Кровь черными сгустками запеклась на теле Мейнарда вокруг его ран жужжали мухи, которых отгонял мальчик оруженосец.
— А ну-ка отодвиньтесь, — велела Норма слугам Мейнарда, устанавливая корзинку со всем необходимым для врачевания рядом с раненым. Потом старая нянька перевела взгляд на Линни, ее привычные ко всему глаза потемнели. — Судя по всему, дело плохо, — прошептала она, словно опасаясь, что неприятную новость услышит лежавший без сознания Мейнард.
Взглянув на брата, Линни согласилась с Нормой. Дела Мейнарда и в самом деле обстояли не лучшим образом. Да что там, он едва дышал, хотя, по счастью, запекшаяся на ране корка и не позволила ему истечь окончательно. Увы, эту корку запекшейся крови предстояло смыть.
— Придержи его за ноги на тот случай, если он придет в себя и попытается пошевелиться, — приказала Линни, раздумывая над тем, как лучше обработать раны, не причинив лишнего вреда брату. Хотя врачевание явно бы ее призванием, со столь серьезным случаем ей не приходилось сталкиваться. — А ты, Фрайан, — обратилась она к оруженосцу, который следил за ее движениями круглыми от испуга глазами, — будешь поддерживать господина за голову. — Отдав эти распоряжения, Линни приступила вместе с Нормой к осмотру.
Правая рука Мейнарда была сломана, вид ее был устрашающий. Две кости предплечья прорвали кожу и торчали наружу, но все же эта рана непосредственно жизни Мейнарда не угрожала. Куда большее опасение у Линни вызвал сильный кровоподтек на лбу у брата, от которого один его глаз распух и закрылся. Линни знала, что ушиб головы — дело опасное и последствия его непредсказуемы. В этом случае оставалось только молиться и прикладывать холодное к пораженному участку головы.
Но вот взгляд Линни упал на разверстую рану в правом боку…
— Удар копьем. Пробил кольчугу и свалил его с коня, — коротко сообщил оруженосец. Губы мальчика тряслись, и было ясно, что внутренним взором он снова видит все подробности схватки.
Линни сжала зубы, стараясь отогнать пугающие картины, которые возникали в ее мозгу при этих словах, — звон оружия, крики воинов, ржание боевых коней. А потом — потоки крови и страшная, непереносимая боль. А потом смерть — услужливое воображение мигом нарисовало ей образ падавшего от ударов врага воина.
Линни, в сущности, никогда не любила брата, однако он храбро сражался, отстаивая интересы их семьи, а значит, и ее тоже. Она не хотела, не могла допустить даже мысли, что он умрет. Она не позволит ему этого!
Но ужас от возможного исхода борьбы брата со смертью уже закрался в тайники ее души, и она в отчаянии обернулась, ожидая поддержки от кого угодно — лишь бы не оставаться наедине со своими страхами. И тут поняла — только злость позволит ей снова стать хозяйкой своих чувств и продолжить врачевание.
— Кто это сделал? Кто изуродовал моего брата? Ты видел, как это случилось? Сможешь узнать того негодяя?
— Известное дело, видел. Собственными глазами. Это он сделал — я хочу сказать, новый лорд.
Линии подняла глаза, на мгновение оторвавшись от ужасной раны, которую она в тот момент обрабатывала. Новый лорд… Ну конечно же, Экстон де ла Мансе. Это значит, что тот самый меч, который болтался у его бедра, едва не убил ее брата Мейнарда! А теперь еще этот человек решил жениться на Беатрис. Нет, господь не допустит подобной несправедливости!
Линни устремила на оруженосца холодный взгляд, приковавший его к месту. Судя по всему, этот мальчишка уже начинал побаиваться человека, едва не убившего его господина.
— Настанет день, когда Мейнард оправится и отомстит за себя, — зловещим шепотом произнесла она, обращаясь к оруженосцу. Господь свидетель, она и сама с удовольствием отомстила бы за брата, если бы могла. — Он повергнет этого негодяя во прах!
— Прошу прощения, леди Беатрис, но этот человек обладает невероятной силой. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из мейденстонских рыцарей был в состоянии с ним справиться.
Если бы Мейнард в этот момент не пошевелился — Линни пыталась очистить его раны от запекшейся крови, — девушка, вполне вероятно, надрала бы оруженосцу уши. Да как он смеет восторгаться силой и сноровкой этого безжалостного чудовища?
