– Наплевать мне на это. Очевидцы видели меня с пистолетом в руке, стрелявшим по этому проклятому грузовику. Никто не может сказать, что я кому-то продался.

– В Чикаго много чего говорят.

– Да в гробу я их всех видел! Он улыбнулся сочувственно:

– Что касается этих чернокожих, свидетелей происшедшего, то «Пит-Двухстволка» сейчас с ними работает. Он, думаю, кое-что разузнает. Эй, ты выглядишь паршиво. Почему бы тебе не отправиться домой и не выспаться?

Я вздохнул:

– Неплохая идея. – И я отправился к себе в офис, в то время как Друри присоединился к своему «приятелю» Джейку, сидевшему в автомобиле без опознавательных знаков.

Я бы с удовольствием воспользовался советом Друри и завалился бы спать в своей теплой постели в «Мориссоне». Но у меня еще оставались дела. Мне нужно было совершить поездку в Нортвест-Сайд. Повидать того парня, чей карабин дал осечку.

Глава 6

Было около полуночи, когда я добрался до Польского квартала около Уикер-Парка, где жил Билл Тендлар. Выехав на своем голубом «бьюике» на Милуоки-стрит, я затем свернул на узкую, грязную улицу, в конце которой возвышался огромный католический собор. Господь имел в этом районе роскошную резиденцию, чего нельзя было сказать о тех, кто обитал в двух-трехэтажных обветшалых, скособочившихся домах, которыми была застроена улица.

Я припарковал машину у обочины, среди переполненных мусорных баков, и вышел на тротуар. Вокруг не было ни души, легкий свежий ветерок ласково дул в лицо. Но мрачный вид обшарпанных, выкрашенных серой краской зданий мгновенно рассеял мои приятные ощущения. Я был в недоумении. Я платил своим сотрудникам неплохие деньги. Да, с жильем в городе было туговато, но Тендлар мог себе позволить иметь жилище получше. Не шикарное, но получше этого. Дом был погружен во мрак, лишь на третьем этаже светилось одно окно; оно было задернуто зелеными шторами, и свет пробивался через оставленные в них щели. Это была комната Тендлара. К обшарпанной двери подъезда вели ветхие деревянные ступени с проржавевшими, покосившимися перилами. Дверь была не заперта. Лестничная клетка освещалась единственной тусклой лампочкой, вмонтированной в позеленевшую от времени медную оправу, которая с помощью деревянного штатива крепилась к стене. Подобный осветительный прибор можно было бы продать в других районах города в качестве антиквариата. Я подошел к ряду почтовых ящиков, висевших на стене, и нашел инициалы Тендлара на ящике с номером 3-А.

Ступени лестницы, ведущей на второй этаж, скрывались в темноте, «О'кей», – подумал я про себя, сжимая в руке резиновую дубинку; под плечом у меня висел пистолет.

Я поднялся на третий этаж, также слабо освещенный, подошел к выкрашенной в серый цвет двери под номером 3-А и стукнул один раз.

Луи Сапперстейн впустил меня внутрь, приветствовав легкой улыбкой. Рукава его белой рубахи были закатаны, а красно-голубой в полоску галстук чуть ослаблен; на лице выступили капельки пота; рубаха под мышками взмокла. Очки сползли на кончик носа.

– Я уже начал беспокоиться, – сказал Луи вполголоса, закрывая за мной дверь.

– Гузик прислал за мной, – ответил я. – Мне пришлось отправиться в Английский ресторан для дружеской беседы.

– Черт возьми, не хотел бы я оказаться там. Достойное завершение твоих сегодняшних приключений. Чего хочет этот маленький монстр?

Я рассказал ему обо всем, в том числе и о том, как Друри прихватил Гузика с собой. А также о заклинившем карабине, который как ни в чем не бывало начал стрелять, когда полицейские решили его проверить.

– Что ты думаешь по этому поводу – они «поработали» над этой штуковиной? – спросил Луи.

– Думаю, да. Без их «помощи» здесь не обошлось. Кому-то очень хочется вывалять меня в грязи.

– Я не думаю, что у них что-нибудь выйдет.

– Посмотрим. Как у тебя дела? Луи пожал плечами:

– Поначалу я с ним поговорил по-дружески. Когда я пришел, он лежал в постели. У него сильная простуда.

– Я знаю. Это не мешало ему выходить на работу. Сегодня первый день, когда он не вышел.

