Но численность черепах стала в последние годы падать. Повинны в этом длительная, длящаяся несколько лет подряд засуха и перевыпас.

Нелегко черепахам в тяжелые годы засух. Весна без дождей, земля голая, серая. Все съедобные растения давно обглоданы овцами. Чабаны угнали свои стада в другие места. Благоденствуют лишь ядовитые травы: сочный зеленый адраспан, эремурус, брунец да розовый горчак. Пылит дорога, и тянется за машиной белый хвост. Неприветливая пустыня, и негде в ней остановиться.

Но вот впереди маленькая ложбинка. Сюда, видимо, зимою наметало снег. Она особенно привлекательна.

Едва я вышел из машины, как мой фокстерьер, сменивший спаниеля после его гибели, нашел черепаху, потом другую, третью… и зарыдал диким голосом. Целое полчище черепах паслось на зеленой ложбинке. Сошлись сюда, голодные, на этот крохотный пятачок зеленой травки. Собака обезумела, не знает, что делать с таким изобилием добычи. Да и добыча такая, что ничего с нею не поделаешь: крепкая броня рассчитана так, чтобы ее ни лисица, ни волк, ни тем более собака не прокусили.

Пока я ходил и присматривался к земле, покрытой растениями, собака притащила целую кучу черепах под машину…

Однажды в разгар жаркого лета, подъезжая к берегу реки, резко выделявшемуся зеленым цветом на желтом фоне пустыни, я увидел черепаху. Как всегда неторопливая и медлительная, она не спеша спрятала свои ноги и голову под панцирь, порою выглядывая из-под него и высовывая наружу голову с подслеповатыми глазками. Встреча была необычной. Племя черепах уже давным-давно погрузилось в долгий сон на все лето, осень и зиму до будущей весны, а эта какая-то необычная нарушительница законов, принятых в черепашьем племени, разгуливает по свету. Впрочем, чему удивляться! Никогда не бывает в жизни все одинаковым, обязательно оказывается кто-либо не таким, как все, необычным, как и наша неожиданная незнакомка.

Черепаха поехала с нами и стала вроде как членом экспедиции.

Иногда черепахи встречаются в необычной обстановке. Как-то к вечеру мы увидели обширную межгорную равнину, свернули с дороги и, отъехав от нее порядочное расстояние, стали возле одинокого кургана готовиться к ночлегу. Солнце садилось за горизонт, закат был удивительно чистым, его золотистые тона переходили в нежно-зеленые, постепенно сливаясь с темной синевой неба. Справа, среди пологих гор хребта, виднелась одинокая гора со скалистой вершиной. Заходящие лучи солнца скользнули по камням и оставили на них красные блики.

Рано утром, наспех собравшись, я пошел к скалистой горе. Красные блики на камнях говорили о том, что скалы покрыты загаром пустыни. Такие скалы — подходящее место для древних наскальных изображений, поисками которых я занимался попутно, находя среди них рисунки животных, ранее обитавших в Средней Азии и ныне исчезнувших.

На вершине горы у высоких скал, образовавших подобие каменной ограды, собака, оставить которую на биваке было равносильно самому суровому наказанию, зарычала и стала усиленно царапать когтями по камням. Эти явно воинственные действия означали находку крупной добычи. Перепрыгивая с камня на камень, сдерживая учащенное дыхание, я поспешил к высоким скалам и увидел… двух черепах.

Как и зачем они забрались сюда по крутому каменистому склону, откуда у них проявилась такая страсть к скалолазанию — было непонятно. Да и зачем им сюда забираться, когда вокруг лежали просторы пологих холмов, покрытых весенней зеленой растительностью!

Впрочем, черепахи, и это я давно заметил, проявляют подчас удивительное упорство в преодолении всевозможных препятствий, не желая свернуть с ранее взятого направления и оказываясь в самых неподобающих для них местах.

На обширной солончаковой впадине Сорбулак вблизи города Алма-Аты, ныне затопленной сточными канализационными водами, я часто находил черепах, завязших в полужидкой грязи. Судя по следам, оставленным могучими ногами, черепахи попадали сюда с берега, направляясь куда-то по прямой линии и не желая сворачивать в сторону…

Несмотря на внешнюю неуклюжесть и кажущуюся несообразительность и тупость, иногда черепахи проявляют признаки примитивного ума. Как-то мы остановились среди зеленых холмов весенней пустыни. Как всегда, прежде всего из машины выскочил мой фокстерьер Кирюшка и помчался разыскивать всякую живность, за которой можно было бы погоняться, вскоре он устроил истерику возле ощетинившегося ежа. Потом нашел гадюку — сообразил все-таки: завывая, стал бегать вокруг нее на почтительном расстоянии в ожидании нашей помощи.

