Так вот здесь, в стране каучука, расположенной вдоль рек Абунана и Акри, где сходятся Перу, Бразилия и Боливия, имеются весьма серьезные разногласия по поводу границ. Цены на каучук теперь фантастически высоки, и могут возникнуть серьезные междоусобицы, так как неизвестно, кому какая территория принадлежит.
— Одну минутку, — перебил я. Все это весьма интересно, но при чем тут я!
— Сейчас скажу, — засмеялся мой собеседник. Только прежде всего я хочу ввести вас в курс дела. Итак, страны, втянутые в пограничный конфликт, не согласны принять демаркацию, выполненную одной из заинтересованных сторон. Явилась необходимость прибегнуть к помощи страны, которая будет действовать без предубеждения. По этой причине правительство Боливии через своего дипломатического представителя в Лондоне попросило Королевское Географическое общество быть арбитром в споре и рекомендовать опытного армейского офицера для работы от имени Боливии. Так как вы окончили наш курс по демаркации границ с выдающимся успехом, я сразу же подумал о вас. Заинтересует вас это дело?
Что за вопрос! Это был случай, о котором я только мечтал, — шанс избавиться от монотонной жизни, какую вынужден вести артиллерийский офицер, состоящий на гарнизонной службе у себя на родине.
В военном министерстве мне часто говорили, что мне может подвернуться работа по демаркации границ, если я овладею этой специальностью. Вот почему я не пожалел сил и средств, чтобы стать топографом. Однако время шло, мои надежды не осуществлялись, и я уже начал сомневаться в данных мне обещаниях. А теперь с совершенно неожиданной стороны пришло предложение, которого я так ждал! Мое сердце бешено колотилось, когда я посмотрел на президента, но я сделал над собой усилие и принял спокойный вид.
— Конечно, это звучит заманчиво, — заметил я, — но хотелось бы сначала узнать обо всем этом немного побольше. Тут, по-видимому, будет не только топографическая работа.
— Вы правы. Особый интерес представят здесь исследования. Вести их, вероятно, будет трудно и даже опасно. Об этой части Боливии ничего не известно, за исключением того, что местные дикари пользуются прескверной репутацией. Об этой каучуковой стране рассказывают страшные вещи. Потом — риск подцепить какую-нибудь болезнь, их там хватает. Нет смысла рисовать вам ситуацию в розовых красках. Если не ошибаюсь, вы уже загорелись этим предложением! Я засмеялся.
— Ваша идея мне подходит, но все зависит от того, поддержит ли военное министерство мою кандидатуру?
— Я уже думал об этом, — ответил он. Вы можете встретиться с затруднениями, но Королевское Географическое общество поддержит вас, и я не сомневаюсь, что в конце концов они вас отпустят. Ведь по существу дела это прекрасный случай поднять престиж британской армии в Южной Америке.
Понятно, я принял это предложение. Романтика испанских и португальских завоеваний в Южной Америке, тайна ее диких, неисследованных пространств представляли для меня неотразимый соблазн. Конечно, следовало считаться с женой и сыном, да к тому же мы ожидали еще ребенка, но само провидение остановило на мне свой выбор, поэтому я и не мог ответить иначе.
— Меня бы удивило, если бы вы отказались, — сказал председатель общества. Сейчас же сажусь писать рекомендательное письмо.
Одно за другим начали возникать неожиданные затруднения, и я уже стал беспокоиться, отпустят ли меня со службы. В конце концов все устроилось, и я оставил остров Спайк в надежде, что в непродолжительном времени моя жена и дети смогут соединиться со мной в Ла-Пасе. В мае 1906 года с молодым помощником по имени Чалмерс мы сели на флагманский корабль северогерманского Ллойда «Кайзер Вильгельм Великий» и отплыли в Нью-Йорк.
Наш корабль по тем временам был последним словом роскоши; такое путешествие мало чем прельщало меня, и я скучал, безразлично взирая на пресыщенных пассажиров, толпящихся на палубах. На нашу долю выпали и бури, и туман, и мы едва не столкнулись с плавающим айсбергом, который был замечен только тогда, когда избежать его было почти невозможно. У нас взорвался паровой котел, и мы несколько часов качались на волнах разбушевавшегося океана. Но все это произошло за какую-то неделю, и вскоре мы прибыли в Нью-Йорк. Тут только я по-настоящему узнал, что такое напористость и суматоха.
