Вот бы заснять всю эту необычную картину при помощи телеобъектива! Кто поверит в то, что сейчас происходит перед нами?

Долго стая скворцов совершала сложные виражи, падения и взлеты во главе с черной вороной. И, что удивительнее всего, вся стая летала точно над рекой, не уклоняясь от нее в сторону, но на большой высоте, постепенно продвигаясь к западу по ее течению.

Вскоре стая птиц стала едва заметным облачком. Потом от нее отделилась слабо различимая черная точка, пошла кругами вниз. Командир полетов, удалой их зачинщик, устал и отправился отдыхать после столь длительного развлечения. Игра птиц закончилась. Стайка скворцов тоже снизилась, исчезла на фоне далеких синих гор. В это время подошел и паром. Пора было на него грузиться…

Как уже было сказано, скворцы — насекомоядные птицы, хотя иногда пробавляются спелыми плодами, ягодами. Но вот однажды я был свидетелем необычной скворчиной трапезы.

Прервав долгий и утомительный путь и собираясь готовить обед, мы съехали с асфальтированного шоссе к небольшой речке. С ее берега со своеобразным гортанным криком снялись потревоженные утки-атайки. Над водой летали сверкающие изящным оперением щурки, проносились озабоченные скворцы. Здесь, в обрывистых берегах, птицы устроили свои гнезда.

И вот я вижу: к маленькой протоке подлетает скворец, садится на бережок, склонив голову набок, смотрит на воду и вдруг бросается в реку. Едва окунувшись, выскакивает обратно. Бросок оказался удачным: в клюве птицы затрепетала маленькая рыбка.

Я поразился! Ну чем не заправский зимородок! Уж не видел ли он, как охотится этот рыболов, и не стал ли он ему подражать? Не расставаясь с добычей, скворец пробегает несколько шагов по бережку, поднимается в воздух, трепещет над водой. Он, видимо, не прочь снова нырнуть за другой рыбкой. Но что делать с той, которая в клюве, она не кузнечик, не кобылка или медведка, которых можно захватить сразу несколько штук. Птица снова садится на бережок, как будто раздумывает, потом улетает к обрыву и исчезает в одной из норок.

Никогда я не слышал о том, что скворец может заниматься рыболовным промыслом. Сейчас в пустыне мало насекомых. Научились же скворцы в городе добывать себе пропитание в мусорных ящиках. Почему бы и здесь не освоить рыбную ловлю!..

Наступает осень, и скворцы покидают родную сторону. По сухой и желтой пустыне ветер гонит перекати-поле, и мы, подумывая о предстоящем ночлеге, сворачиваем к горам, рассчитывая найти там уютное место для бивака.

Едва мы остановились в ущелье, как над головой что-то сильно зашумело. Собака вздрогнула и помчалась за холм. Но никто не заметил, что случилось.

Солнце опустилось за горы, в ущелье легла глубокая тень, и только скалистые вершины долго краснели от потухающей зорьки.

Рано утром тот же резкий и непродолжительный шум снова раздался над биваком. А потом еще и еще. На этот раз я увидел, в чем дело: над ущельем, будто по заранее проложенному маршруту, без единого крика, деловито и поспешно пролетали небольшие стайки скворцов. Они держали путь строго на юг, очевидно, покидая свою родную сторону.

Быть может, это одна и та же стайка совершала забавный и непонятный круговой полет над горами? Но стайки были разными по количеству ее участников: и малыми и большими.

Долго, почти до полудня, летели скворцы, около двадцати стаек промчались над ущельем. К вечеру небо захмурило, поползли тучи, потянуло сыростью, холодом. Ночью несколько раз принимался накрапывать дождик. Утро было неприветливое, серое. Мы быстро собрались и поехали вниз к реке Или. Несколько стаек скворцов обогнали нас, несколько других пересекли дорогу: они летели из других ущелий. Вскоре по радио мы услышали, что на севере Казахстана сильно похолодало, пошли дожди со снегом.

Не напрасно скворцы так дружно отправились в дальнее путешествие!

СПУТНИКИ ЧЕЛОВЕКА

На зиму промерз сад дачного участка, вся жизнь затаилась почками, семенами, росточками, яичками, личинками и куколками насекомых. Лишь по вечерам появляются вечные спутники человека — воробьи и, завидев меня, напуганные, шарахаются в стороны. Отвыкли за зиму! Рано утром они улетают в сторону города и там промышляют на помойках.

