А что было бы, узнай они, как я вела себя с Экстоном… Линни поежилась и почувствовала, как цепочка с рубинами впилась в ее нежную плоть.

— Ну? — Леди Хэрриет нетерпеливо постукивала концом своего посоха об пол. — Что скажешь? Или ты не смогла выторговать у своего мужа ничего лучше комнатушки священника? Стало быть, ты не ублажила его, как должно? А ведь я тебя этому учила…

— Бабушка, прошу тебя, — взмолилась Линни, оскорбленная ее словами до глубины души. Она даже не могла поднять глаз, чувствуя на себе любопытные взгляды челяди.

— Бедняга, — леди Хэрриет переключила свое внимание на Мейнарда, услышав его стоны. — Как ты себя чувствуешь?

— Я… Я умираю, — едва слышно прохрипел он и снова и застонал. Сквозь его плотно сжатые веки сочились слезы.

? ? самом деле? — Вопрос леди Хэрриет на этот раз был адресован Линни.

— Нет, по-моему, с ним ничего страшного не происходит, — ответила она, моля бога, чтобы ее слова оказались правдой. — Просто… просто его выздоровление затягивается.

— А что будет с его рукой?

Теперь спрашивал отец, и Линни позволила себе перевести взгляд на него. Для воина, смысл существования которого заключался в сражениях, потеря правой руки означала конец всем честолюбивым устремлениям, поэтому рыцари предпочитали смерть доле беспомощного калеки.

— Боюсь, что ему не придется взять в руку тяжелый меч, — сказала она извиняющимся тоном, поглядывая то на отца, то на брата. Хотя в увечье Мейнарда не было никакой ее вины, она тем не менее не могла избавиться от чувства ответственности за приключившееся с братом несчастье. Может быть, если бы она проявила побольше умения, укладывая его поломанные кости в лубок, рука Мейнарда имела бы в будущем способность действовать? К сожалениию было ясно, что и через десять лет рука брата не выпрямится, не станет сильной, как прежде.

Мейнард принял участие в своей последней битве и проиграл ее. И теперь делом чести Беатрис было найти себе достойного мужа, который смог бы вернуть де Валькурам замок Мейденстон. А долг Линни заключался в том, чтобы предоставить сестре необходимое для этого время. Необходимо продолжать игру с Экстоном — и по возможности, как можно дольше.

— Ах, с какой бы радостью я отправила этого человека прямиком в ад, — прошамкала леди Хэрриет. Она принялась из угла в угол ходить по комнате, распугивая своим грозным видом челядь.

Линни сделала слугам знак удалиться. Когда в маленьких покоях остались только представители семейства де Валькуров, она обратилась к бабке с вопросом:

??ак там Биатрис? Что с ней, где она? — Тут Линни в смущении замолчала и взглянула на Мейнарда. Хотя тот, казалось, забылся сном, ей не хотелось открывать тайны в его присутствии, поскольку он мог ненароком кое-что услышать, а потом в беспамятстве проговориться. — Скажи мне, что ты знаешь о… о ней?

Леди Хэрриет испытующе посмотрела на нее.

— Она в безопасности. Большего тебе знать не положено. Да будет тебе известно, что поиски достойного для Беатрис мужа уже ведутся. Но довольно об этом. Теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Итак, как прошла брачная ночь и он был с тобой груб. или, напротив, нежен?

— Я… Он… — Линни стала заикаться, а потом под грозным взором бабки смешалась окончательно.

Тем не менее она сделала отчаянную попытку начать снова, хотя ее лицо пылало от стыда.

— Я… — Тут она опять замолчала, встретившись с полными боли глазами отца.

— Выйди отсюда, Эдгар, — отрывисто приказала леди Хэрриет. — У нас разговор не для мужских ушей. — В этот момент протяжно застонал Мейнард, и старуха переменила решение. — Нет, лучше тебе, пожалуй, остаться. Побудь с раненым сыном, а мы с внучкой уединимся где-нибудь и посекретничаем. Ну, пойдем, что ли? — обратилась она к Линни, дергая ее за рукав.

Леди Хэрриет не нашла ничего лучше, как расположиться прямо в часовне, где на них со стен смотрели строгие лики Иисуса и Девы Марии.

