необязательно. Вы сможете получить все, что вам требуется, на Бени. А необходимые для работы инструменты будут вас ожидать в Рурренабаке.
— Без запасов или достаточного количества денег для закупки всего необходимого начинать работу совершенно невозможно, — отвечал я. Если я не получу все, что мне нужно, здесь, я должен иметь официальную гарантию, что достану все там, прежде чем отправлюсь на Бени.
Министр разозлился и хватил себя кулаком по лбу. Я почтительно поклонился и вышел.
Британский консул попытался уладить дело непосредственно с правительством. При этом обнаружились удивительные вещи. Оказывается, первому чиновнику не понравилось, что мы все время его понукали, и, отдавая распоряжение о выдаче нам 4000 фунтов стерлингов, он лишь хотел скомпрометировать нас как людей, предъявляющих завышенные требования. У правительства было вполне естественное желание, чтобы демаркацией границы занимался боливийский инженер, так как речь шла о каучуке. Более того, правительство, должно быть, не очень торопилось с определением границы, пока отношения с Перу оставались натянутыми.
— Они могут даже вовсе отказаться от договора, — сказал мне консул. Им не нравится ваше присутствие здесь, и они будут стараться всячески вас очернить. Однако вам назначен новый прием, интересно, что из всего этого выйдет.
Прием был тягостным и изобиловал бурными объяснениями, но в конце концов было выделено 4000 боливиано на дорожные расходы и 6000 — на продовольствие. Было составлено соглашение, и мне тут же пришлось выложить десять боливиано на гербовые марки! Еще некоторое время потребовалось на то, чтобы собрать подписи чиновников министерства, необходимые для выдачи наличных.
Покончив с этим неприятным делом, я постарался помириться с ощетинившимися властями. Ла-Пас был полон трезвона о том, как гнусно обошлись британцы с правительственными чиновниками, и в дипломатических кругах посмеивались по этому поводу. Тем не менее, когда все осталось позади, мои попытки к примирению встретили горячий отклик, и, во всяком случае внешне, мир был восстановлен.
В то время в Ла-Пасе не было бань, а мыться в жестяной ванне на холоде представлялось сущей пыткой. Вас совершенно серьезно предупреждали, что купание в холодной воде на такой высоте грозит мгновенной остановкой сердца, и уж во всяком случае не чужестранцу было оспаривать это утверждение. Кроме того что погода стояла очень холодная, часто выпадал снег, так как был сезон дождей.
Министр колоний — колониями здесь назывались внутренние области страны — очень хотел знать, насколько удобно я устроился. Я ответил ему, что для полного блаженства мне не хватает только возможности искупаться. На это он мне заметил, что мои услуги слишком ценны, чтобы он мог позволить мне купаться на такой высоте, — испарение здесь настолько интенсивно, что купание вполне определенно приведет лишь к одному результату — воспалению легких.
Другой проблемой была вентиляция. В комнате, которую я занимал, не было окна, дверь же открывалась на галерею, окружавшую небольшой внутренний дворик. Всякий раз, как я оставлял дверь открытой, чтобы дать доступ свежему воздуху, первый же прохожий из самых лучших побуждений затворял ее. В одной из стен имелась другая дверь, она была застеклена и завешена потрепанной занавеской. Однажды ночью я решил открыть ее, что мне и удалось после того, как я справился с уймой болтов и гаек. Передо мной оказалось какое-то помещение. Я вошел в него со свечой и, к моему ужасу, увидел, что это другая спальня; на кровати, онемев от страха, сидела женщина и смотрела на меня. Каждую секунду ожидая, что ее оскорбленная скромность заявит о себе пронзительным криком, я извинился, насколько мне позволяли мои познания в испанском языке, который я учил по учебнику, и ретировался. Женщина так и не издала ни звука.
Проволочка была изрядной, но в конце концов я получил от правительства 1000 фунтов золотом и убедился, что вся процедура прошла куда как быстро по сравнению с временем, которое требуется, чтобы вытянуть самую незначительную сумму из британского казначейства.
Я чувствовал себя очень важным, получив во владение столько золота. Однако оплата стоимости мулов, продовольствия и счетов отеля быстро сократила эту сумму до 800 фунтов. С этим сокровищем, позвякивающим в переметных сумах, 4 июля 1906 года Чалмерс и я отправились через Альтиплано по направлению на Сорату и далее на Бени.
Мы пересекли холмистую равнину, по которой непрерывным потоком двигались в сопровождении индейцев-погонщиков вьючные животные: мулы, ослы и ламы, везшие зерно, каучук и помет лам на рынки Ла-Паса. В то время помет лам был здесь единственным видом топлива, и чужеземцам волей-неволей приходилось привыкать к единому привкусу, которым отличалась пища, изготовленная на таком огне.
Когда мы выступали, шел сильный снег, и я надел пончо, впервые обновив это свое приобретение. Пончо из шерсти ламы или альпаки — обычная одежда у индейцев-горцев. Оно служит водонепроницаемым плащом, пальто и одеялом, но составляет необходимую часть лишь мужского наряда, женщины никогда его не носят. Как защита от снега, ничто не может быть лучше. Однако мой мул был другого мнения. Свисавшие концы пончо хлопали на ветру, и не успел я осознать опасность, как мул, поддав задом, сбросил меня наземь. Тогда я подвязал углы пончо, чтобы они не трепались по ветру, и снова влез па мула.
Снег падал все гуще и гуще, и вскоре видимость сократилась до двадцати ярдов. Леденящий ветер стал забираться под пончо. Я решил снять его и надеть длинный макинтош. Как раз в тот момент, когда я высвобождал голову и руки из залубеневших складок пончо, проклятый мул снова поддал задом, и я опять растянулся во весь рост. Мул пустился наутек, а я остался лежать на земле, с холодеющим сердцем прислушиваясь к удаляющемуся звуку его копыт и замирающему позвякиванию золота в переметных сумах.