Питер нахмурился. Уж если ему придется жениться, вернее, когда он надумает жениться, — а он ведь скоро станет рыцарем, имеющим замок и земли, и тогда понадобится наследник, а следовательно, женитьбы не избежать, — так он выберет себе в жены такую же благородную, утонченную женщину, какой всегда была его мать.

Стоило ему погрузиться в размышления по поводу непростого предмета, как ему на глаза попалась Линии, которая торопливым шагом направлялась через двор в сторону деревянных построек, где селилась замковая челядь. Питер уже слышал, что из кладовки ее выпустили. Возможно, молодая женщина направлялась на розыски отца, чтобы сообщить ему о предстоящих важных событиях.

Питер снова сдвинул брови. Похоже, что эта женщина не могла сидеть спокойно, а испытывала какой-то непонятный зуд, потребность противостоять окружающему миру. Хотя Линии, надо отдать ей должное, была чертовски красива, она, по мнению Питера, вела себя слишком смело и вызывающе. Ей следовало бы поучиться настоящим манерам у его матери. И не только манерам, но и тому, к примеру, как ухаживать за мужем и вести дом в соответствии с установленными правилами, которые требовалось соблюдать неукоснительно даже в том случае, если бы весь мир летел в тартарары.

Ветер смахнул будущему рыцарю на лоб прядь волос, которые мешали ему видеть. Когда Питер пригладил волосы рукой и снова заглянул во дворик, Линии уже скрылась в узком проходе сбоку от часовни. В течение нескольких недель она весьма убедительно играла роль жены Экстона. Теперь же все вокруг знали, что это был всего лишь жалкий фарс.

Питер сокрушенно покачал головой. Бедняга Экстон. Ему, должно быть, казалось, что он эту женщину уже укротил. Но неожиданно выяснилось, что его обвели вокруг пальца и ужасно унизили. А нынче ему предстоит все начинать сначала — со старшей сестрой.

Но теперь — дело другое. Этой новой сучке из семейства де Валькур и сам черт не поможет, если она будет хоть в чем-нибудь походить на свою строптивую сестрицу.

Глава двадцать первая

Генрих Плантагенет, герцог Нормандский, въехал в Мейденстон, сопровождаемый воистину королевскими почестями. Впрочем, он и в самом деле собирался в скором времени сделаться королем Англии, а также владыкой и сеньором прочих земель и владений, которые собрал под державной рукой Генрих 1, его дед. Мать молодого Генриха, Матильда, который уже год вела войну со своим кузеном Стефаном за наследие Генриха 1, но лишь блестящий полководческий талант ее девятнадцатилетнего сына и его умение проводить нужную политику позволили ей успешно завершить эту многолетнюю кровавую распрю. Юный Генри, как буря, пронесся по Англии, дошел до Лондона и подписал со Стефаном мир, закреплявший за ним владения английской короны. При этом, как отмечалось всеми, было пролито на удивление мало крови, что сообщало дополнительный блеск славе юного государя.

«Однако, — мрачно подумал Экстон, — здесь, в Мейденстоне, герцог был вовсе не прочь полюбоваться на кровопролитие». В присутствии Генри его сподвижники станут сражаться насмерть, чтобы добиться разрешения спорного дела, хотя герцогу ничего не стоило уладить его мирным путем. В этом был весь Генри. Он собирал вокруг себя могущественных сеньоров, но предпочитал, чтобы они враждовали друг с другом, а преданность хранили ему одному.

Экстон попытался взять себя в руки, чтобы с честью выдержать предстоявшее ему испытание. При сложившихся обстоятельствах ему было всего труднее вести себя в соответствии с нормами придворной жизни и развлекать беседой своего противника сэра Юстаса и свою будущую жену — Беатрис, имея при этом в виду, что за всем этим самый пристальным образом наблюдает Генрих.

Экстону хотелось свести счеты с сэром Юстасом как можно быстрее — без всяких светских формальностей и расспросов о здоровье его близких. Бросить ему вызов. Вступить с ним в бой и победить.

Генрих, однако, в жизни бы не позволил, чтобы такая игра в его присутствии велась по иным, нежели установленным им лично, правилам. А поскольку молодой герцог был сюзереном Экстона, его слово здесь являлось законом.