Гадюка оказалась с норовом. Она высоко подняла столбиком переднюю часть туловища и, раскачивая ею, стала грозить, прямо как настоящая кобра. Чтобы гадюка так себя вела, я никогда не видел.

Мне показалось, что здесь как будто нет черепах, и это меня обрадовало: наша собака будет спокойнее. Но ошибся. Вскоре вокруг бивака появились их неуклюжие фигуры.

Черепахи все как на подбор, небольшие, примерно пятилетнего возраста. В этой местности работники Зооцентра проводили несколько лет отлов безобидного животного, и всех больших черепах увезли.

Но почему мы не увидели черепах сразу? Наверное, заметив нашу машину, остановившуюся среди холмов цветущей пустыни, они, осознав опасность, затаились. Неужели это глупое и неповоротливое существо так быстро выработало столь отчетливую реакцию защиты от опасности?

Черепахи, взятые в плен нашей собакой, лежали под машиной, затаившись и не подавая признаков жизни: понимали, что находятся рядом с недругом. В таком положении они пробыли всю ночь.

На рассвете наш Кирюшка заскулил в палатке, разбудив всех прежде времени, окрики хозяина на него не действовали. Оказалось, через сетчатую дверь палатки он увидел, как его пленники, перевернувшись со спины на ноги, поспешно расползались в разные стороны…

Однажды проделки фокстерьера доставили нам беспокойство. В безлюдной и обширной пустыне Сарыесик-Атырау после трудного пути мы наконец стали на бивак возле большого бархана. Наступила тихая ночь. Со стороны сухого древнего русла реки Или раздались крики совки-сплюшки. Потом послышались крики сычика. Ночью сычик уселся на палатку и принялся выводить звонкую, немелодичную и даже, пожалуй, страшноватую песню. Всех разбудил. Едва мы уснули, как в палатке раздался громкий шорох, и кто-то стал грубо толкать меня в бок. От неожиданности я вздрогнул, насторожился. Под надувным матрасом копошился кто-то сильный и бесцеремонный. Под рукой я почувствовал что-то твердое, как камень. Поспешно зажег фонарь, поднял постель и увидел черепаху. Палатка еще с вечера была наглухо закрыта застежкой-молнией. Ну конечно, недоглядел, затащил Кирюшка очередную добычу и улегся с нею. Сейчас же он с невинным видом наблюдал за переполохом.

И еще одна встреча с черепахами.

В небольшом ущелье с маленьким ручейком вблизи реки Или, где я нашел скопление маленьких жабят, оказались и черепахи. Сейчас, в конце засушливой весны и начале знойного лета, в это ущелье с ручейком заползло немало черепах. Они нашли себе здесь привольное место. Когда я стал выбираться по очень крутому склону ущелья наверх — его правильнее было бы назвать оврагом, цепляясь за кустики растений, то с удивлением увидел, что вместе со мною ползут наверх и черепахи. Они, основательно напитавшись зеленью, теперь спешили в родную пустыню, чтобы там забраться в норы и предаться безмятежной спячке до следующей весны. Одна из них нашла себе нору недалеко от вершины оврага и почти в ней уже скрылась. Остаться в самом овраге черепахам было нельзя: весенние потоки могут завалить зимнее убежище слоем песка и щебня. Но откуда у них такая предусмотрительность!

Выбравшись наверх, я бросил прощальный взгляд на зеленую полоску растений, эту ниточку жизни в сухой пустыне. Заждавшийся у машины мой товарищ с таинственным видом повел меня в сторону и показал на ржавую трубу от железного камина. Полость трубы около полуметра длиной показалась черепахе норой. Она заползла в нее, преодолела ее всю, но застряла на самом выходе, задержанная погнутым концом. Выползти обратно задним ходом несчастное животное не смогло и погибло в безуспешных попытках освободиться от неожиданного плена. В это время из оврага появилась еще одна черепаха, и мой товарищ, проявляя инстинкт «царя» природы, схватил ее и поднял над головою.