— Ну, — сказала старуха, — поведай мне, что произошло между вами ночью. Чему ты от него, так сказать, научилась? И главное — какие у него слабости?

— У него… у него нет слабостей, — пробормотала Линни, не находя в себе сил, чтобы посмотреть старухе в лицо.

— Так что же? Был он с тобой жесток?

— Нет. Вернее, не все время, — Линни с трудом сглотнула, не зная, рассказывать ли бабке все до малейшей подробности.

— Он тебя бил? Делал больно?

В тоне старухи слышалось нечто Линни незнакомое. Неужели сочувствие? В это девушке верилось с трудом. Отвечать, однако, было нужно.

— Он не любит, когда ему противоречат. Не нравится, когда говорят «нет». Пока я во всем с ним соглашалась, он был довольно… снисходительным.

Старуха некоторое время взвешивала ее слова, потом у нее на лице появилась хитрая улыбка.

— Он хороший любовник? А то есть очень крупные, сильные мужчины, у которых — как бы это поточнее выразиться — не все соответствует росту…

Линни уставилась на старуху непонимающим взглядом. Неужели леди Хэрриет имеет в виду именно это?

Глаза у нее округлились. Неужели же бабке нужно знать и об этом?

— Он… у него… Он — большой, — заикаясь, произнесла она и залилась ярким румянцем.

— Ага! — удовлетворенно кивнула леди Хэрриет. — он получил удовольствие от общения с тобой? Ну… как сказать? Был ли он доволен? Проделывал ли он это с тобой один раз — или больше?

Линни не могла больше этого слушать. Она в негодовании вскочила на ноги и воскликнула:

? ? не могу об этом говорить. Это, наконец, непристойно.

Леди Хэрриет даже не шевельнулась.

— Твой брак в любом случае непристоен. Помни об этом. Кроме того, для нас важно, как он будет к тебе относиться — ведь это часть нашего плана. Итак, ему с тобой было хорошо?

— Да! — взорвалась криком Линни. — Было! Целых три раза!

«И мне, прости господи, тоже было хорошо». Золотые цепочки с рубинами жгли ей кожу, словно раскаленные, и ей в голову закралась безумная мысль, что бабка наверняка знает обо всем — в том числе и о цепочках, и о том, как при каких обстоятельствах Экстон прикреплял их к ее талии. Когда старуха в ответ разразилась хриплым смехом, Линни почувствовала, что от обиды и от стыда ее вот-вот стошнит.

— Три раза! Остается только удивляться, что он позволил тебе уйти от него в такую рань. Уж если он так к тебе проникся… Что, кстати, он сейчас поделывает?

Линни устала от бесконечного допроса и тупо смотрела на пол. «Неплохо было бы здесь подмести», — некстати подумалось ей.

— Когда я уходила, он оставался у себя…

— Понятно. А куда ты направишься отсюда?

— Назад к нему. — Голос ее прозвучал на удивление тихо. Каркающий смех старой леди снова огласил своды часовни, под которыми из уважения к святому месту отродясь не смеялись.

— Ну, так отправляйся к нему, не мешкая. Раздвинь перед ним ноги и заставь его позабыть обо всем на свете, кроме довольствия, до которых он, как я погляжу, большой охотник.

Затем смех старухи прекратился так же неожиданно, как и начался. Она ухватила своими костлявыми пальцами Линни за подбородок и посмотрела на нее в упор.

— Предоставь ему все, что он ни попросит, Линни. Но не забывай о нашем плане. Докажи, что ты не какая-нибудь пустышка, как мы все привыкли думать, что чего-то стоишь в этой жизни. Прояви себя с лучшей стороны перед своей семьей.

Старуха отпустила Линни на свободу и тяжело оперлась на клюку.

— Отправляйся к этому человеку и попытайся убедить его, что ты душой и телом принадлежишь ему, и только ему. Но не забывай при этом, кто ты есть на самом деле.

Линни не заставила себя упрашивать. На ослабевших ногах она двинулась к выходу из часовни и остановилась в дверях, чтобы определить, куда же ей идти. Муж ожидал ее в спальне, и ей следовало отправляться туда — хотя бы из одного чувства долга перед семьей. Но ей так хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями, и обдумать как следует, все драматические изменения, которые произошли а последние дни в ее жизни.