Экстон ждал появления герцога на ступенях, ведущих ко входу в большой зал. Когда же во дворе появился белоснежный жеребец Генри, Экстон спустился вниз, чтобы по приветствовать своего сюзерена.

— Добро пожаловать в Мейденстон, милорд, — сказал Экстон, принимая с видимым выражением покорное руку господина в свои ладони.

Генри окинул двор замка проницательным взглядом, от которого не могла укрыться ни одна мелочь.

— Мне всегда хотелось взглянуть на это благородное строение из хемпширского камня, которое оспаривают друг у друга два моих самых могущественных лорда и союзника.

Герцог пожал плечами и посмотрел на Экстона сверху вниз с высокого седла своего могучего боевого коня.

— Что и говорить, замок прочный, но и мрачный тоже. Ничего общего с лондонским Тауэром, где доживает свои дни Стефан, — добавил он с усмешкой, больше походившей на волчий оскал. ? Теперь же я хочу, чтобы ты проводил меня в пиршественный зал, поскольку я в дороге основательно проголодался.

Генри слез с коня. Следовавший за ним высокий рыцарь подъехал поближе и тоже слез с лошади.

— Привет тебе, де ла Маисе, — процедил он сквозь зубы, окидывая Экстона не слишком любезным взглядом и отвешивая ему короткий поклон.

— И тебе привет, де Монфор, — выдавил из себя ответное приветствие Экстон. Однако, прежде чем он успел отойти от своего противника, тот заговорил снова.

— По-моему, ты до сих пор еще незнаком с леди Беатрис де Валькур, моей невестой, — произнес он с непередаваемой иронией в голосе.

Экстон уже обратил внимание на стройную женскую фигурку, красовавшуюся в седле лошадки палевой масти и обряженную в золотистый плащ с капюшоном, закрывавший не только всадницу, но и круп животного. В этом своем наряде она напоминала мифическое существо — полуженщину-полулошадь. Впрочем, Экстон старался в ее сторону не смотреть. Хотя он и собирался ради этой женщины убить человека, ему — отчего он и сам не знал — видеть ее было неприятно.

Теперь же, вопреки своему желанию, он должен был познакомиться с ней поближе.

— Приблизься же, любовь моя, — сказал сэр Юстас и протянул женщине затянутую в перчатку руку. Паж подвел лошадь вместе с наездницей прямо к ступеням. Женщина сидела к Экстону боком, капюшон плаща скрывал ее лицо, и он видел только ее изящной формы ладонь, которой она опиралась на руку сэра Юстаса, помогавшего ей сойти с лошади. Но потом она на долю секунды повернула голову в его сторону, и Экстон опешил.

Он знал, что Беатрис и Линии — близнецы и чрезвычайно похожи друг на друга, но лицо старшей сестры поразило его до глубины души.

Потому что перед ним была Линни. Он знал, что этого не может быть и что на лошади сидит Беатрис, тем не менее не мог отделаться от мысли, что вместе с сэром Юстасом в Мейденстон приехала его непокорная бывшая жена. Его изумление было мгновенно подмечено герцогом Генри.

— Она на удивление хороша собой. Правда, Экстон? Чиста и невинна, словно ангел. Вот он, приз, ради которого вы с Юстасом сойдетесь в поединке. Да, но где же ее сестра? Я бы с радостью посмотрел на девицу, которой удалось обдурить одного из моих самых проницательных лордов.

Генри громко рассмеялся, и Экстону потребовалось все его самообладание, чтобы не ответить в том же тоне на оскорбительное замечание герцога. Тем не менее он сдержался и даже улыбнулся, глядя Генри прямо в глаза.

— Позволю себе высказать предположение, милорд, что даже тебе, с твоим орлиным зрением, будет крайне трудно отличить одну от другой.

Генри, в свою очередь, тоже одарил его проницательным взглядом.

— Есть, конечно, способ узнать наверняка, кто есть кто, не правда ли, Экстон? Все дело в девственности. Одна из сестер непорочна, а вторая своей чистоты лишилась. Кстати, где же оно, это странное существо, которое ради сестры принесло в жертву свою непорочность? Я склонен наградить ее за такую неслыханную преданность своему семейству, хотя выразилась эта преданность в весьма странном поступке.