Воробьи двух видов — полевые и домовые — не обращают внимания друг на друга и не враждуют между собой. Полевой воробей ярче, красивее, с шоколадно-коричневой шапочкой, белым ошейником и черным горлом. У самочек черное горло и белый ошейничек меньше, окраска не столь ярка. Домовой воробей окрашен скромнее полевого. У самца шапочка менее нарядна, белого ошейника нет, на горле не черное пятно, а всего лишь полосочка. Самочка же совсем серенькая, с охристой или беловатой полоской над каждым глазом.

За зиму наша стайка воробьев уменьшилась. Я не обмолвился и «нашей» стайку назвал не случайно: всю зиму в моем домике ночевали эти шумные и деятельные птицы. Наверное, часть из них погибла, другие остались в городе или расселились по другим местам. Среди серой братии полевых воробьишек появились совсем черные, вымазанные сажей и прокопченные дымным воздухом города. Наверное, каждый год воробьи-горожане уходят жить в поле, поселяются на дачах. Мы, люди, тоже скрываемся из города. Наступила весна, и я заметил: когда воробьям приходит пора заботиться о потомстве, очень оживленные и крикливые самочки начинают пищать, как птенчики, и трепетать полураскрывшимися крылышками. Наверное, объясняют друг другу, что кончились зима и кочевки, пришла весна и вместе с нею пора заботы о потомстве. Что может быть сильнее родительских чувств! Подобное же поведение я наблюдал у ласточки, и, возможно, оно широко распространено среди мелких птиц.

Зимою голодающие дачные кошки, оставленные на произвол судьбы своими легкомысленными хозяевами, приучились охотиться за воробьями. Сегодня я был свидетелем необычного происшествия. На участке соседа, на опавших с деревьев и подсохших от теплых весенних лучей солнца листьях, разлеглась кошка и стала как-то необычно кататься по земле. Ее странное поведение привлекло мое внимание.

Кошку мгновенно заметили сидевшие на дереве стайкой воробьи, а так как до кошки было метров тридцать, перелетели на другое дерево поближе и, склонив головки, замерли.

Кривляющаяся кошка и стайка воробьев, молчаливо наблюдавшая за нею, — такое я увидел впервые в жизни.

Вскоре воробьи один за другим с ветки на ветку стали спускаться ниже. Самый любопытный из них подскакал к кошке совсем близко. Сейчас ему достанется!

Мне бы посмотреть до конца представление. Но не выдержал предстоящего торжества обмана, спугнул коварного хищника. Кошка умчалась, а воробьи разлетелись во все стороны. Тем все и закончилось!

Потом два дня шли теплые дожди, почки набухли, зазеленела трава, и воробьи впервые умылись, стали чистенькие, красивые. Пока было холодно, они не принимали ванну. Самый черный воробей, «негритенок», как я его прозвал, потемневший от ночлегов в трубах городских домов, тоже посветлел, но все же не отмылся как следует. Уж очень был грязный.

Две трясогузочки крутятся на свежевскопанных грядках, выискивая толстые личинки хрущей, согнутых скобочкой гусениц бабочек-совок. Каждая находка обязательно сопровождается торжествующим писком: очевидно, для того, чтобы сообщить своей спутнице, что, мол, здесь есть добыча, надо продолжать охоту.

Копая грядки, я набрал десятка два личинок хрущей и сложил их в банку. Трясогузки заметили, подбежали к банке, стали в нее заглядывать, стучать клювиками по стеклу. А забраться в нее побоялись или не догадались. Пришлось высыпать личинки на землю. Какой тогда поднялся торжествующий писк! Птицы тоже умеют выражать свою радость. Воробьи все видели, все заметили. Забыли ссору со скворцами, набросились на личинки хрущей. Всем хватило добычи. Трясогузки же так насытились, что, усевшись на яблоньке, даже вздремнули. Никогда я не видал эту энергичную и непоседливую птицу такой сонной…

Сады разукрасились нежно-розовыми облаками цветов урюка. На деревьях сидят воробьи и — вот негодяи! — клюют прилетающих на цветы насекомых-опылителей.