– Все так. Мы с ним потолковали немного. Потом я как раз позвонил твоей девушке – из телефонной будки у подъезда. Потом я вернулся, и мы посидели у него на кухне, выпили пива. Затем я завел ему руки за спину и надел наручники. Ему это очень не понравилось, и он некоторое время шипел и плевался. Затем он поостыл и стал более приветливым.

– Хорошо, давай посмотрим, что он скажет своему боссу.

– Своему боссу, – фыркнул Луи. – Ты еще валялся в пеленках, когда я своей дубинкой охаживал уличное хулиганье.

– Возможно, и так, но Тендлар не тебе всучил этот дерьмовый карабин и не тебя отправил под пули.

– Хороший ответ.

Мы вошли в комнату. Тендлар, парень среднего роста, тридцати с лишним лет, сидел разутый в серой пижаме на деревянном стуле, который Сапперстейн поставил прямо посреди комнаты. Тендлар был немного похож на заключенного, привязанного к электрическому стулу. Его детское лицо выглядело нелепо в обрамлении густой черной щетины. У него были маленькие голубые глазки; сейчас они были налиты кровью.

– Геллер, – сказал Тендлар; его голос был охрипшим после многочасовой перепалки с Сапперстейном. – Ты думаешь, я продал тебя?

– Билл, – сказал я вежливо. – Ты ведь был полицейским. Почему же ты хочешь, чтобы я доверял тебе?

Я оглядел маленькую запущенную комнатенку. Здесь можно было бы сыграть в покер, если бы в игре участвовало не больше пяти человек. Застеленная коричневым пледом софа, покрытый коричневой материей стул, а также два стола на шатких ножках составляли всю мебель этого жилища. Под ногами у меня лежал видавший виды зеленый ковер с вконец истершимся ворсом. Маленький коридорчик вел в темную тесную кухню, где виднелся маленький стол; оттуда Сапперстейн взял стул, на котором сейчас сидел Тендлар.

– Хочешь пива, Нат? – спросил Сапперстейн.

– Разумеется, – ответил я.

– Он выпил три бутылки пива, – сказал Тендлар почти обиженно, – а мне не дал ни одной. Здесь очень душно.

Окно в комнате было открыто и задернуто зеленой шторой. Он был прав. Здесь было слишком душно. Я снял свой пиджак. Его глаза чуть расширились при виде висевшего у меня под мышкой пистолета. Тендлар знал, что я не часто его носил с собой.

– Сапперстейн – грубый человек, – сказал я со скрытой иронией, ослабляя галстук. – Я не представляю, как ты смог выдержать его пытки.

Затем, словно садист, я постучал дубинкой о свою ладонь. Тендлар отреагировал на этой кривой улыбкой.

– Меня этим не купишь, – сказал он. – Ты не из тех.

– Что значит «не из тех», Билл?

– Не из тех конов, которые пользуются резиновыми дубинками.

– Ты знаешь, Билл, я был и тем коном, и этим довольно долгое время. И за это время я усвоил для себя одну истину.

Тендлар сглотнул слюну и бодро улыбнулся:

– И какая же это истина, Геллер?

Я тоже улыбнулся:

– Никогда не знаешь, что можно ожидать от человека.

И я ударил его дубинкой наискось по левому плечу. Он взвыл, и это было довольно громко.

– А теперь, Билл, – сказал я, – если ты будешь поднимать шум, мне придется заткнуть тебе рот грязным носком. Не думаю, что тебе это понравится. Поэтому веди себя благоразумно. – И я снова нанес ему удар, теперь уже по другому плечу. – Так-то оно будет лучше. Мы не собираемся будить соседей – хотя, мне сдается, это не тот дом, куда часто заглядывают полицейские, даже если в этом есть необходимость.

Тендлар сидел на стуле, слезы текли у него по щекам; он беззвучно плакал.

Луи, который до этого был на кухне, подошел ко мне и протянул запотевшую бутылку пива. Я сделал два больших глотка.

– Как держится Билл? – спросил он.

– Не очень хорошо, – сказал я. – Я думаю, его никто раньше не кормил серебристым карасем[2].

– Ты мерзавец, Геллер, – сказал Тендлар.

– Ты знаешь, однажды двое копов из Восточного Чикаго накормили меня этой рыбкой. Я чуть не выплюнул свои кишки, а глаза у меня едва не выскочили из орбит. Три дня я ползал на карачках; мое тело было одним сплошным синяком.

вернуться

2

На полицейском жаргоне означает – бить резиновой дубинкой.