Следующие несколько минут они молчали, занятые обработкой ран. Мейнард по-прежнему не приходил в себя хотя, судя по тому, что он непрестанно шевелился и дергался, вряд ли он был в глубоком обмороке. Норма, конюх, оруженосец крепко держали его, в то время как Линни очищала и осматривала раны. Настоем из пастушьей сумки обмыла ему бок, после чего смазала рану комбинацией мазей из ивовой коры и липового цвета и тщательно обмотал. ее чистым белым полотном. Зашивать рану Линни решила позже: сейчас главное было — все промыть и остановиить кровотечение.
Перевязав бок Мейнарда, Линни приступила к осмотр; ^ сломанной руки. Зрелище торчавших из раны обломки костей было настолько ужасным, что ей едва удалось подавить позыв к рвоте. Пока Норма промывала кожу разными отварами и настойками и очищала рану от обломков костей, Линни судорожно пыталась решить, как ей быть дальше.
О том, чтобы отнять изуродованную руку, не могло быть и речи — во-первых, она не сумела бы.этого сделать, даже если бы и хотела, ну а во-вторых, существовала вероятность, что кость срастется. В самом деле, бывают же чудеса на свете!
Линни упрямо выпятила подбородок, отогнав подступившие было сомнения.
— Норма и ты, Фрайан! Вы двое будете держать его за плечи. Если понадобится, хоть на голову ему сядьте, лишь бы он не двигался. А ты, конюх, тяни его руку за запястье — неважно, что он будет кричать как резаный. Не забудь — тяни руку, а я попытаюсь в это время правильно соединить концы поломанных костей.
Но одно дело сказать, и совсем другое — сделать. Как только они приступили, Мейнард завопил от боли. Он рвался из рук и выгибался дугой, отчаянно пытаясь подняться и покинуть это ложе пыток. Норма и Фрайан изо всех сил старались удержать его на тюфяке. От страха и напряжения у них текли слезы и капал пот со лба, конюх же, как распорядилась Линни, тянул руку Мейнарда на себя, произнося попеременно то слова молитвы, то ругательства.
Все внутри Линни противилось той чудовищной работе, которую она вынуждена была выполнять. Но, собравшись с духом, она упрямо делала свое дело, все глубже и глубже запуская пальцы в рану. Снова потекла кровь, и пальцы девушки стали скользкими, а оттого не слишком ловкими. Она уже довольно глубоко проникла в рану и понимала, что останавливаться нельзя: позволь она себе перерыв, и ничто на свете не заставит ее возобновить операцию. Только дело — пусть кровавое и страшное — удерживало ее от медленного соскальзывания в черный провал обморока.
Наконец ей удалось соединить сломанные кости, о чем свидетельствовал их тихий хруст. Она не то чтобы услышала этот хруст, а скорее почувствовала его. Когда на место встала одна кость, соединить концы другой оказалось куда проще При всем том она знала, что былая сила руки брата уже никогда не восстановится, поскольку часть кости выкрошилась и осколки пришлось удалить. «Но это все, что я могу сделать, — сказала себе Линии, — и вряд ли кому другому на моем месте удалось бы справиться с этим лучше».
Наконец она смогла перевести дух. Линни вдруг поняла, что Мейнард перестал вырываться и затих. Она слышала рыдания Фрайана, тяжелое дыхание, вырывавшееся из груди конюха, и слова молитвы, которую читала Норма. Мейнард же лежал неподвижно, словно труп.
— Он в глубоком обмороке, — сказала Норма, когда Линни подняла на нее испуганные глаза, — так что нам надо поторапливаться.
Как им удалось закончить эту работу, Линии после при (помнить уже не могла. Знала лишь, что Норма и конюх укладывали поврежденную конечность в лубок, в то время как она торопливо зашивала рану и обкладывала ее кусками полотна, намазанными целебной мазью. Потом она сняла по вязку с пропоротого бока и на одном дыхании зашила зияющую рану.
Все это время Мейнард оставался тихим и бесчувственным, как камень, и, хотя его дыхание было неровным и поверхностным, Линии с радостью осознавала, что он вс таки дышит. Под конец она снова перевязала Мейнард предварительно наложив на рану пропитанную целебна бальзамом чистую тряпочку.