Меня, привыкшего к бесстрастной сдержанности английского характера и величавой, полной чувства собственного достоинства манере Востока, Америка поначалу поразила. Нам не разрешили выйти за район доков, и поэтому моими главными впечатлениями были шум, рекламы и сонмища репортеров. Скорость уличного движения, суетящиеся в гавани буксиры, тянущие и подталкивающие несметное множество железнодорожных паромов и лихтеров, непрекращающийся гам действовали мне на нервы. Но все это искупалось поистине удивительным, единственным в своем роде силуэтом города на фоне неба, зеленью острова Говернорс-Айленд.
На Нью-Йорк нам удалось взглянуть лишь краешком глаза. В тот же вечер мы пересели на пароход «Панама», и статуя Свободы потонула за кормой. «Панама» — прямая противоположность плавучему дворцу, который мы покинули, — была грязной казенной посудиной, битком набитой «золотокопателями», направлявшимися к Панамскому перешейку. Служащие, авантюристы, головорезы и изображающие собой таковых, старые негодяи с лицами, словно печеные яблоки, заполонили каждый фут свободного пространства, и, когда мы прогуливались по палубе, нам то и дело приходилось увиливать от отвратительных струй табачной жвачки. Основным занятием этой публики были выпивка и азартные игры; шум, который она производила, мешал мне изучать испанскую грамматику. Тут были старожилы из Клондайка, бродяги из Техаса, мексиканские бандиты, спекулянты железнодорожными акциями с кучей поддельных рекомендаций, несколько проституток и только что окончившие колледж молодые люди, пустившиеся в свою первую авантюру.
Они все были хороши на свой лад, и каждый играл свою роль, как бы мала она ни была, в сооружении Панамского канала — этого шедевра инженерного искусства. Все, что мы видели, Чалмерсу и мне служило полезным введением в сферу жизни, о которой до сего времени мы не имели ни малейшего представления, и в этом процессе познания наша английская сдержанность была сильно поколеблена.
В порту Кристобаль, известном в те дни под названием Аспинваль, суда швартовались у длинного мола, далеко выдающегося в залив Лимон. За доками находился город Колон, в то время более замкнутый, чем сейчас, но в остальном тот же самый. В нем было множество индийских лавочек древностей и уйма трактиров. И в основном он состоял из узких улиц, где пьяный гогот и бренчание на пианино свидетельствовали о том, что он недаром слывет первым по числу публичных домов среди всех городов мира, равных ему по величине. Всюду пестрели объявления с призывом зайти и выпить. Всюду были матросы во всех стадиях опьянения. Заплетающейся походкой они перебирались из кабака в кабак, из борделя в бордель. На углах улиц вспыхивали и угасали ссоры; тут и там толпы зевак собирались вокруг дерущихся; в боковой улочке проститутка, визжа, осыпала проклятьями perro muerto, как здесь называют клиента, который уходит, не заплатив. Никаких попыток навести порядок не предпринималось — панамская полиция знала, что лучше и не пытаться это делать.
Параллельно набережной шла линия Панамской железной дороги, и суетливые маневровые паровозы почти безостановочно сновали взад-вперед, монотонно звеня колоколами. Время от времени с окраины доносился протяжный мелодичный свисток, предвещавший появление товарного или пассажирского поезда, идущего через перешеек. Он легко вкатывал на станцию и останавливался, стуча воздушным компрессором и мягко вздыхая отпущенными тормозами.
Мы покинули мол в двухместной коляске, на козлах которой сидел сонливый ямаец. Нас подбросило при переезде через железнодорожные пути, и мы бодро направились по окраине Колона к станции. В это время дня в городе было сравнительно тихо, если не считать оживления на станции, приглушенного звяканья стаканов да иной раз проклятий или взрывов смеха, доносившихся из салунов. Днем слишком жарко, чтобы чем-нибудь заниматься, можно только бездельничать да спать; лишь после заката солнца город просыпается. Он весь день отдыхает и всю ночь танцует, подобно светлякам в аду Чагресских лесов.
